Российские власти помиловали более пяти тысяч российских осужденных, которые воевали в составе ЧВК Вагнера в Украине, сообщил основатель этой организации Евгений Пригожин. Он утверждает, что лишь единицы из помилованных заключенных совершили новые преступления. Однако очевидно, что после помилования число людей, склонных к насилию, да еще и с боевым опытом, в РФ возрастет, что может стать проблемой для российского общества. Тем более что похожее уже было в истории соседней с нами страны. Вспоминаем амнистию, последовавшую после смерти Сталина, — именно о ней был снят знаменитый фильм «Холодное лето пятьдесят третьего...».
Освобождения после смерти Сталина
Ситуацию, имевшую место в Советском Союзе по состоянию на 1953 год, когда умер многолетний правитель СССР Иосиф Сталин, лучше всего характеризует грустная крылатая фраза, приписываемая разным авторам: одна половина страны сидит, вторая — ее охраняет.
Сколько же человек находилось в ГУЛАГе? Вопрос по количеству заключенных — один из спорных. Если верить официальной статистике, публиковавшейся работавшими в архивах учеными, то всего в системе ГУЛАГа (лагеря, тюрьмы, колонии) за время его существования одновременно содержалось от 0,5 до 2,5 млн человек. Наибольшее число было характерно для послевоенных лет, когда в СССР произошло ужесточение законодательства. Число заключенных постоянно менялось: кто-то умирал, вместо них привозили новых узников.
Доктор исторических наук Виктор Земсков (он входил в комиссию, которую допустили к данным ОГПУ-НКВД) приводит в своей статье следующие сведения: на 1 января 1953 года (то есть незадолго до смерти Сталина) в ГУЛАГе содержалось 2 млн 468 тысяч заключенных: 1 млн 727 тысяч — в лагерях и 740,5 тысячи — в колониях (по состоянию на конец марта того же года общее число заключенных увеличилось уже до 2 млн 526 тысяч).
Что касается заключенных-белорусов, то в статье Земскова есть данные за 1939−1947 годы, а также за 1951-й. Итак, в 1939-м в лагерях ГУЛАГа находилось 44,7 тысячи белорусов, в 1940-м — 49,7 тысячи, в год начала Великой Отечественной войны — 52 тысячи. Такое число объяснялось, в частности, присоединением Западной Беларуси, откуда пошел поток «неблагонадежных». Затем число наших соотечественников начало снижаться и к концу войны составило 15 тысяч. Тому есть логичное объяснение: Беларусь была под оккупацией. А вот за два первых послевоенных года число заключенных-белорусов выросло более чем вдвое — до 32 тысяч (к 1947-му). В 1951-м в лагерях находилось уже 63,8 тысячи белорусов, еще 32,6 тысячи — в колониях.
Но вернемся в 1953-й. Сталин умер 5 марта, но в тот же день, еще до его смерти, прошло совместное заседание ЦК КПСС, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР (то есть руководства единственной политической партии, правительства и верхушки парламента).
«У меня было еще одно чувство, от которого я пробовал избавиться и не мог: у меня было ощущение, что появившиеся оттуда, из задней комнаты, в президиуме люди, старые члены Политбюро, вышли с каким-то затаенным, не выраженным внешне, но чувствовавшимся в них ощущением облегчения, — вспоминал писатель Константин Симонов в книге „Глазами человека моего поколения: Размышления о И.В. Сталине“ (он присутствовал на том заседании). — Это как-то прорывалось в их лицах, — пожалуй, за исключением лица [министра иностранных дел Вячеслава] Молотова — неподвижного, словно окаменевшего. Что же до [председателя Совета Министров Георгия] Маленкова и [члена Президиума ЦК КПСС Лаврентия] Берии, которые выступали с трибуны, то оба они говорили живо, энергично, по-деловому. Что-то в их голосах, в их поведении не соответствовало преамбулам, предшествовавшим тексту их выступлений, и таким же скорбным концовкам этих выступлений, связанным с болезнью Сталина. Было такое ощущение, что вот там, в президиуме, люди освободились от чего-то давившего на них, связывавшего их. Они были какие-то распеленатые, что ли».
