Желание «решать вопросы» силой, ПТСР и равнодушие. Как белорусские добровольцы возвращаются к мирной жизни

24 февраля 2024 в 1708804020
Михаил Полозняков, «Медиазона. Беларусь»

Белорусского добровольца не брали на работу, потому что его участие в войне - «плохой просчет рисков». Зубр не мог спать и выпал из жизни, потому что «не успевал» за обществом. Проблемы с документами, деньгами, работой, разрушенные связи с близкими и «сбитые ориентиры» добра и зла - «Медиазона» поговорила с белорусскими добровольцами и врачом из реабилитационного центра, чтобы понять, через что проходят ветераны, пытающиеся вернуться к мирной жизни.

«Один из белорусов, потеряв ногу, сказал, что только тогда вышел из депрессии и увидел смысл жизни»

Белорусский доброволец Константин воевал в Украине с 2022 года, после ранения переехал в Польшу. По его словам, выплат после ранения он не получил - командование части полгода с ними «мурыжило», а потом «забило». Уже в Польше случилось осложение травмы: бывший военный обратился в частную клинику - доктора сказали, что ранение «неоперабельно и еще пару лет будет болеть, но угрозы здоровью нет».

Несмотря на то, что помощь от государства Константин не получил, ему и другим раненым помогают побратимы - и «это самое ценное».

Выплаты раненые могут получить после прохождения военной врачебной комиссии. Но ее заседание назначают только после лечения, которое может длиться несколько месяцев. В это время зарплату военному могут не платить, если он выведен за штат. Еще один белорусский доброволец рассказал «Медиазоне», что во время лечения он получал зарплату 40 тысяч гривен (950 евро).

Врач-невролог Христина, которая работала в реабилитационном центре для военных, отмечает, что в Украине не хватает докторов: кто-то выгорел, кто-то выпивает.

«Яны шмат што напрацавалі з 14-га года, але, нажаль, зараз гэтага недастаткова. Я не хачу, каб гэта гучала абразліва, як камень у гарод лекараў - хай хтосьці папрацуе у такіх умовах другі год, і паглядзім, як ён будзе спраўляцца. Я проста хачу канстатаваць той факт, што лекараў не хапае, і не можа хапаць фізічна».

Белорусский доброволец Зубр, который служит в Украине с 2015 года, говорит, что главные проблемы после ранений - стыд за них или «испорченную внешность», а также распад семьи. От некоторых отворачиваются близкие, потому что человек становится «неудобным». Если травма не лишает дееспособности и есть деньги на жизнь, пережить ранение легче.

«Это как в машине: механику проще устранить, чем электронику, потому что там полная замена, а заменить мозг нельзя. Один из белорусов, потеряв ногу, сказал, что только тогда вышел из депрессии и увидел смысл жизни. Уже не Афганистан - есть государственная программа, нет тех проблем, что ты как Капитан Крюк, бл*», - рассказывает Зубр.

ПТСР - через 3 месяца

Зубр вспоминает, что в молодости сторонился афганцев, потому что думал, что они «алкоголики и сумасшедшие».

«Теперь я понимаю, что это люди, которым нужна была социальная поддержка. Человек участвовал в боевых действиях, выполнял свой долг, стал брошенным - а потом дети ему конфеты приносят?»

О психологических проблемах также говорит Христина: человек оказывается в состоянии острой травмы, если с ним произошли или он увидел события, которые не может выдержать его нервная система. Реакция может проявляться по-разному.

«Хтось замірае, хтось бяжыць-крычыць. А пасля, звычайна, ёсць такі светлы прамежак, быццам бы ўсё добра - пакуль псіхіка пытаецца ўсё ўладкаваць. Потым праз 3−6 месяцаў пачынаецца тое, што завецца посттраўматычным сіндромам. Раней чым праз 3 месяцы яго не бывае. Так псіхіка функцыянуе, гэта нармальна для чалавека».

Чтобы белорусский боец вернулся к жизни после участия в войне, ему нужно пройти несколько этапов. Христина определяет пять:

• переключение психики бойца с жизни в боевых условий на обычные - это проще сделать через работу с психологом;
• обновление связей, которые разорвала война, налаживание общения с семьей;
• легализация;
• здоровье - в армии о здоровье бойца заботится часть, после увольнения боец остается с травмами один на один;
• поиск работы.

