В наши дни шахтеры — одна из самых обеспеченных профессий в стране, а уровень жизни в Солигорске вполне сопоставим со столичным. Но так было не всегда. Достойную жизнь себе и своим семьям горняки в буквальном смысле слова «выбили» через забастовки и голодовку. Вспоминаем эту полузабытую историю из 90-х.
«Город такого еще не видел: на центральную площадь прямо со смены съехались подземщики»
Об этой истории на "Беларуськалии" вспоминать не любят. Характерный штрих: на официальном сайте в разделе «История» после 1981 года сразу идет… 2003-й.
Что же происходило на рубеже 1980-х и 1990-х? Предприятие являлось одним из лидеров на мировом рынке. Но уровень зарплат оставался низким. Рабочий день зачастую превращался в 11-часовой, поскольку не учитывалось время, затрачиваемое на спуск в шахту, а также на доставку сотрудников до места работ и обратно.
Не обеспечивалась безопасность и здоровье рабочих. Их средняя продолжительности жизни тогда составляла 49,5 лет. На первом месте среди причин смерти были заболевания сердечно-сосудистой системы (инфаркты и инсульты). На втором — онкологические заболевания.
Но директор «Беларуськалия» Анатолий Подлесный, возглавлявший предприятие с 1985-го, не хотел ничего менять.
В 1989-м начались первые шахтерские протесты. В ноябре 1990-го состоялась однодневная предупредительная забастовка низких лав, связанная с условиями труда (низкая лава — это замкнутое пространство высотой в один метр или даже меньше, протяженностью примерно в 200 м. Там находится конвейер и горный комбайн).
Первая крупная забастовка случилась в апреле 1991-го. Рабочие решили поддержать столицу, где после повышения цен тысячи человек вышли на площадь Ленина (теперь Независимости).
«Город такого еще не видел: на центральную площадь со всех четырех рудоуправлений и шахтостроительного треста прямо со смены съехались подземщики — в красных касках и робах. Всего — примерно 2,5 тысячи человек. Представители городской власти и администрации предприятий попрятались по кабинетам. На площади был избран городской стачечный комитет», — вспоминал Василий Юркин, один из двух сопредседателей стачкома.
Шахтеры требовали повысить зарплату в 2,5 раз, заключить тарифное соглашение об условиях труда (подробнее об этом ниже) и отправить в отставку гендиректора «Беларуськалия». А еще они выдвинули политические требования: отставка президента СССР Михаила Горбачева, роспуск союзного и республиканского парламентов. Во время забастовки поднимался и бело-красно-белый флаг. Государственным он стане спустя полгода, а тогда четко ассоциировался с оппозицией и БНФ.
В апреле 1991-го кроме Минска забастовку объявили железнодорожники Орши, перекрывшие пути сообщения.
«Шахтеры заявили, что не оставят братьев в беде, и что не прекратят забастовку, пока не закончится прессинг в отношении оршанских железнодорожников. Противостояние бастующих и властей продолжалось примерно месяц. В итоге все арестованные в Орше были освобождены, причем без последствий. Это было наше основное требование», — вспоминал Василий Юркин. Забастовка в Солигорске продолжалась 17 дней (с перерывами) и завершилась в начале мая.
Реализовать политические цели на тот момент было нереально. Но даже в экономических вопросах власть на встречу не пошла.
Все повторилось в августе 1991-го. «Эта забастовка длилась месяц. На этот раз она была максимально организованной. Мы учли все предыдущие ошибки: запретили отгружать продукцию со складов предприятий, с первого дня поставили людей на железной дороге», — вспоминал Юркин. В итоге шахтерам повысили зарплату и увеличили отпуск: до забастовки он составлял 24 дня, после — уже 66.
«Яны патрабуюць ад ўрада ў 10 разоў менш, чым атрымліваюць шахцёры ЗША»
Летом 1991 года, после провала ГКЧП, Беларусь де-юре провозгласила независимость. Компартия прекратила существование, возник вакуум власти. Поэтому никто не смог помешать шахтерам создать Независимый профсоюз горняков Беларуси (НПГБ) — его учредительный съезд состоялся в начале октября года в здании «Беларуськалия» (предыдущие попытки были неудачными). Его председателем стал Иван Юргевич, вице-председателем — Василий Юркин, воспоминания которого мы цитировали ранее. В ноябре НПГБ официально зарегистрировал Минюст.
Уже в январе следующего года Юргевич отправил телеграмму премьер-министру Вячеславу Кебичу. В ней он предложил заключить тарифное соглашение на 1992 год.
Что предлагали шахтеры? Они гарантировали стабильную и высокоэффективную работу, но при этом выставили властям пакет требований.
Шахтеры предлагали ввести персонифицированную систему социального страхования. По ней выплаты шли бы не государству, а на счет НПГБ.
Зарплата должна была включать минимальную оплату за квалификацию и условия труда. Размер минимальной зарплаты определялась потребительским бюджетом, состоящим из расходов на продукты питания (30%) и промышленные товары и услуги (70%). При росте цен шахтеры получали бы компенсации, поэтому не должны были страдать от инфляции.
Часть зарплаты они хотели получать в валюте.
При этом шахтеры подчеркивали, что эти требования минимальные и не ущемляют права других слоев населения.