Соратники Сталина не были демократами, думавшими о благе людей. Все они так или иначе имели отношение к репрессиям — иначе находиться на вершине власти в СССР тогда было невозможно. Да и устраивать радикальную перестройку никто не собирался, но было понятно, что дальше жить по-прежнему нельзя. Продолжения репрессий никто не хотел. Поэтому после смерти Сталина массовые аресты прекратились сразу же.
На том этапе власть сосредоточилась в руках Георгия Маленкова, возглавившего правительство, и Лаврентия Берии, ставшего руководителем единого Министерства внутренних дел (туда включили собственно МВД, а также спецслужбу, которая вскоре получила новое название — КГБ). Берия, игравший первую роль, сразу же предложил прекратить процессы, начатые в последние годы жизни Сталина. Речь, в частности, о «деле врачей» (преимущественно евреев по национальности), а также «мегрельском деле» (мегрелы — народность, живущая на территории Грузии) — последнее было напрямую направлено против самого Берии. К его предложению прислушались — в течение месяца после смерти Сталина эти дела прекратили. Также власти пересмотрели «авиационное дело», которое рассматривалось еще в 1946-м, и многие другие сфабрикованные дела. Новые власти точечно освободили и родных некоторых высокопоставленных чиновников (например, жену Вячеслава Молотова).
Но эти решения затрагивали в лучшем случае сотни человек. А мы помним, что на момент смерти Сталина примерно 2,5 млн заключенных все еще находились в ГУЛАГе. В тот момент ни о какой массовой реабилитации людей, осужденных за политику, речи не шло. Это стало возможным немного позже, уже при Никите Хрущеве — окончательный курс на освобождение и реабилитацию политических заключенных был взят после доклада политика на ХХ съезде КПСС (тот прошел в 1956-м).
Амнистия от Берии
Новые власти действовали оперативно. Уже 18 марта 1953 года — с момента смерти Сталина прошло всего две недели — Маленков приказал вывести из подчинения МВД производственно-хозяйственные и строительные организации (до этого стройки ГУЛАГа находились в системе МВД). А 26 марта Берия отправил своим коллегам по Президиуму ЦК КПСС записку о необходимости амнистии.
В ней чиновник констатировал, что среди 2,5 млн осужденных «количество особо опасных государственных преступников (шпионы, диверсанты, террористы, троцкисты, эсеры, националисты и др.), содержащихся в особых лагерях МВД СССР, составляет всего 221 435 человек». То есть всего 221 тысячу человек из 2,5 млн (менее 10%) Берия причислял к противникам советской власти (в реальности же практически все из этих людей были невиновны).
В своей записке Маленкову глава МВД откровенно признавался, откуда появилась такая огромная цифра (2,5 млн). Причина — в драконовском законодательстве. По его словам, за хищения государственного и общественного имущества и за кражи личной собственности заводились уголовные дела и давались длительные сроки. До пяти лет можно было получить за самовольный уход с работы, мелкую кражу, хулиганство, мелкую спекуляцию (в СССР того времени этим термином называли вообще практически любую частную торговлю) и так далее.
Берия предложил освободить около 1 млн человек. Среди них:
- осужденных на срок до 5 лет;
- осужденных независимо от срока наказания за должностные, хозяйственные, некоторые воинские преступления;
- женщин, имеющих детей в возрасте до 10 лет, и беременных женщин;
- несовершеннолетних в возрасте до 18 лет;
- пожилых мужчин и женщин, а также больных, страдающих тяжелыми неизлечимыми недугами.
Также предлагалось сократить наполовину наказание заключенным, осужденным на срок свыше 5 лет. А еще пересмотреть уголовное законодательство. Точнее, «заменить уголовную ответственность за некоторые хозяйственные, должностные, бытовые и другие менее опасные преступления мерами административного и дисциплинарного порядка, а также смягчить уголовную ответственность за отдельные преступления».
Свою логику Берия объяснил предельно четко: «ежегодно осуждается свыше 1,5 млн человек, в том числе до 650 тыс. на различные сроки лишения свободы, из которых большая часть осуждается за преступления, не представляющие особой опасности для государства. Если этого не сделать, через 1−2 года общее количество заключенных опять достигнет 2,5−3 млн человек».
