«Дайте им оружие, я им доверяю!» Рассказываем, откуда взялся термин «стокгольмский синдром» и что об этом явлении известно сейчас

17 февраля 2022 в 1645114020
«Зеркало»

Августовским утром 1973 года в здание банка Kreditbanken в центре Стокгольма зашел необычного вида человек - у него были темные очки, длинные волосы и густые усы, а с собой мужчина нес большую сумку. В операционном зале он достал из-под одежды автомат и, выпустив в потолок очередь, крикнул по-английски: «Вечеринка началась!» («The party has started!») Одного из прибежавших на звуки выстрелов полицейских необычный «клиент» ранил в руку, второго, угрожая оружием, усадил на стул и заставил петь песни. Через считанные минуты на месте происшествия были журналисты - совсем неподалеку в королевском дворце в эти дни умирал шведский монарх Густав VI Адольф, и, услышав об инциденте, все репортеры бросились к зданию банка. Так началась история одного из самых известных неудачных ограблений, которое транслировалось в прямом эфире по телевидению и дало миру термин «стокгольмский синдром». Рассказываем об этом явлении подробнее.

Ограбление на площади Норрмальмсторг

Неизвестным, наведавшимся в отделение банка на площади Норрмальмсторг, был 32-летний заключенный одной из местных тюрем Ян-Эрик Ульссон. Наказание в виде лишения свободы он получил за ряд незначительных преступлений, последним из которых стало проникновение в чужой дом. К преступникам, чьи злодеяния не были связаны с насилием, в Швеции в те годы относились поразительно гуманно - они даже могли покидать место заключения для прогулок по городу. Именно в таком «увольнении из тюрьмы» и был Ульссон в момент своего визита в банк, для которого он надел темные очки, парик и покрасил усы.

В операционном зале Kreditbanken в момент стрельбы находилось около 90 человек. Из их числа Ульссон выбрал трех сотрудниц банка, которых оставил в качестве заложниц, а остальным разрешил покинуть здание. Две из них - Кристин Энмарк и Элизабет Олдгрен - были очень молоды и дорабатывали в банке последние дни, готовясь продолжать карьеру в других местах. Старшая - 30-летняя мать двоих детей Бригитта Ландблат - в банке трудилась уже давно. Всех трех заложниц захватчик связал, после чего выдвинул властям свои требования. Их было несколько:

• 3 млн крон (около 700 тыс. долларов по курсу на тот момент) двумя равными частями в кронах и долларах наличными;
• пять пуленепробиваемых касок и бронежилетов, а также два пистолета с патронами к нему;
• быстрый автомобиль;
• доставить в банк человека, с которым он вместе отбывал наказание, - Кларка Улофссона.

Переговорщики для начала согласились лишь на последнее из требований - и Улофссона вскоре доставили в банк. Он был «медвежатником» (взломщиком сейфов), который сидел вместе с Ульссоном, но по более серьезному обвинению, и на «отгулы» из тюрьмы рассчитывать не мог (некоторые и вовсе утверждают, что план изначально разрабатывал именно Улофссон). Правительство дало разрешение на такой шаг в надежде, что «медвежатник» поможет договориться с захватчиком.

Итак, в банке в итоге оказались Ульссон и Улофссон, три заложницы, а также 25-летний сотрудник банка Свен Сефстрём, спрятавшийся в подвале во время стрельбы - его преступники обнаружили случайно и решили оставить в качестве заложника. Вскоре грабителей соединили с премьер-министром Швеции Улофом Пальме (в 1986 году он сам погибнет от рук убийцы) - Ульссон потребовал немедленно выполнить остальные условия, угрожая расстрелять заложников. В подтверждение своих слов он начал душить Кристин Энмарк, хрип которой слышал премьер-министр. Власти, в свою очередь, не спешили выполнять условия, решив потянуть время для разработки плана освобождения и имитируя приготовления к передаче потребованных предметов (к зданию банка, например, подогнали Ford Mustang).

На второй день захвата преступники вновь созвонились с премьер-министром - однако в этот раз разговор вели не они сами, а та самая Кристин Энмарк. Ее речь был наполнена критикой в адрес властей - она требовала немедленно выполнить все условия преступника, отказаться от попыток штурма и позволить заложникам покинуть банк вместе с захватчиками.

«Я разочарована в вас. Вы сидите и торгуетесь нашей жизнью. Дайте мне, Элизабет, Кларку и грабителю деньги и два пистолета, как они требуют, и мы уедем. Я этого хочу и я им доверяю. Организуйте это, и все будет закончено. Или приходите сюда и замените нас на себя. Пока и спасибо за вашу помощь!» - сказала она, и повесила трубку.

