Вплоть до 2020 года вопрос люстрации среди белорусов почти широко не обсуждался, а сама такая политика у многих ассоциировалась с «охотой на ведьм». Даже после последних президентских выборов о ней говорили очень осторожно. Но развернувшиеся затем массовые репрессии, похоже, не оставляют демократическому движению особого выбора — в случае смены власти в Беларуси наверняка будет множество сторонников использования этой меры. Рассказываем, что такое люстрация, как она реализовывалась в странах Центральной Европы и как к ней в разные периоды относились белорусы.
За люстрацию — один БНФ
Латинское слово lustratio означало «очищение посредством жертвоприношения» (такой обряд проводился в Древнем Риме после переписей населения). Сейчас под этим словом понимаются законодательные ограничения, которые вводят для представителей прошлой государственной элиты. Реализация этой политики на практике — далеко не новое явление. Так поступали большевики после Октябрьской революции 1917 года, страны-победительницы, оккупировавшие Германию после краха Третьего рейха, французы после освобождения страны от нацистской оккупации. Люстрация проходила во многих странах Латинской Америки и Европы после падения местных авторитарных режимов.
Как отмечает ученый Александр Ларин, аргументы в поддержку люстрации как правило касаются трех аспектов: «Во-первых, быстрая и решительная „чистка“ государственного аппарата рассматривается как условие выживания молодой демократии и защиты нового строя от возможных дестабилизирующих действий старой номенклатуры. Во-вторых, крайне важным для нового режима является восстановление социальной справедливости в обществе, осуществление полной реабилитации жертв политических репрессий, что невозможно без привлечения к ответственности виновных лиц. Наконец, новое правительство остро нуждается в поддержке избирателей. Неспособность наказать преступления, совершенные прежним режимом, может стать причиной недоверия и цинизма в обществе».
В Беларуси и России (это важно, поскольку соседняя страна чрезвычайно сильно влияет на нас) никакой люстрации после 1991 года не было, да и быть не могло, поскольку у власти по сути осталась коммунистическая элита. Первым президентом России стал экс-первый секретарь московского горкома компартии, экс-кандидат в члены Политбюро Борис Ельцин, его многолетним премьером был бывший член ЦК КПСС Виктор Черномырдин, вторым президентом стал полковник КГБ СССР Владимир Путин — примеров можно привести множество.
Единственным законодательным документом, косвенно связанным с люстрацией, стал закон «О реабилитации жертв политических репрессий», принятый в России в октябре 1991 года. Он предусматривал возможность публикации в прессе сведений о работниках органов советских спецслужб, прокуратуры, судов, членов различных комиссий, «особых совещаний», «двоек», «троек», работников других органов, которые участвовали в политических репрессиях и были признаны виновными. Но этот закон был связан лишь со сталинской эпохой, а не с советским периодом в целом. Попытки демократических политиков (например, Галины Старовойтовой, убитой в 1998 году при невыясненных обстоятельствах) провести в РФ люстрацию заканчивались ничем.
Что касается Беларуси, то у нас никакой люстрации также не проводилось. В первые годы независимости у власти остался номенклатурный парламент и Совет Министров БССР, избранный и сформированный еще при Союзе. О необходимости люстрации говорили лишь представители Белорусского народного фронта. Но эти слова не встречали поддержки.
«У сваіх публікацыях апошняга часу [лідар БНФ Зянон Пазняк] мог бы не выказвацца пра пляны БНФ наконт люстрацыі — недапушчэньня былых камуністычных функцыянэраў да кіраўнічых пасадаў. Але ён не хацеў нічога ўтойваць і нікога ашукваць: ні ўласны электарат, ні тых самых функцыянэраў, і адкрыта выклаў усе свае карты. Вядома, тое было даволі рызыкоўна ў наскрозь камунізаваным грамадзтве, дзе гэткае мноства падлягае пад тую самую люстрацыю», — говорил в интервью 1994 года классик белорусской литературы Василь Быков (его слова приводил в своей книге «Дзевяноста чацвёрты» Сергей Наумчик).