27 марта коллеги Берии единогласно одобрили проект указа на заседании Президиума ЦК КПСС. В печати он появился 28 марта 1953 года как указ Президиума Верховного Совета СССР. Подписал его Климент Ворошилов, возглавлявший этот государственный орган. В документе были зафиксированы положения, о которых писал Берия. Кроме того, было решено прекратить те дела, по которым еще не прошел суд, — в случае если по ним предусматривалась ответственность в виде заключения до пяти лет.
Всего из мест заключения надлежало освободить 1 203 421 человека — то есть примерно половину всех заключенных. Доктор исторических наук Виктор Земсков, которого мы уже цитировали, приводил в своей статье официальную статистику МВД СССР: всего по амнистии было освобождено 1 201 738 человек. Так что вышли практически все из тех, кого тогда планировали освободить. Но «политические» остались сидеть.
Амнистия осуществлялась достаточно оперативно: на свободу заключенных решили выпустить к 1 июня 1953 года. Мы намеренно обращаем внимание на сроки. Выпускать людей начали в апреле. Получается, что за два месяца на свободу вышло более миллиона человек. При таком скоростном потоке у госорганов не было времени разбирать, кто был реальным уголовником, а кто просто «попал под раздачу» во времена Сталина. Поэтому из ГУЛАГа вышли как обычные люди, попавшие под драконовские законы (например, за мелкие кражи с предприятий), так и опасные преступники, а также те, кто за время долгой отсидки превратился в «блатных» и стал частью уголовного мира.
Всплеск преступности
Резкое одномоментное освобождение такого большого количества людей вызвало всплеск преступности. Историк-публицист Рой Медведев в 1953-м работал учителем на Урале, в одном из поселков под Нижним Тагилом. В этом регионе были сконцентрированы учреждения системы ГУЛАГа.
«Вокруг находилось много лагерей, и сидели в них больше не политические, а уголовные. <…> Конечно, Указ об амнистии оговаривал, кого выпускать, а кого нет. Но ощущение тогда было такое, что выпустили всех уголовных скопом. По крайней мере, и тех, кто вышел, хватило, чтобы округа испуганно замерла. Амнистированным надо было ехать по домам, а Тагил — узловая станция. Вчерашние заключенные нахлынули на город разом, как саранча, ошалев от внезапной воли, без денег. Началась дикая волна преступлений: хулиганство, кражи, насилия, бесконечные ограбления магазинов. Наш поселок особо не затронуло, но местный люд работал в Тагиле, и я помню эти бесконечные рассказы о том, что там творится. В город ввели войска, по улицам ходили патрули. Стреляли ли? У нас в поселке — нет, а в Тагиле, говорили, ночами случалось. Когда закончилось? Пока амнистированные сами собой не разъехались — не закончилось», — вспоминал Медведев.
Об аналогичной истории рассказывала юрист Надежда Куршева, в 1953-м работавшая в Бурятии: «Уже в июне 1953 года Улан-Удэ стал наполняться толпами уголовников. <…> Этот город являлся фактически перевалочным центром, куда сходились все пути с Колымы, из Магадана. <…> Во второй половине июня начался беспрецедентный рост преступности в городе. Все государственные учреждения были переведены на казарменное положение. В нашем Министерстве юстиции в кабинетах были установлены раскладушки, на которых мы спали. Окна первого этажа были заложены мешками с песком, и здание постоянно охранялось автоматчиками. Жили мы несколько самых опасных дней практически в осаде. И я считаю, что наше положение было еще не самым худшим, потому что в Улан-Удэ начались массовые убийства граждан. Если днем на улицах встречались еще одинокие прохожие, то ночью город был полностью во власти уголовников. Милиция не справлялась с таким всплеском преступности; если сотрудники и ходили в форме, то только группами и с оружием. По утрам на улицах собирали трупы ограбленных и убитых ночью».
По воспоминаниям Куршевой, больше недели в городе шли погромы и даже бурятские воинские части не могли справиться с тысячами бывших заключенных. Положение было критическим. В Улан-Удэ перебросили регулярные воинские части из других городов. «Действие указа о неприменении смертной казни к преступникам было фактически приостановлено, и несколько дней в городе ни днем ни ночью не смолкала автоматная и пулеметная стрельба», — вспоминала Куршева.