Понимая, что находиться в большом помещении операционного зала небезопасно, преступники на третий день захвата переместились в маленькое помещение в одном из хранилищ банка. Ложась спать, Ульссон сажал возле двери одну из заложниц, а под ногами у нее ставил взрывчатку. Таким образом, при попытке штурма был бы высок риск гибели этой заложницы или всех четверых, включая находившихся рядом.

Готовясь к освобождению заложников, полиция проделала в стене хранилища отверстие, однако Ульссон открыл по нему огонь. Опасаясь, что в комнату пустят газ-транквилизатор, он сделал для заложников петли и заставил их просунуть туда головы - если бы газ применили, был бы велик риск их самоповешения. Те, в свою очередь, кричали на полицейских, требуя отказаться от планов штурма.

К операции еще в самом начале решили привлечь психологов - некоторые из них утверждали, что, судя по всему, преступники не настроены радикально и не готовы пойти на убийство заложников. Тогда правоохранители решили рискнуть. На шестой день они все же пустили в помещение усыпляющий газ, в здание ринулась полиция. Через полчаса Ульссон и Улофссон сдались, их захватили, а заложников освободили - никто серьезно не пострадал.

Вот только реакция последних большинство наблюдателей удивила. Они не желали взаимодействовать с полицией, а о захватчиках отзывались исключительно положительно. Женщины говорили, что те были к ним внимательны и обращались хорошо, даже разрешили несколько раз позвонить домой. Одна из них повторяла историю о том, как Улофссон согрел ее своей курткой в одну из холодных ночей, другая - Бригитта Ландблат - благодарила за возможность перезвонить родственникам после неудачной попытки связаться с ними. В свою очередь, власти и полицию они критиковали за длительное бездействие. Такое поведение, по мнению значительной части общества, было странным, и позже получило название «стокгольмский синдром».

Его авторство часто приписывают одному из психологов, принимавших участие в операции и впоследствии общавшихся с жертвами, - Нильсу Бейероту. Он сформулировал и четыре главных признака явления, которое назвал «норрмальмсторгским синдромом» (впоследствии оно трансформировалось в стокгольмский синдромом):

• пленники начинают отождествлять себя с захватчиками;
• пленники пытаются добиться покровительства от захватчика, чтобы сохранить себе жизнь;
• пленники формируют негативное мнение о представителях власти или тех, кто пытается их освободить, из-за риска погибнуть после их действий;
• пленники после долгого времени в компании захватчиков проникаются к ним симпатией и пониманием.

Вообще же, механизм психологической защиты, который может лежать в основе стокгольмского синдрома, описала еще в 1936 году дочь Зигмунда Фрейда Анна - он получил название «идентификация с агрессором». Суть в том, что если человека не устраивает его положение из-за агрессии другого, он может сам попытаться встать на место агрессора.

Что касается развязки дела, то Ульссон получил 10 лет тюрьмы, Улофссон - 6,5, но затем был оправдан (в суде он строил линию защиты на том, что сговора с Ульссоном не было, а полиция сама привезла его на место преступления). Жертвы в суде отказывались давать показания против своих захватчиков, а, по некоторым сведениям, даже собирали деньги, чтобы нанять им адвокатов. Более того, бывшие заложницы навещали Улофссона в тюрьме, а с Кристин Энмарк они до сих пор дружат семьями.

Не только в Стокгольме

Похожие на шведский случаи затем нередко фиксировались в других странах.

Один их самых известных эпизодов произошел в США буквально через полгода после захвата банка в Стокгольме. Леворадикальная террористическая группировка Симбионистская армия освобождения (САО) похитила из студенческого городка 19-летнюю второкурсницу Калифорнийского университета Патрисию Херст, внучку американского миллиардера и медиамагната Уильяма Херста. Ее на два месяца заперли в шкафу одного из домов, насиловали, избивали и издевались. В то же время захватчики потребовали выкуп от семьи заложницы. Получив желаемое, они опубликовали аудиозапись, в которой Патрисия отказалась вернуться в семью и сообщила о своем присоединении к САО.

В течение следующего года она принимала участие в операциях группы: ограблении банков, обстрелах супермаркетов, захватах заложников, угоне автомобилей и производстве взрывчатки. В сентябре 1975-го ФБР организовало на САО облаву, во время которой арестовала и Херст. В суде она утверждала, что совершила все из-за боязни насилия со стороны захватчиков, а, получив 7 лет заключения, не оспаривала приговор. Однако общество встало на защиту девушки и добилось сначала сокращения, а затем и полной отмены приговора (окончательно обвинения были сняты в 2001-м).

