Двукратная участница Олимпийских игр, известная многоборка уехала из Беларуси в Германию летом 2021 года вместе с мужем, серебряным призером ОИ-2008 Андреем Кравченко по соображениям безопасности. Яна Максимова, подписавшая письмо против насилия и за честные выборы, в большом интервью «Зеркалу» рассказала, что для нее важнее спорта. А еще поделилась трудностями жизни за границей, вспоминала последние соревнования в Беларуси и поведала трагическую историю своего отца и дяди.
Тренировки, письма, немецкий
— Как ваши дела?
— Живу с семьей в Леверкузене. По-прежнему много тренируюсь. Мне помогает тренер по прыжкам в высоту из Германии, плюс готовлюсь сама: в тренажерном зале, дома и на улице. Да и тренировочные планы пишу самостоятельно. Чувствую, что нахожусь в хорошей форме. Но по-прежнему нет возможности выступать.
— Почему?
— Началась война, и с тех пор мало надежд, что свободных спортсменов из Беларуси, пострадавших от репрессий, допустят соревноваться под нейтральным флагом. Писали письма: в МОК, IAAF (Международная ассоциация легкоатлетических федераций). Никакого ответа — такое впечатление, что функционеров не волнуют наши заботы. Или они просто не знают что делать. Это расстраивает. В тех же прыжках в высоту была готова показать хороший результат.
— Сколько еще готовы ждать?
— Возможно, этим летом поменяется ситуация в мире. Хотелось бы выступить на своей третьей Олимпиаде… В любом случае очень люблю спорт, тренировки. Кайфую даже от чувства усталости. Но в жизни есть и другие вещи.
— Например?
— Учу немецкий язык. Только-только сдала экзамен на уровень A2. Занимаюсь три раза в неделю. Записалась на курсы по массажу. Ищу себя, открываю новые возможности. Дочка еще не ходит в сад, поэтому провожу с ней много времени.
Флаги, спорт, добро
— Если бы вам предложили выступать за гипотетическую сборную беженцев, что бы сказали?
— Согласилась бы. Беженцы, нейтральный статус — все равно. Соревноваться за себя — идеальный вариант. Но только не за сборную Беларуси под красно-зеленым флагом.
— А выходить бок о бок с белорусами под нейтральным флагом? МОК ведь начал дискуссию о подобном варианте.
— Надеюсь, до такого не дойдет. Я бы не допускала спортсменов, кто с начала войны выступал в Беларуси. Делать вид, что ничего не происходит, когда идет война… Это совсем не про спорт. Но в МОК, похоже, считают, что равнодушные атлеты ни при чем.
— Вас задевает, что провластные спортсмены, «молчуны», возможно, окажутся на Олимпиаде в Париже, а вы и те, кто пожертвовал едва ли не всем, вынуждены фактически заканчивать карьеру?
— В мировом спорте хватает коррупции, несправедливости. Меня уже давно ничего не удивляет. Допустят спортсменов, которые молчали или публично поддерживали режим, — в моей жизни ничего не поменяется. Да и спорт — не главное. Поняла это после августа 2020 года.
— А что главное?
— Общечеловеческие ценности. Добро. Выражение гражданской позиции, когда сталкиваешься со злом. Мир намного шире спорта, и людям важно говорить, что они думают и чувствуют на самом деле. Кроме этого, конечно, волнует будущее дочери. Не представляю, каково сегодня жить в Беларуси. Детям в школе навязывают всякую чепуху, а к родителям могут прийти в любой момент и посадить за какие-то фотографии.
Беларусь, пропагандисты, вера в себя
— Вы говорили в мае 2022-го: «Такое ощущение, что в РБ остались только те, кто за власть. Потому что невозможно нормальному человеку жить в Беларуси и при этом ничего не делать, то есть просто спокойно принимать то, что дают и позволяют». Не слишком категорично?
— Имела в виду спортсменов. Не хочу знать тех, кто выступает сейчас на соревнованиях в Беларуси. Им до сих пор платят деньги, у них все хорошо — зачем тревожиться за происходящее? Уехать трудно. Но еще труднее закрывать глаза и убеждать себя, что все в порядке. Я вот так не могу. С детства защищала слабых. Не нравилось, когда в школе сбивались в кучу и нападали на одного человека. Не переносила и тех, кто обижал животных.
— А если брать противников власти вне спорта, которые по-прежнему в Беларуси?
— Думаю, причины остаться есть. Кого-то держит семья, родители, кто-то помогает животным и не хочет бросать дело — иначе вообще все рухнет.
— Помните ваш последний старт?
— В июне 2021 года выиграла чемпионат Беларуси в многоборье. Чувствовала: это мои последние соревнования на родине. Уже не могла находиться в стране, хватало грустных мыслей, что нас с Андреем [Кравченко] прессуют и не дают нормально тренироваться. Отсюда не лучшая сумма баллов. Хотя очень любила стадион «Динамо» и вообще выступать в Беларуси. Помню еще, что ко мне тогда подходили брать интервью государственные СМИ. Отказалась — не понимаю, как люди способны так искажать реальность и откровенно лгать.
— Другие памятные соревнования?
— Хорошо выступала или плохо — кайфовала от каждого выступления. Но, конечно, второе место в пятиборье на чемпионате Европы в закрытых помещениях в 2013 году — важный момент в карьере. Чувствовала себя тогда отлично. Жаль, что совсем немного не хватило до золотой медали. Олимпиады, чемпионаты мира и Европы… Мне нравилась конкуренция, зарубежные поездки. После чемпионата мира среди юниоров (Максимова стала второй в семиборье. — Прим. ред.) поняла, что уже чего-то достигла, могу наконец зарабатывать. Раньше порой задумывалась, нужен ли мне вообще этот спорт. Бежишь и плачешь, что тяжело, забиваются мышцы… Но, оказывается, жесткие тренировки, терпение и вера в себя способны привести к результату, даже если нет особого таланта.