Если говорить языком статистики, то, например, в Пензенской области в 1953-м по сравнению с предыдущим годом число уголовных преступлений увеличилось более чем в два раза: со 153 до 347 тысяч. Даже в далекой от большинства учреждений системы ГУЛАГа Москве преступность возросла на 75%. В Новгородскую область прибыли 6522 амнистированных, 600 из которых оказались как раз судимыми за убийства, разбои, изнасилования и другие тяжкие преступления. В итоге к концу года именно на долю амнистированных пришлось больше половины совершенных в области преступлений. В свою очередь, в Ленинграде освобожденные зэки стали причиной 60% от всех случившихся разбойных нападений.
К этому привел комплекс причин. Как отмечала исследователь Елена Курицына, были недостаточно продуманы и проработаны вопросы транспортировки, трудового и бытового устройства освобожденных, их социальной реабилитации. Ученый цитирует справку, подписанную одним из руководителей Генпрокуратуры в конце июля 1953 года: «Нормальных бытовых и жилищных условий для амнистированных не было создано <…>. Столовые и буфеты организованы не были. Плохо организована отправка амнистированных в эшелонах».
Так, в Омске к июню 1953 года скопилось свыше 18 тысяч амнистированных. За два с половиной месяца в местные больницы поступило 70 человек с ножевыми ранениями — и это только те, кого успели доставить. Жители города Молотова (теперешняя Пермь) даже направили коллективное письмо в Москву. «Воровство и просто отбирание у жителей часов, денег и одежды совершается зачастую и днем», — писали они.
Также на местах не выполняли требования по трудоустройству только что освобожденных. По состоянию на июнь 1953 года по всему Советскому Союзу нашли работу лишь 64,6% бывших заключенных. Напомним, власти, поспешив, отпустили на свободу множество реальных уголовников. Не найдя работу (впрочем, некоторым и ее наличие не помешало), они быстро занялись привычным занятием.
Существовали и другие нюансы. Закон имел своеобразные «дырки»: по нему на свободу пришлось отпустить всех, кто получил меньше пяти лет. Но иногда такие сроки присуждали бандитам, попавшимся в первый раз. Фраза о необходимости освободить осужденных, «страдающих тяжелым неизлечимым недугом», также оказалась слишком общей: многие симулировали болезни или наносили себе увечья — в законе не говорилось, какие именно хвори подходят для амнистии.
Зачем Кремль освободил заключенных?
Вскоре после этих событий появились версии, что освобождение произошло неслучайно. Одна из версий — такими действиями власти пытались снискать поддержку населения после смерти многолетнего правителя СССР.
«„Ворошиловская“ амнистия 27 марта 1953 года в поисках популярности у народа затопила всю страну волной убийц, бандитов и воров, которых с трудом переловили после войны», — утверждал писатель Александр Солженицын в книге «Архипелаг ГУЛАГ».
Но более популярной оказалась другая версия. По ней Берия якобы хотел захватить власть. А для этого планировал использовать нестабильность в обществе и разгул преступности. Тот же Рой Медведев приводил версию, которая гуляла в те времена по Москве: наплыв уголовников в столицу давал Берии основание не выводить из нее дивизии МВД, введенные во время похорон Сталина. Якобы он мог опереться на них в случае попытки государственного переворота.
Отметим, что у других профессиональных историков иное мнение на этот счет. По их предположению, основной причиной амнистии была экономическая.
Накануне смерти Сталина Министерство внутренних дел являлось одним из самых крупных хозяйственных ведомств страны. Как писали историки Олег Хлевнюк и Марта Кравери, в 1952 году МВД освоило 9% общесоюзных капиталовложений — больше, чем Министерства нефтяной и угольной промышленности. Но насколько эта работа была эффективной?
Да, МВД (в основном руками заключенных ГУЛАГа) полностью обеспечивало добычу кобальта, большую часть добычи олова, треть — никеля, значительную часть добычи золота. Но подконтрольное МВД производство составляло всего лишь 2,3% от ВВП промышленности СССР.
Как признавался министр внутренних дел СССР в 1953–1956 годах Сергей Круглов, самоокупаемость лагерей достигалась благодаря удлиненному рабочему дню и увеличению норм выработки. То есть работа ГУЛАГа была невыгодна. Но Сталин придерживался другого мнения. Пятилетний план на 1951–1955 годы предусматривал, что объем капитальных вложений по МВД увеличится в 2,5 раза по сравнению с предыдущей пятилеткой.