В 1991 году Филипп Гарридо и его супруга Нэнси похитили по дороге в школу 11-летнюю Джейси Ли Дьюгард. Отчим девочки заметил это и пытался на велосипеде догнать похитителей, но ему это не удалось. В плену Джейси Ли пробыла невероятные 18 лет, постоянно подвергаясь насилию. В 14 девочка родила от Гарридо первую дочь, затем еще одну. У семьи Филиппа была своя небольшая типография, где похищенная работала, имея доступ к интернету и телефону. После ареста мучителя Джейси Ли пыталась помешать полиции: скрывала свое имя, выдумывала истории о происхождении детей, называя их своими сестрами, говорила что Филипп - хороший человек и ни в чем не виновен, требовала адвоката. После того как супруги Гарридо получили огромные сроки, их пленница забрала себе домашних животных из дома, где была в плену.

В 2001 году работавшая на издание Sunday Express британская журналистка Ивонн Ридли пыталась нелегально попасть в Афганистан через границу с Пакистаном и была захвачена в плен «Талибаном». Репортеру угрожала смертная казнь за возможное обвинение в шпионаже или пользование спутниковым телефоном. Однако через две недели исламисты освободили женщину, вернув ее в Пакистан. Ридли рассказала, что физически никак не пострадала и с ней обращались достойно. Позже она прочла Коран (как утверждала сама Ивонн, она пообещала сделать это талибам) и заявила, что это изменило ее жизнь. Книгу она назвала «Великой хартией вольностей для женщин» и сказала, что в заключении ей даже предоставили ключи от камеры, чтобы закрываться изнутри. После этого Ридли приняла ислам и стала выступать в медиа с критикой Запада и его ценностей, заявляла о возможной подготовке ее убийства израильскими спецслужбами для повышения поддержки войны в Афганистане. Журналистка устроилась работать на телеканал «Аль-Джазира», однако вскоре была уволена за «чрезмерно спорный стиль». Ридли оспорила это решение в суде и смогла отсудить у компании крупную сумму денег. Позже занималась съемками документального фильма об американском лагере Гуантанамо.

Что это за состояние и как его лечить?

На самом деле в названии «стокгольмский синдром» есть ловушка: термин «синдром», использующийся в медицине, обычно обозначает совокупность симптомов, объединенных общей причиной. Зачастую подобные наборы симптомов дают название заболеваниям. Яркие примеры - синдром Дауна или синдром приобретенного иммунодефицита человека (СПИД).

Однако в психологии термин «синдром» используется в гораздо более широком смысле и далеко не всегда связаны с какой-то болезнью. Соответственно, им могут называть некоторые проявления человеческой психики или ментальных состояний в различных ситуациях. Именно это произошло со стокгольмским синдромом - подобного термина нет ни в одной классификации психических расстройств. Соответственно, нет и такого диагноза или методов лечения этого проявлений. Еще больше усложняет восприятие термина то, что обыватели также зачастую используют его в очень широком смысле. Например, стокгольмским синдромом нередко называют замалчивание проблем жертвами семейного насилия или согласие работников с жесткими методами руководства в компании.

В то же время отмечается, что сами события, связанные со стокгольмским синдромом (захват заложников или похищение людей), могут вызывать серьезные психологические проблемы: депрессию, тревожность или посттравматическое стрессовое расстройство. Для каждого из них методы лечения есть.

Современные исследования в большинстве своем склонны считать поведение людей, подпадающее под характеристики стокгольмского синдрома, всего лишь одним из вариантов нормального состояния человека, оказавшегося в экстремальной ситуации. Перед лицом опасности многим кажется логичным попытаться максимально сотрудничать с захватчиком, чтобы снизить риск быть убитым из-за вспышки гнева или неподчинения. В то же время действия освободителей, которые не нравятся преступнику, могут восприниматься как угроза. Иногда подобное поведение может быть неосознанным, так как в основе этого явления лежит инстинкт выживания. Жертвы находятся в принудительной зависимости и интерпретируют редкие или небольшие акты доброты в ужасных условиях как хорошее обращение. Они часто становятся сверхбдительными к потребностям и требованиям своих похитителей, создавая психологическую связь между счастьем похитителей и их собственным.

Отметим также, что распространенной саму проблему назвать нельзя - согласно данным информационной системы ФБР по ситуациям с заложниками и забаррикадировавшимися лицами (HOBAS), у 92% жертв инцидентов с захватом заложников не было вообще никаких проявлений стокгольмского синдрома.