Отказали в работе, потому что «добровольно пошел на войну»

Константин называет условия легализации в Украине простыми, понятными и неприятными. Если до войны у бойца не было украинского ВНЖ, после увольнения из ВСУ ему нужно будет покинуть Украину. Получить ВНЖ после службы возможно на основании работы или международной защиты, но процедура очень затянута, а в некоторых случаях бывшим добровольцам понадобилось «поднять шум в СМИ и выйти на депутатов».

В Польше Константин не смог открыть ИП (с гуманитарной визой или гумВНЖ это сделать нельзя), что затруднило поиск работы: некоторые айтишные компании отказывают, если невозможно оформить сотрудничество через ИП. Устроиться на стройку или в такси боец не мог - из-за ранения его левая рука не сгибается.

Поначалу доброволец пытался устроиться на работу с пунктом в резюме «служба в ЗСУ» - дело принципа. Украинские компании отказывали: первая сказала, что не нанимает бывших военных, другая фирма не брала белорусов из-за «политики компании». Еще одни наниматели предположили, что коллегам-украинцам будет некомфортно работать с добровольцем, потому что «он воевал, а они выехали». В следующей айти-компании ответили, что раз он «добровольно пошел на войну, то значит, что он не умеет просчитывать риски». По мнению начальства, это было несовместимо с менеджерской позицией.

Приятель - белорусский предприниматель - посоветовал Константину убрать службу из резюме, чтобы «у бухгалтерии не было вопросов».

«Запихнул гордость куда подальше, убрал службу, все равно не взяли из-за гуманитарной визы», - говорит доброволец.

После правок в резюме его начали звать на собеседования, но закончились деньги, и Константин пошел работать на производство. График - 6 дней в неделю, до работы - 1,5 часа на автобусе. Это время боец посвящал изучению английского.

На работе он столкнулся с украинцами, которым «пох*р на войну, у них свои дела». В день, когда к нему нему приехали «накуренные в хлам украинцы», он узнал о гибели белорусских добровольцев в Бахмуте, среди которых был Мирослав Лозовский.

«Послал этих украинцев на х*р и выгнал из ангара, они че-то бубнели про белорусов-п**арасов».

В итоге получить предложение от крупной международной корпорации оказалось проще, чем от украинцев или белорусов, - вопросов не возникло ни к службе, ни к уровню польского и английского языков.

«Не трэба быць вялікім псіхолагам, каб разумець, што чалавек траўмаваны»

Когда в 2021 году Зубр уволился из ВСУ, ему понадобилось полгода, чтобы лечение психики подействовало. Препараты дали эффект на третий-четвертый месяц, а до этого его поддерживали близкие люди.

«Это как замкнутый круг. Изначально у тебя пропадает сон, потому что нет физической активности. Если психологически подавлен, ты не можешь физически заниматься. Из-за этого сбивается график, и ты не можешь функционировать в одном темпе с обществом, потому что ночь не спишь, потом день спишь, потом у тебя разбито. Потом ты куда-то не вышел, потому что не выспался».

По словам Христины, есть два типа вернувшихся с войны: те, кто охотно рассказывают про случившееся и таким образом пробуют пройти «терапию», и те, кто отмалчивается.

«Не трэба іх дапытвацца: "Ну раскажы, ну як там яно было, ну што яно было". Бо прыйдзе час, яны самі змогуць гэта зрабіць. Не трэба быць вялікім псіхолагам, але трэба разумець, што чалавек траўмаваны, і па магчымасці тактоўна да яго ставіцца. Гэтага будзе, у прынцыпе, дастаткова. Такіх людзей ніколі не лішняе запытаць: "А дзе твая сям'я, а з кім ты жывеш, з кім ты кожны дзень бачышся, ці не сумна табе, ці не адчуваеш ты адзіноту, можа табе хацелася б кудысьці схадзіць, паразмаўляць, як ты адчуваеш сабе ў мірным жыцці, ці спраўляешся з побытавымі ці юрыдычнымі момантамі, кім ты працаваў да вайны, а ці не патрэбна табе дапамога з працай?"»