Но как только диктатор умер, все поменялось. Напомним, что 18 марта из подчинения МВД вывели производственно-хозяйственные и строительные организации. 28 марта появился указ об амнистии. В тот же день исправительно-трудовые лагеря и колонии передали из МВД в Министерство юстиции. 8 марта министерствам сельского хозяйства, легкой и пищевой промышленности передали сельскохозяйственные предприятия ГУЛАГа. В марте — мае были прекращены работы на ряде проектов: Главном Туркменском канале, ряде гидротехнических сооружений и оросительных систем, Волго-Балтийском водном пути и других.
Как отмечали Хлевнюк и Кравери, «реорганизация, предпринятая уже весной 1953 г., состоялась бы в любом случае, с Берией или без него. Главная причина достаточно энергичных и срочных действий нового руководства страны в этой области — глубокий кризис, в котором находилась карательная система в целом и экономика принудительного труда в частности».
По мнению исследователей, «уже при Сталине МВД с трудом сдерживало ситуацию в лагерях под контролем. Рост численности заключенных и прежде всего противников режима, нередко боровшихся с ним с оружием в руках, а также военнослужащих, имевших боевой опыт, <…> существенно изменил обстановку в лагерях. Распространялись подпольные организации заключенных. Массовые убийства агентов и подозреваемых в сотрудничестве с оперативниками, активная контрагентурная деятельность заключенных мешали администрации находить новых осведомителей. Система агентурного контроля, бывшая одной из главных опор лагерного „порядка“, таким образом разрушалась. Не хватало охраны. Все чаще приходились прибегать к использованию в качестве охранников заключенных, осужденных по уголовным статьям, но это нередко порождало новые проблемы. В лагерях росла уголовная преступность. Одновременно все чаще происходили акции массового неповиновения, волнения, стихийные бунты, побеги. Первые из известных вооруженных лагерных восстаний относятся уже к 1942 г.».
Добавим, что уже в конце 1940-х годов на отдельных объектах ГУЛАГа заключенным стали платить деньги. Выдвигались предложения о переводе на оплату всех лагерных работников. В начале 1950-х МВД начало постепенно переводить заключенных в разряд вольнонаемных. «Оставалось сделать следующий, окончательный шаг: заменить заключенных действительно вольнонаемными», — писали Кравери и Хлевнюк, что и было сделано в будущем.
Последствия
Что касается имевшего место в 1953-м насилия, то его жертвами стали ни в чем не виноватые мирные люди. Но ответственность за него несут в первую очередь советские власти. Они одномоментно выпустили ряд заключенных, часть из которых были реальными уголовниками. Кроме того, ужесточая репрессивную политику, кремлевские чиновники превращали в уголовников миллионы заключенных. Отправляя их за решетку, власти не решали проблемы, а накапливали их.
Берия, руководствуясь своими прагматичными расчетами, первым приоткрыл крышку кипящего котла. Как итог, власти, скорее, отделались малой кровью и поняли, что заключенных можно и нужно выпускать дальше — в последующие годы пройдет несколько новых амнистий.
А вот другие последствия оказались серьезными. Во-первых, борьба с амнистированными уголовниками затянулась на годы. Как отмечал исследователь Владимир Козлов, даже в 1955 году для борьбы с уличной преступностью в районе московских Арбата и Киевского вокзала пришлось выделить 40 опергрупп и 3100 бойцов гарнизона. Во-вторых, по словам этого же ученого, «массовая амнистия 1953 г. не только сыграла роль пускового механизма неудержимого распада ГУЛАГа, но и открыла канал переноса специфически гулаговских и заведомо конфликтных практик в „большой социум“. На свободе в одночасье оказалось множество неустроенных людей, утративших навыки жизни на воле, воспринятых „волей“ как чужаки и изгои, может быть и хотевших начать все заново, но далеко не всегда имевших для этого силы и необходимый социальный опыт».
В результате из-за массового наплыва в города бывших заключенных среди части молодежи начала набирать популярность тюремная субкультура: быть «блатным» стало модно, в стране появилась «зоновская» романтика, сыгравшая не последнюю роль в девяностые, когда силы государства, ранее удерживавшие ее в определенных рамках, на время ослабли.
Читайте также
