«Даже ночью можем прийти». Уехавший из Беларуси правозащитник рассказал, как политзаключенных прессуют после освобождения

6 августа 2023 в 1691304300
«Зеркало»

Освободившийся две недели назад из заключения правозащитник Леонид Судаленко покинул Беларусь. Руководитель гомельского отделения правозащитного центра «Весна» был задержан в январе 2021 года и провел за решеткой 2,5 года. В интервью сайту «Весны» он объяснил, почему принял такое решение. Приводим фрагмент его монолога.

- После освобождения я, как и требовали эти правила, в течение трех дней должен был стать в милиции на учет. И когда я пришел туда, стал на учет, опять же эти отпечатки пальцев, опять же эти процедуры… У меня менее тяжкое уголовное преступление, по которому я был осужден, поэтому в течение двух лет снимается судимость. И в течение этих двух лет я должен еженедельно в 11 часов ходить в милицию, Советский РОВД города Гомеля по месту жительства, на такие профилактические беседы.

Хоть у меня такое преступление, не тяжелое, но ведь вы знаете, что моя статья подпадает под экстремистскую «народную» статью - 342. И, кроме того, моя же фамилия в этих базах экстремистов, которую правительство утвердило. И, конечно, меня не оставляли в покое, потому что кроме того, что я один раз сходил в воскресенье (после освобождения) туда в РОВД, там показали фильм о «наркоманах» в актовом зале, собрали где-то около 40 человек, отметили, что я появился. И когда я становился на учет, предупредили: если я не приду, то должен пояснить, и если у меня не будет какой-то причины, заслуживающей доверия (например, заболел), тогда это будет нарушение, должны составить протокол административный, как они сказали, до 100 базовых величин штраф или 15 суток ареста. И вот такое в течение двух лет. И такая вот перспектива у меня вырисовывалась.

Кроме того, они приходили ко мне к дому, просто включали видеорегистратор, знакомили меня под личную подпись, что, например, первого августа в 11.45 я находился дома. Я им говорю: «Что это, домашняя химия, что ли? Я отбыл наказание, у меня есть справка об освобождении, что это и зачем?» Они говорят: «Ходили и будем ходить, даже ночью можем прийти». Кроме того, если я выезжаю на более чем три дня из города, то я должен разрешения спросить у них, так как это тоже нарушение. Одним словом, обложили вот так, и в таких условиях - я еще ничего не делаю, а уж вот столько ограничений у меня, такая вот дискриминация.

Я в воскресенье посмотрел у них это их кино, а вечером они опять ко мне приходят - опять же под регистратор это все. И там, где я был (в колонии. - Прим.), каждый день более чем по десять раз проверки - я же носил, как и другие политические, желтую бирку: профилактический учет. А когда такая звучала команда: «профучет восьмого отряда построение» - надо было в «локалку» спуститься, построиться, приходит милиционер и под видеорегистратор опять же всех перечисляет… И здесь (на свободе. - Прим.) опять же такие ограничения.

На чем они базированы? Я понимаю, что защиты нет, суда нет - даже я, юрист, правовед, и я не смогу сам себя защитить. Вот эти ограничения - они завтра на меня составят один протокол, другой, обложат этими крупными штрафами, и потом я невыездной буду - и что делать? Я пробил себя по этой базе милицейской и увидел, что у меня не было никаких денежных заимствований перед государством, штрафов неуплаченных - выезд мне был разрешен. Это потом я уже узнал, что кроме этого официального списка существуют еще на границе и неофициальный, и что касается «экстремистов», то точно не пропускают через границу. И конечно, тем людям, которые оказали мне помощь, чтобы я уехал - это фонд BYSOL, - благодарю их. Ведь на самом деле, если бы я поехал прямо на границу, наверное, меня бы не пропустили, а наверное, и задержали, если бы они видели, что я уезжаю через такой официальный канал.

Тяжело далось мне решение о выезде, потому что у меня обыски за две недели до моего задержания прошли, и дома, и в офисе, и у меня было время 14 дней, чтобы уехать, и я тогда с гордо поднятой головой - еще другие были времена - говорил: «Пусть они уезжают, а я никуда не поеду». Тогда на самом деле я еще не испытывал всей мощи этих репрессий. <…>

У меня семья, жена, сын школьник, в девятый класс пойдет в сентябре - и трудно было принимать решение, потому что я не один, я с семьей, семья морально не готова ехать, и, конечно, я в такой ситуации сложной… Жена сказала: «Лучше я к тебе буду ездить в Вильнюс (куда уехал Леонид. - Прим.), чем в тюрьму в Витьбу (где находилась колония, в которой сидел Леонид. - Прим.)». Тем более, что если бы меня по-новому судили, то я был бы уже не в Витьбе, потому что Витьба - это общий режим, и такая более-менее лайтовая колония, как говорят, по сравнению с другими, хотя я в других местах не был. Но если уж по второму разу меня судили, это был бы уже строгий режим, и я бы, наверное, где-то уже бы в Оршу поехал, а это более сложные условия были бы.

И вот, исходя из всего этого и видя такое пристальное внимание к моей личности со стороны милиционеров, я все же принял решение уехать. Сам себе отвечаю и сам себя накручиваю, что я в командировке, и готов что-то делать, какую-нибудь общую работу выполнять, чтобы моя иностранная командировка - не только моя, а всех нас - как можно скорее закончилась, потому что я на самом деле не планирую всю свою оставшуюся жизнь провести в эмиграции. Я хочу вернуться к дому, на родину, все мое там.