К идеям Позняка не прислушались. Как кажется с дистанции в почти 30 лет — зря. Ведь после победы на первых президентских выборах Александра Лукашенко идея люстрации была окончательно похоронена. У власти во многом осталась коммунистическая номенклатура, правившая и во времена БССР. Например, Палату представителей (нижнюю палату белорусского парламента) вот уже много лет возглавляет Владимир Андрейченко, во второй половине 1980-х — первый секретарь Верхнедвинского райкома компартии. Но самое главное: советские идеи остались в повестке дня, советское репрессивное наследие не было осуждено, поэтому при благоприятной для властей возможности произошел возврат в прошлое.
Кейс Леха Валенсы
Один из наиболее последовательных примеров борьбы с авторитарным наследием имел место в бывшей Восточной Германии. Одним из аспектов люстрации там стал поиск людей, ответственных за гибель немцев, пытавшихся сбежать в ФРГ: всего в убийствах людей у Берлинской стены или соучастии в этом обвиняли более 275 человек. Большая часть из них получили условные сроки, но отдельные представители высшего руководства страны отсидели в тюрьме.
Но есть два нюанса. Диктатура Социалистической единой партии Германии так и не была осуждена. С другой стороны, никто из ее высших руководителей уже не сделал серьезную карьеру в единой стране. А в некоторых федеральных землях люди, связанные со спецслужбами ГДР, не могли претендовать на пост мэра. Важно и то, что объединение Германии все же осуществлялось на основе законодательства и ценностных подходов западной, «капиталистической» ФРГ. Поэтому для нас куда важнее примеры стран, самостоятельно решавшие вопросы своего прошлого после падения диктатур.
Один из таких примеров — Польша, ставшая одним из образцов достаточно массового, но при этом непоследовательного проведения люстрации. Как отмечали в своем совместном проекте «Медиазона» и Deutsche Welle, уже в 1992 году польский Сейм обязал министра внутренних дел предоставить в парламент архивную информацию о государственных служащих (на уровне правительств регионов), сенаторах и депутатах Сейма, а также судьях, прокурорах и адвокатах, которые во времена социалистической Польши были информаторами спецслужб либо сотрудничали с ними в любом другом виде.
Эта оперативность во многом объяснялась жесткими действиями силовиков в семидесятые и восьмидесятые, когда они боролись с протестным движением и профсоюзом «Солидарность», а также участвовали во введении военного положения в 1981-м. Тогда в Польше из-за действий силовиков погибли как минимум десятки людей.
В итоге в СМИ попал так называемый список Мацеревича (по фамилии тогдашнего главы МВД), в котором упоминались фамилии ответственных за репрессии в Польской народной республике. Этот документ спровоцировал политический кризис и отставку правительства. Оказалось, что многие известные политики из профсоюза «Солидарность», боровшегося с коммунистическими властями, якобы вплоть до падения режима сотрудничали со спецслужбами. Но список представлял собой лишь перечень имен без конкретных деталей. Поэтому вскоре Конституционный суд запретил принимать любые постановления на его основе.
Затем к власти в Польше — на уровне парламента и правительства — пришли бывшие коммунисты, уклонявшиеся от рассмотрения вопроса люстрации. В итоге соответствующий закон приняли лишь в 1997-м. Он затронул президента страны, депутатов, высших чиновников, руководителей системы образования, профессоров вузов, руководство госСМИ на центральном и региональном уровнях и работников других сфер.
