«Тело было в плохом состоянии, но отец узнал: „Я помню его улыбку“». Рассказ украинского военного, который разносит извещения о гибели
28 февраля 2024 в 1709135580
«Зеркало»
36-летний Николай Дробина был мобилизован в ВСУ в марте 2022-го. Его обязанностью долгое время было сообщать о гибели военных их семьям и помогать с оформлением документов. «Это был, наверное, самый трудный момент моей службы - когда мне сказали, чем буду заниматься», - признается Николай. Он рассказал, каково это - быть вестником смерти, где находит силы, чтобы поддержать родных погибших и самому вынести эту лавину горя.
Этот материал специально для hromadske подготовила платформа памяти «Мемориал», которая собирает истории украинцев - гражданских и военных, чьи жизни оборвала развязанная Россией война. Мы перепечатываем его с небольшими сокращениями.
«Самый трудный момент»
Повестку я получил сразу после начала полномасштабного вторжения. Уже в военкомате командир сообщил, что я и еще два офицера будем разносить уведомления о гибели военных их родным. Это был, наверное, самый трудный момент моей службы - когда мне сказали, чем буду заниматься.
Была просто паника: пришел домой, сорвался на жену, поругался с друзьями, целый день был злым. Жена Катя сказала: если у меня есть проблема, то всегда могу с ней поговорить. Именно разговор с ней помог мне успокоиться и принять страх перед будущей работой.
Суть моей работы такова: я передаю родственникам погибшего военное уведомление, затем вместе с ними еду в морг, где проводим опознание.
В детстве смерть ассоциировалась у меня с чернобривцами (бархатцами). Когда умерли бабушка и дедушка, гроб украшали этими цветами. Сегодня же для меня смерть пахнет сиренью. Она обильно растет у морга на улице Пекарской во Львове. Ненавижу сирень - этот цветок пахнет горем.
«Наконец-то начал забывать фамилии»
В течение дня могут быть три уведомления (о смерти), а может не быть ни одного неделями. Отлично помню каждое. Например, погибшего, чье тело находилось в морге в «дыре» - так называю временно оккупированные территории Донецкой области. Работники военкомата и родственники погибшего долго собирали документы и договаривались об обмене. Вернуть тело удалось только через два месяца: оно было в крайне плохом состоянии, но отец узнал.
«Я помню его улыбку», - сказал он.
Беседы с близкими военных отчетливо запечатлеваются в памяти. Я как психолог - стараюсь помочь людям и сам не сойти с ума. Мне стали сниться черные люди, потому что тела военных часто привозят обгоревшими.
Хуже всего для меня - увидеть в уведомлении знакомую фамилию. Помню, погиб мой знакомый с позывным Австриец. Его настоящего имени я не знал. У него остались отец, мать и неизлечимо больная девушка.
Ехали мы передавать уведомление и решили, что на обратном пути купим арбуз. Приехали, родителей дома не застали, пошли за арбузом, а он треснул в руках. Говорю - это плохой знак.
И тут в нашем семейном чате увидел сообщение от брата о гибели Австрийца. Спросил его имя и фамилию. Оказалось, что в моих руках на него похоронка. Приехали с родственниками в морг на опознание. У него был вырван кусок шеи, то есть почти мгновенная смерть.
Был случай, когда погибший, казалось, ездит со мной в машине. Это продолжалось два дня, как будто что-то его не отпускало. Отдал его родственникам пакет с личными вещами молодого человека, выдал свидетельство о смерти и другие документы. Однако все время слышал трупный запах в машине. Проветривал, протирал место, где лежали вещи погибшего.
Потом попал в небольшое ДТП, и пока перекладывал вещи в багажнике, мне позвонили. Оказалось, что ошиблись с номерами тел, перепутали визуально схожие между собой единицу и четверку, привезли не того погибшего.
Нам удалось все быстро исправить и похоронить военного с почестями. После этого запах в машине исчез. Возможно, я что-то выбросил из багажника автомобиля, а может, погибший что-то хотел мне сказать. Не знаю.
Мы на службе делим между собой уведомления. Если мы видим знакомые имена, то меняемся, я стараюсь избегать извещений для знакомых. Это слишком больно.
Когда погиб мой друг с позывным Тигр, я его забрал, сделал необходимые документы, проследил, чтобы ребята одели его в парадную форму. Однако на похороны пойти не смог, специально в тот день заступил в наряд.
«С каждым извещением оставляю кусок себя»
Мы - своеобразный мост между живыми и мертвыми. Очень часто родственники именно от нас узнают, что их близких уже нет. Нередко в соцсетях смотрю, знают ли уже родственники о смерти. Когда семья знает, это легче, потому что не мы принесем им эту весть.
Беру извещение, приезжаю по соответствующему адресу. Даже когда есть номер телефона, новость сообщаю лично. Сначала звоню в дверь соседям, чтобы расспросить о родственниках погибшего.
Часто приходится ждать других родственников, чтобы не оставлять человека с горькой вестью в одиночестве. Были случаи, когда мы приносили уведомление всем составом, например, матери о гибели единственного сына.
Хуже всего, когда дверь открывает маленький ребенок. Мама плачет, а малыш еще ничего не понимает, хочет играть. Я говорил с трехлетним мальчиком (моя дочь того же возраста), отвлекал его и себя. Сердце разрывается от того, что вынуждены переживать наши дети.