«Почему, бл**ь, его не застрелить?»

Одна из проблем, с которой столкнулся Зубр, это желание «решать вопросы» силой:

«Мы привыкли за годы войны в любой экстремальной ситуации - ты прибегаешь к оружию, к насилию, ты спасаешь свою жизнь. Это вырабатывается на системном уровне. Тяжело не загреметь сразу в тюрьму, не убить кого-то, потому что стресс можно словить где угодно: от бытовый ссоры с соседом, от конфликта с полицией или еще что-то. Очень тяжело понять, а почему, бл**ь, его сейчас не застрелить? Он меня бесит, он мне мешает, он враг».

Психологи, работающие с Зубром, называют это «состоянием боя». За время службы с 2015 года Зубр видел иностранцев, которые не отказываются от насилия - они продолжают участвовать в военных конфликтах.

«У меня один знакомый, когда мы с ним общались, ему было 50 лет, 30 из которых он участвует в боевых действиях. Есть частные военные компании, есть страны нестабильности, они просто находят для себя подходящие условия, в которых можно жить. Не все хотят в гражданскую жизнь возвращаться».

Зубр не уверен, что сможет во второй раз справиться с проблемой, с которой столкнулся после первого увольнения.

«За полномасштабную войну я очень многих потерял. И сейчас вернулись старые проблемы, которые были накоплены. Это как лечиться от алкоголизма, когда ты бухаешь, - не получится. Также и тут: лечиться от ПТСР, пока ты воюешь, нет возможности».

Бойцам должна помогать реабилитация после ранений, но на деле система так не работает. После ранения и лечения в госпитале у бойца есть 30 дней, которые он может потратить на реабилитацию. Много кто пользуется ими просто как отпуском, чтобы увидеть семью, с которой сложно встретиться из-за редких ротаций. В итоге боец возвращается в свое подразделение без реабилитации.

«Проверка, "справжні ты воїн" или нет, это вытерпеть, справиться со всеми проблемами самому»

Для Константина найденные в начале войны ориентиры перестали работать.

«Украинцы - хорошие? А украинцы, которые наводили ракеты на своих? А те, что свалили от войны в Польшу? А те, которые не берут на работу бывших военных? А белорусы, которым пох*р, - хорошие или плохие? А я - хороший или плохой? Если хороший, то почему сталкиваюсь с такими проблемами? Если плохой, то почему "Героям Слава"?» - задается он вопросами.

По его мнению, готовить к ресоциализации нужно не ветеранов, а общество, «которое делает вид, что проблемы не существует, а война "где-то там"».

Зубр советует подготовиться к уходу из армии, после которого перестанет приходить зарплата, а близкий круг, с которым ты годами жил вместе, разойдется - кто-то останется в армии, кто-то потеряется на гражданке.

«Будут тяжелые времена, и их надо преодолеть. Лучшее, что я могу посоветовать, это не бегать от врачей и найти подходящего - психиатра, психолога и круг людей, на которых можно положиться. Надо сделать выбор, как будешь жить дальше и понимать, что не всех можно вылечить. Тут тоже такой момент, что кто-то будет потерян в обществе, не все вернутся с войны».

Христина видит возвращение к мирной жизни тяжелым, но возможным.

«Калі кожны беларус у эміграцыі будзе ведаць, што побач з ім могуць быць тыя людзі, якія не проста ў 2020 годзе хадзілі на пратэсты. Калі кожны будзе разумець, у якім яны могуць быць стане, пра што з імі можна размаўляць, а пра што лепш не трэба. Разуменне гэтага будзе ім аблягчаць жыццё».

«Помощь с профессиональным становлением - самая важная и полезная помощь, которую может оказать общество. Нормальная работа с нормальной зарплатой поможет и с социализацией, и с остальными аспектами», - уверен Константин.

Для него большая проверка, «справжні ты воїн» или нет, это вытерпеть, справиться со всеми проблемами самому.

«Тут нужно принять тот факт, что нужно продолжать работать на победу и на собственное благополучие. И желательно ставить собственное благополучие на первое место, а победу на второе».