По этому закону, любой кандидат на государственную должность, родившийся ранее 11 мая 1972 года (то есть достигший совершеннолетия еще в коммунистической Польше), должен был подавать в специальный люстрационный суд в Варшаве декларацию, содержащую информацию о своем сотрудничестве с органами госбезопасности в 1944—1990 годах. Если в декларацию включались недостоверные сведения, человек терял право на работу в госсекторе в течение следующих десяти лет. Если же кандидат добровольно признавался в сотрудничестве, то юридических последствий не было, кроме публикации данных в государственной газете. К 1999 году через процедуру прошли около 23 тысяч человек. По разным оценкам, около 2% всех деклараций были положительными — хотя точная статистика так и не была опубликована.
В 2006-м законодательство ужесточили. Это случилось по инициативе партии «Право и Справедливость» братьев Леха и Ярослава Качиньских, пришедших к власти. Раньше подозревавшиеся в сотрудничестве со спецслужбами могли рассчитывать на оправдательный приговор (в случае, если существовал какой-либо закон, обязывавший их контактировать с госбезопасностью), теперь это положение отменили. Кроме того, пройти люстрацию во второй раз заставили всех людей, подпадавших под действие прежнего закона.
Этот закон действует в Польше до сих пор, хотя статистика по нему не публикуется. А вот попытки распространить действие документа на журналистов частных СМИ, всех сотрудников университетов, тренеров в профессиональном спорте и другие сферы потерпели неудачу и не были реализованы.
Польский опыт выявил несколько проблем, которые возникают при проведении люстрации. Одна из них — очень узкая грань между фальсификацией материалов о сотрудничестве с госбезопасностью, согласием человека на контакты со спецслужбами ради галочки и реальной работой на силовиков. Наиболее известным примером стал «кейс Леха Валенсы» — лидера профсоюза «Солидарность», ставшего первым президентом Польши.
Еще в девяностые годы обсуждалось его возможное сотрудничество со спецслужбами. Но Валенса категорически отвергал такую возможность. Точку в многолетних дискуссиях поставили события 2016-го: у Марии Кищак, жены умершего за год до этого экс-главы МВД Польской народной республики, нашли документы, теоретически доказывающие сотрудничество лидера «Солидарности» со спецслужбами. Речь шла о специальных отчетах и доносах экс-президента страны, которые он готовил под псевдонимом Болек, а также расписка о получении им за это денег. В январе следующего, 2017-го, экспертиза подтвердила, что документы были подлинными, а значит, Валенса сотрудничал с госбезопасностью.
Историки так и не смогли найти подтверждений, что действия первого президента как-то навредили польскому освободительному движению. Сейчас сложно сказать, выдал ли он кого-нибудь. Пожалуй, можно говорить об ошибках юности либо о давлении со стороны спецслужб. Но вопросы и недоумение вызвало упорство, с которым Валенса отрицал эту информацию и сознательно лгал в девяностые и нулевые годы.
Люстрация после бархатной революции
В Чехословакии закат социалистической эпохи знаменовала бархатная революция. В ноябре 1989 года на массовые демонстрации в Праге вышли почти четверть миллиона человек. Уже в конце декабря президентом страны был избран диссидент Вацлав Гавел.
В 1991 году в стране приняли Закон о противоправности коммунистического режима. Под него подпадали государственные служащие (в том числе президент и депутаты парламента), высокопоставленные офицеры армии и полиции, сотрудники государственных медиа и менеджмент компаний, в которых государство владело контрольным пакетом акций или которые торговали оружием. Как отмечали в своем совместном проекте «Медиазона» и Deutsche Welle, люди, уже занимавшие эти должности или желавшие их занять, должны были предоставить два документа: люстрационный сертификат (выдаваемую архивную выписку из личного дела) и письменное заявление под присягой.
Если факты свидетельствовали о сотрудничестве с коммунистическими властями, человек не мог претендовать на должность или должен был ее покинуть. За указание недостоверной информации предусматривалось уголовное наказание (до четырех лет лишения свободы). При этом процесс проходил закрыто: публикация сертификатов не разрешалась без письменного разрешения люстрируемого, а незаконная публикация каралась заключением до трех лет.
