«Один из штурманов сказал, что мы в Беларуси». Начальник патрульной полиции Мариуполя рассказал об освобождении из российского плена

14 октября 2022 в 1665746520
«Зеркало»

Михаил Вершинин, начальник патрульной полиции Мариуполя и Донецкой области, провел в российском плену 123 дня, из них 60 в колонии в Еленовке и 63 в Донецком СИЗО. Его освободили в результате обмена 21 сентября в числе 215 военных, в том числе 108 бойцов полка «Азов». Вершинин в интервью «Суспільному» рассказал, как все происходило.

С первых дней полномасштабного российского вторжения Михаил Вершинин вместе с подчиненными спасал и помогал жителям Мариуполя, впоследствии держал оборону города вместе с защитниками «Азовстали». 21 мая по приказу руководства страны Вершинин вышел с завода с командным составом Мариупольского гарнизона и оказался в российском плену.

- Четкого понимания, что это обмен, не было. Лишь пазлы складывались, что это может быть обмен. Пришла комиссия, нас подняли, идентифицировали. У меня тогда «первый звонок прозвучал»: возможно, обмен, а возможно что-то произошло в геополитике и Россия делает более строгий подход к пленным, нас переводят куда-то в РФ, - вспоминает Вершинин свой последний день перед дорогой домой в Донецком СИЗО. - Утром получили завтрак, хлеб - его выдают ежедневно - и 80 граммов киселя. Я крошил хлеб в кисель. У меня была самодельная ложка из пластиковой бутылки. Как только я покрошил хлеб в этот кисель, съел ложку, как залетели в камеру. По правилам СИЗО, если открывается камера, все должны падать на пол. Назвали мою фамилию, я вышел.

В камеру, куда перевели Вершинина, привели командира батальона «Азов», разведчиков и других людей, которых, по мнению полицейского, Россия обменивать не должна, поэтому он был уверен, их ждет не обмен, а этап.

- Мы находились в этой камере долго, нас не кормили. Впоследствии начали вызывать по одному, снимать на мобильный телефон: «Представься. Как к тебе здесь относятся?» Отвечаешь: «Хорошо». «Бьют?». Говоришь: «Нет, конечно». «Кормят?» - «Да». «Сколько раз?» - «Трижды». «Достаточно?» - «Достаточно».

Пленников просили расписаться, что они не имеют претензий и раздали личные дела, где в графе «освобождается из СИЗО» не было указано, куда именно - этап или домой.

«Иностранец позади меня сильно кричал, у него была сломана нога, кто-то начал задыхаться»

Еще через час с мешками на головах стали выводить на улицу и усаживать в КаМАЗ.

- Замотали руки скотчем, один заматывал, а другой подсказывал: «Туже перетягивай!» Обмотали лицо скотчем сильно, поверх непрозрачного чего-то. Я залез в авто, посадили нас «по-сомалийски», это когда один садится и раздвигает ноги, а перед ним садится другой и завязанные руки забрасывает впереди сидящему на грудь. Таким образом нас посадили 48 человек. Среди нас были пленные иностранцы, они кричали от боли. Пока сажали, еще было терпимо, но когда поехали - трясло и зажимало ноги, кричали уже почти все.

Вершинин называет поездку в КаМАЗе каторгой, говорит, водитель постоянно специально резко тормозил и задние наваливались на впереди сидящих.

- Иностранец позади меня сильно кричал, он высокий, у него нога сломана была. Проявились «сердечники», кто-то начал задыхаться.

Сам он в дороге пытался медитировать, чтобы отключиться: «Это сложно, но важно не впадать в истерику или отчаяние. Это касается всех ситуаций - и еды, и физических испытаний. То, как человек умеет распоряжаться своими внутренними силами, может определять, выживет он или нет».

Во время очередной остановки стало слышно, как подлетает самолет.

- Мы не могли двигаться, все тело затекло. Автомобиль подъехал к самолету, нас начали выгружать. В кузов залез кто-то из русских, начали развязывать руки. Срезали мне этот скотч, я дополз до края кузова, он сказал опустить ноги, я думаю: «только бы не упасть». Спрыгнул и упал. Меня за шкирку подняли и стали надевать стяжки. Я понимаю, если стяжками мне еще перетянут руки, то хана, но не перетянули.

Через два часа полета самолет приземлился на дозаправку и смену экипажа.

- Одного из штурманов наш парень разговорил, тот ответил, что мы в Беларуси. Было утро, светало. Мы начали выходить (из самолета. - Прим. ред.), думаю, если грузовой автомобиль - это этап, если автобус - обмен. Меня ткнули головой в транспортное средство, я руками потрогал и понял, что это автобус. Когда посадили на сиденье, это была секунда счастья: ты сел на мягкое. Единственное, думал, как в этом автобусе потом будут ездить люди, у меня бельевые вши.

Вершинин говорит, что до момента перехода границы не верил, что все получится.

- Подъехал кто-то к автобусу, мужчина начал зачитывать фамилии с украинским акцентом. Называют мою, я подхожу. «Вершинин?» Говорю: «Да. А скажите, пожалуйста, что-нибудь на украинском». Он так тихо-тихо: «Слава Украине!» Я: «Героям слава!» У меня ком к горлу, но я еще в стяжках. Выхожу, а там еще двое сопровождающих. Они меня нахрапом: «Руки вперед, голову наклонил». Наклоняю голову, срезают этот скотч. Когда снимается обмотка, не могу сконцентрироваться, у меня правый глаз затек, левый был пережат слишком. Я иду в сторону Украины. В футболке мне холодно, кто-то из ребят дает куртку. Надеваю эту флиску, иду - и как раз то, о чем говорил. Вижу наших ребят, амуницию. Говорю: «Боже, как же я счастлив вас видеть». А он стоит, у него слезы на глазах.

Потом был звонок жене.

- Набрал, она меня не узнала. А я выстраивал этот наш разговор, как я буду ей говорить, что вышел. У нее как раз 18-го был день рождения, поэтому я сказал: «Добрый вечер». Она такая: «Добрый вечер». Говорю: «Тут у одной чудесной девушки 18 числа был день рождения, я расстроился, что не смог поздравить ее, поэтому решил сделать это сейчас. С днем ​​рождения!» Она немного подвисла. Говорю" «Это я, я вышел!» Слезы, сопли.

Михаил Вершинин сейчас проходит реабилитацию. В плену среди прочего он заработал воспаление лобных пазух, ему сделали операцию.