— От многоборья можно в принципе получать удовольствие?
— Да. Но надо быть очень хорошо готовым. Нелегко пройти все семь видов, когда нет фундамента из упорных тренировок. А так, конечно, любила не все виды. Мне нравились прыжки в высоту, толкание ядра, метание копья и бег на 800 м. Остальные дисциплины семиборья (прыжки в длину, бег на 200 м и бег на 100 м с барьерами) были не по душе.
Андрей, Козерог, Эмилия
— Как дела у Андрея Кравченко?
— Все в порядке. По-прежнему тренирует несколько раз в неделю молодых спортсменов в частном клубе. Ему нравится. Продолжает ходить на интеграционные курсы и осваивать немецкий — у Андрея летом экзамен. У нас с ним разные программы — муж сразу будет сдавать на уровень B1.
— Какой он отец?
— Очень хороший. После родов быстро возобновила тренировки. Андрей много помогал: менял Эмилии памперсы, сидел дома. Он знает про дочку все. Поэтому муж — отец в той же степени, что и я — мать.
— Помогает, что Андрей тоже спортсмен?
— Конечно. Я не представляю, как встречалась бы с человеком, который курит, ходит по клубам. У нас с Андреем схожие интересы и ценности. Два Козерога. Любим проводить больше времени дома, кушать полезную еду. Мне комфортно. Рада, что Андрей рядом.
— Вы сказали, что Эмилия не ходит в садик. Почему?
— Здесь проблемы с местами. Нужно ждать. К тому же приехало большое количество украинцев с детьми. Но в августе дочка пойдет в сад. Сейчас Эмилии три года и четыре месяца.
— Каково ей в Германии?
— Иногда спрашивает, почему мы не в Беларуси. У нас был свой загородный дом рядом с Минском. Дочь там выросла, ползала по лестнице, училась ходить… Эмилия все хорошо помнит. Скучает по своей тете и бабушке.
Немецкий, дом, носки
— Вы привыкли к жизни в Германии?
— Все упирается в язык. Сейчас уже проще, понемногу улучшаю свой уровень. А раньше в повседневной жизни хватало ситуаций, когда знание немецкого разрешило бы проблемы. Вообще сам факт экзамена… Я забыла, когда училась последний раз! Но стараюсь быть сильной. Например, читаю много полезной информации по психологии.
— Ностальгируете по Беларуси?
— Конечно. Мы в Германии начали с нуля. Словно родились заново. Повезло, что встретили тут замечательных людей, которые помогают справляться с трудностями. Но рядом нет привычного круга общения: родных, друзей. Полноценно работать вдвоем с Андреем тоже не можем — кто-то должен быть с дочкой. У нас в Беларуси, повторюсь, был свой загородный дом: сад с яблоками, животные, турник… В лесу любили лавочку, где просто сидели и дышали свежим воздухом. Лучшее место на свете! Если накрывает и начинаю вспоминать свою прошлую комфортную жизнь (а она действительно была такой), то сразу иду заниматься спортом. Пресс качаю, приседаю, бегаю. Спорт — лучшее лекарство от грусти и любого стресса.
— Окружающие разделяют вашу страсть?
— В нашем районе немцы предпочитают фастфуд. На меня смотрят иногда как на сумасшедшую. Соседи даже говорили, чтобы потише занималась. Есть определенный комплекс упражнений, который делаю дома. Видимо, кому-то стало шумно… Пожилые люди в Германии, к слову, хорошо выглядят. Много гуляют, ездят на велосипедах.
— Как и ваш супруг, завидуете немецким пенсионерам?
— Я никогда никому не завидовала. Просто смотришь на пенсионеров: они ездят на хороших машинах, постоянно путешествуют. У них красивые дома. Короче, комфортная жизнь. К этому нужно стремиться. А не к тому, что наши родители: работают всю жизнь и ни разу не могут позволить себе выехать на море. Некоторые на пенсии потом носки продают в пешеходных переходах.
Папа, война, дядя
— В первый день нападения на Украину вы написали, что ваш отец тоже умер на войне.
— Он пропал без вести — до сих пор официально не нашли тело. Раньше была надежда, что папа вернется. Обращались и в «Жди меня»… Он поехал воевать за Россию в Грузию (речь о войне в Абхазии, в которой Россия поддерживала сепаратистов. — Прим. ред.). Я была совсем маленькой — года три.
— Зачем он туда отправился?
— Как я понимаю, из-за денег. Родственники так говорили… Наверное, тогда это был единственный для него вариант заработка.
— Как к этому относитесь?
— Если бы была постарше, то не отпустила бы папу! Знаю, что он меня очень сильно любил! Сохранились его письма, до сих пор ношу фотографию отца в кошельке… Мои доброта и любовь к животным — это от него. Папа как ангел-хранитель — всегда о нем думаю.
— Сколько украинских детей сегодня потеряли родителей, отцов…
— Да, это страшно. Я сама преодолела в жизни все трудности, но это не значит, что расти без отца — нормально. Была в детстве ранимой, плаксивой… Больше скажу вам: брат папы умер из-за войны. Мы в свое время начали тесно общаться. Дядя жил в России. С началом событий в Украине в прошлом году он был резко против действий Путина, собирался воевать за Украину. В последнем письме дядя спрашивал у меня, как туда попасть, есть ли контакты… Через месяц его нашли мертвым в 100 км от Санкт-Петербурга. Дядя раньше в милиции работал… Думаем, свои же и сдали его. Никакой экспертизы, естественно, не проводили. Наверняка его убили.
Читайте также