После мирного «развода», когда страна разделилась на Чехию и Словакию, ситуация в них развивалась по-разному. Во второй из них от люстрации отказались полностью — к власти там пришли экс-коммунисты. В Чехии же действие закона стало бессрочным. По состоянию на 2009 год общее количество выданных люстрационных сертификатов достигло полумиллиона, около 2% из них подтверждали сотрудничество с коммунистическим режимом (то есть речь шла не более чем о 10 тысячах человек), хотя к этим цифрам есть вопросы. Ранее же, в начале 1990-х, в результате люстрации власти уволили примерно треть судей страны и более 63% прокуроров.
Тогда же, в начале 1990-х, Минобороны и МВД попытались сохранить секретность сведений о некоторых лицах, апеллируя целями национальной безопасности. Но Конституционный суд страны отказался идти им навстречу. По мнению суда, такой подход был нарушением принципа равенства прав человека.
В связи с чехословацким, а затем и чешским опытом обратим внимание на одну из трудностей люстрации, с которой наверняка придется столкнуться белорусам. О ней пишет ученый Александр Ларин. По его словам, «люстрационные законы фактически возлагают ответственность за действия, которые на момент их совершения не являлись противоправными, а нередко даже поощрялись государством. Запрет обратной силы закона и принцип nulla poena sine lege („нет наказания без закона“. — Прим. ред.) прямо предусмотрены конституциями большинства государств, принявших законы о люстрации». Согласно этим принципам, никто не может быть признан виновным в правонарушении, если на тот момент согласно внутригосударственному или международному праву деяние таковым не считалось.
Как отмечал Ларин, Конституционные суды Польши, Венгрии, Чехии, Словении и Словакии неоднократно фиксировали нарушение этого принципа. Естественно, это не станет проблемой для люстрирования белорусских судей или силовиков, явно нарушавших даже действовавшие на тот момент законы. Но может стать преградой при желании распространить ответственность на большее число людей.
Непроведенная люстрация — путь к авторитаризму
Примером того, как люстрацию не провели (точнее, провели с многочисленными оговорками и ограничениями), можно рассматривать Венгрию.
В социалистическом лагере эта страна была, возможно, самой демократической и открытой. За относительную (в сравнении с другими соцстранами) зажиточность венгров режим Яноша Кадара прозвали «гуляшным коммунизмом», за максимальные для «народной демократии» свободы — «самым веселым бараком соцлагеря». Переход Венгрии от режима «народной демократии» (так называли просоветские режимы Восточной Европы) к демократии настоящей оказался, кажется, самым плавным и безболезненным среди всех стран-сателлитов СССР.
Возможно, поэтому среди граждан Венгрии не было такого запроса на люстрацию, как в Польше и Чехии. Соответствующий закон в этой стране приняли лишь в 1994 году. Но практически сразу же после этого Конституционный суд признал его несоответствующим международным договорам. После долгих переговоров и дискуссий было решено, что рассмотрение материалов о фактах сотрудничества со спецслужбами возможно только в отношении узкого круга лиц, занимающих или претендующих на высокие государственные должности. Это президент, депутаты парламента и судьи. Если комитет в составе трех судей находил подтверждения сотрудничества с коммунистическим режимом, чиновник должен был подать в отставку в течение 30 дней. Если тот отказывался, комитет придавал огласке имеющиеся материалы — публиковал информацию в одной из газет. Никаких других последствий не было.
Сколько человек прошло через такую проверку, осталось неизвестным: никакие списки (в том числе и уволенных) в СМИ не просочились. В 2005-м действие закона прекратилось. Главное было сделано: прежняя элита осталась у власти, а общество относилось к этому лояльно. Как отмечали в своем совместном проекте «Медиазона» и Deutsche Welle, «сомнительное прошлое не мешает выиграть выборы и занять пост премьер-министра страны ни Дьюле Хорну (1994−1998), ни Петеру Медьеши (2002−2004). Хорн в 1956−57 годах был участником прокоммунистических парамилитаристских объединений (karhatalmista), которые проводили насильственные акции против участников протестов. Медьеши же, по собственному признанию, работал в контрразведке». Добавим, что директором Службы нацбезопасности Венгрии в нулевые годы был Шандор Лаборч, выпускник Высшей школы КГБ в Москве.