Случалось, что родственники погибшего военного со мной ругались. Известил женщину о смерти сына. Приехала ее сестра со словами: «Почему ты здесь, а он погиб?»
Пытаюсь не анализировать такие ситуации, не хочу их вспоминать. Кто-то напивается, кто-то употребляет антидепрессанты, я просто пытаюсь забыть.
С каждым извещением оставляю кусок себя. Появляются седые волосы, новые морщинки. Мы все по очереди берем выходные от уведомлений - даже если по дороге, даже если родственники уже знают, берем паузу на день. Иногда командир забирает все уведомления, а нас просит выполнить другую работу.
Я не делаю ничего хорошего, потому что несу весть о смерти. Когда люди открывают дверь, видят меня, сразу все понимают. Их глаза просто умоляют не говорить, но я именно для этого и пришел.
Бывает, что прийти на похороны некому. Так хоронили мариупольца, родители которого погибли раньше в родном городе. Случается, что родители павшего в оккупации. Некому приносить уведомления.
Смерть не выбирает, смерть сжирает все. Ей безразлично.
Бывают и родственники, которым тоже безразлично.
«О, так мне за погибшего выплатят деньги», - говорит мать.
«Брат пропал без вести? Садитесь, ребята, будете соточку?» - предлагает незнакомец.
От такой работы невозможно дистанцироваться. Иногда удивляюсь, как люди спокойно ходят по улицам. Боль утраты поделена на каждого в равных пропорциях, она касается всех украинцев. Потому что эти люди, что сейчас на фронте, воюют за нас всех. Непонимание этого вызывает у меня отвращение, и я начинаю отстраняться от таких людей.
Когда на войне много твоих родных и близких, невольно каждого мысленно уже похоронил. Бывает, звонят и говорят, что их родственники или друзья ранены. Я откровенно радуюсь, что кого-то ранили. Человек вышел из ада. Однако на его место придет кто-нибудь другой. И все начинается сначала.
«Ко всему привыкаешь, просто к плохому немного дольше»
С начала полномасштабной войны я не посмотрел ни одного фильма. Взял в руки книгу - прочитал девять страниц и отложил. Не могу сосредоточиться. У меня на телефоне примитивная игра - просто щелкать и не думать.
Стараюсь искать спасение в настроении, часто отвечаю шутками на серьезные вопросы. Многие коллеги поступают так же. Сарказм - это то, что не дает сойти с ума.
Иногда жалуюсь на работу своим близким. Но стараюсь не приносить ее домой.
Восстанавливаться и сохранять эмоциональную стойкость помогает жена. Пытается меня отвлечь от мыслей о службе, предлагает вместе приготовить ужин. Быт действительно помогает переключиться. Ну и, конечно, моя дочь.
В первые месяцы службы, когда приходил домой, сразу все свои вещи бросал в стиралку. Пытался с себя снять не только одежду, но и впечатление. А запах не забудется никогда, он со мной навсегда.
Просто живу в этом всем. Пытаюсь себе объяснять, что кому-то сейчас гораздо хуже - в окопе, болоте, холоде и под обстрелами. Ко всему привыкаешь, просто к плохому немного дольше. По-видимому, я уже смирился со своими обязанностями. Это как место шрама - когда-то было очень больно, а теперь кожа стала толстой.
Как-то ехал с дочерью погибшего военного, которая всю дорогу плакала.
«Извините, я слишком эмоциональна. Завидую вам, что умеете сохранять спокойствие», - говорит она мне.
Ответил, что это я завидую, поскольку она умеет плакать и, соответственно, может из себя выкинуть немного боли.
«Смешим Бога»
Смерть тебя либо выбрала, либо нет. Крепкий мужчина, находившийся в каске, бронежилете и другой соответствующей защите, находился в окопе, погиб от маленького осколка, попавшего в шею. Для него не могли найти гроб соответствующего размера, такой большой он был. А попавший под танковый обстрел парень остался жив.
Нас у мамы трое сыновей. Все сейчас на службе в ВСУ. Старший брат - механик, младший - разведчик. Он обычно находится там, где идут самые ожесточенные бои. Многие его собратья уже не вернутся в строй - кто-то погиб, кто-то сильно ранен. Братья делают то, что умеют лучше. Я - просто развожу смерть.
Бывает, что попадаю в пробку на дороге. В это время семья погибшего меня ждет у морга. Вокруг люди куда-то спешат, ссорятся, а я просто не понимаю, что происходит. Я не хочу туда ехать, я теперь вообще ненавижу машину, ненавижу быть за рулем. Однако должен ехать, ведь меня ждут.
Часто не хочу пускать родственников к телу погибшего. Говорю, там уже не он, запомните его живым. Осознание службы и того, что сейчас происходит, отложил на потом. Планирую залезть в работу и где-то ближе к старости поставить галочку, что отпустило.
У меня много погибших друзей и знакомых. Хочу помнить их живыми. Часто вижу на улицах родственников погибших и боюсь, что в памяти будут всплывать их изуродованные тела. Их потерю буду принимать и переживать потом, после победы. Шутим на службе, что все пойдем в самовольное оставление воинской части. Смешим Бога - строим планы…
Представьте: едете по дороге, и навстречу вам сотни машин. Помню мокрый асфальт, а не автомобили. Запомнил сирень, черный пакет, дверь, которая открывается со специфическим звуком, и опарышей, которые шевелятся на телах.
Я не хочу никого хоронить. Я бы с удовольствием разносил уведомления о рождении ребенка.