В итоге в Европейском союзе Венгрия оказалась, пожалуй, самой авторитарной страной. Государство в лице многолетнего премьера Виктора Орбана (занимал этот пост в 1998- 2002 годах, а с 2010-го вернулся во власть) изменило Конституцию страны. В ней в частности отдельно прописано определение семьи как союза мужчины и женщины, оппозиция же считает документ нарушающим демократические свободы. За годы правления Орбан не раз показывал стремление ущемить свободу прессы — к примеру, при нем была практически уничтожена медиаимперия его бывшего друга и соратника, а ныне противника венгерского премьера Лайоша Шимички.
В последнее время Венгрия блокирует принятие ЕС новых пакетов санкций против воюющей России и ее представителей, многие местные политики считают, что РФ не угрожает цивилизованному миру, и заявляют, что это «не наша война».
Люстрация в Беларуси — реальна или нет
Будет ли проведена люстрация в Беларуси? Очевидно, что это станет одним из центральных вопросов, который будет стоять перед обществом в случае смены власти в нашей стране.
«Мы сейчас расширяем этот кабинет, чтобы охватить каждую сферу деятельности, чтобы после переговоров была мягкая организация новых выборов, без повальных люстраций», — говорила в декабре 2020 года Светлана Тихановская.
«Гэта не значыць, што не будзе ніякага пакарання вінаватых — тыя, хто гвалцілі на Акрэсціна, будуць абавязкова пакараныя. Але тыя, хто не ўдзельнічалі наўпрост у злачынствах, яны маюць шанец сыйсці ад гэтай адказнасці. І ўсе тыя, хто зараз працуе на рэжым, але не бярэ ўдзел у злачынствах, не павінны падвяргацца люстрацыі аўтаматычна, гэта шкодны працэс, гэта не дапаможа Беларусі. І я думаю, што нашая мэта ў тым, каб на гэтым сканцэнтравацца — дапамагаць людзям унутры сістэмы яе змяняць», — отмечал в марте 2021 года ее советник Франак Вячорка.
В 2022-м Тихановская подчеркивала, что большинство госслужащих, которые честно выполняют свою работу, должны продолжать это делать, а вот «делами тех, кто совершал преступления, будут разбираться правоохранительные органы и суд».
Но события последних трех лет делают соучастниками преступлений все большее количество людей. Это делает люстрацию как минимум в судах и части правоохранительных структур практически неизбежной в случае смены власти. Ведь в противном случае надо признать законность и правомерность их действий, что прямо противоречит идеалам демократических сил. В то же время важно понимать, что осудить всех силовиков не смогли даже после краха нацистской Германии.
Но в целом со стороны несогласной с властями части общества существует откровенный запрос на люстрацию. Это логично, ведь наиболее решительные формы это явление приняло в странах, где активно сопротивлялись тоталитаризму или авторитаризму. В советское время такого массового сопротивления в Беларуси не было. А потому в обществе не было понимания в необходимости люстрации. Будущая же смена власти в Беларуси — когда она произойдет, другой вопрос — будет почти однозначно выстраданной.
А еще опыт европейских стран, где люстрация не была проведена или проведена весьма ограниченно (Венгрия, Болгария, Румыния и другие, не говоря уже о Беларуси и России), показывает, что они развивались гораздо медленнее, чем те, кто сумел реализовать эту политику (например, Польша и Чехия). Поэтому успех люстрации в Беларуси во многом повлияет на будущее развитие нашей страны.
Читайте также