«Па-рознаму можна ставіцца да пераліку ўмоў пагаднення, — писало местное издание „Шахтер“. — Мы выказвалі думкі наконт таго, што і сёння шахцёры ў параўнанні з астатнім насельніцтвам забяспечаны лепш. Але нельга не прыслухацца і да такога аргумента: яны патрабуюць ад ўрада ў 10 разоў менш, чым атрымліваюць шахцёры ЗША, пры ўдвая большай фізічнай нагрузцы. Не зможа ўрад даць гэтага — няхай ідзе ў адстаўку».
Юргевич предлагал завершить переговоры о соглашении к 25 января. В противном случае НПГБ заявил, что будет вынужден с 26 января объявить бессрочную забастовку.
Ответа так и не поступило. Важный момент: в отличие от апрельских событий 1991-го, в этот раз шахтеры сконцентрировались исключительно на экономических требованиях (впрочем, они требовали отставки Кебича, но тут, скорее можно говорить о психологическом давлении).
26 января 1992-го было объявлено предзабастовочное состояние. Правительство отреагировало оперативно. Уже 27 января состоялся первый тур переговоров, в начале февраля — второй. Но договориться не получилось.
11 февраля шахтеры начали давить на власти: на одних рудниках остановилась работа, на других началась «итальянская забастовка». Руководство НПГБ сразу же вызвали на переговоры в Минск. Забастовку приостановили, но напряжение не спадало.
Власти затягивали переговоры и не собирались соглашаться на все условия шахтеров. В конце февраля тогдашний первый вице-премьер Михаил Мясникович (теперь Председатель Коллегии Евразийской экономической комиссии) согласился лишь на то, чтобы направлять на увеличение зарплаты выручку от реализации 15% экспортной продукции.
Но шахтерам этого показалось мало.
Жены голодающих потребовали гендиректора уйти с поста: «Он ответил — «Да никогда!»
12 марта 1992-го добыча руды на предприятии практически полностью остановилась. Спустя четыре дня шахтеры начали пикетировать подъездные пути, не давая выгружать готовую продукцию.
«Буквально через несколько дней на 4 рудоуправление прибыло подразделение ОМОНа (из Могилева) и попыталось оттеснить бастующих от места погрузки, — вспоминал депутат Солигорского горсовета Михаил Тагиль. — Тогда я подошел к руководящему этой операцией (вроде бы майору) и показал ему удостоверение депутата горсовета и одновременно напомнил о депутатской неприкосновенности. Кроме того, я тогда еще и возглавлял Стачком. Прямым текстом ему сказал — «Ты ответишь за эти преступные действия!». Через небольшой отрезок времени майор отдал приказ своим бойцам не трогать бастующих…»
31 марта гендиректор Александр Подлесный предложил увеличить зарплату на 50% уже со следующего дня (за счет перерасчета основных фондов, уменьшение закупок оборудования и материалов за границей, а также за счет реализации сэкономленной валюты на аукционе). Шахтеры отказались.
Именно в тот день началась голодовка, в которой в общей сложности участвовало семь человек.
«Мы увидели, что забастовка выдыхается, и более того, многие не понимали тогда наших целей, — вспоминал Александр Королев, один из ее участников. — И Иван Юргевич тогда сказал: «Стоять до тех пор, пока мы не достигнем основных целей». Мы обсуждали разные варианты, даже абсурдные. Вот, станем на ступеньках у входа в объединение с канистрой бензина и подожжем себя. Но было принято решение о голодовке».
Первоначально Юргевич и Королев легли в красном уголке 4 рудоуправления. Позже к ним присоединились еще пятеро человек. Все перешли голодать на первый этаж Управления «Беларуськалия».
«Мы опасались, что ночью нас могут выбросить из вестибюля силовики, поэтому предложили дежурить около нас. Администрация ходила на работу, проходя мимо отворачивалась от нас. Но некоторые носили нам воду, подсказывали как правильно голодать, чтобы не навредить себе», — вспоминал Королев.
По его словам, жены двух голодающих пошли на прием к гендиректору с требованием уйти с поста: «Он им ответил — «Да никогда!». Он подходил к нам и просто смеялся над нами, он лично мне сказал — «Королев, да ничего у тебя не выйдет!» Я тогда ему ответил: «Ну что ж, придется умереть!», т.к. настрой был очень серьезный».
Но вскоре Подлесного отправили в отставку.
«Конечно, если бы вели голодовку 300 человек, голодали бы мы не 11 дней, а, возможно, 5. Голодовка явилась тем взрывателем дела, которым сегодня все пользуются. И двигало нами чувство природной справедливости. Когда человек чувствует несправедливость — он должен протестовать, т.к. он не животное». — вспоминал Королев.
Решающую роль в увольнении и отставке гендиректора сыграл пеший поход на Минск.
«С силой приходилось людей с изувеченными ногами усаживать в машины»
Решение отправиться в столицу бастующие приняли 10 апреля. На следующий день около 50 человек двинулись в путь.
Как вспоминал один из лидеров НКГБ Николай Новик, утром перед выходом колонны начальник милиции Солигорска Николай Лойко со своими подчиненными пытался препятствовать движению. Помогло вмешательство депутатов горсовета, и колонна двинулась на Минск. Для безопасности некоторые депутаты сопровождали шахтеров на своих машинах.
Кстати, сам Лойко, ранее работавший на донецкой шахте, доказывал, что наоборот, препятствовал силовому разгону забастовки. «Никогда не шел на поводу у горе-политиков, Мне были понятны требования шахтеров, поэтому применить против них силу не позволяла совесть… Хотя потом некоторые профсоюзные боссы, Бог им судья, перевернув всё с ног на голову, сделали из меня чуть ли не палача», — рассказывал он.
«Первый день пути был настоящим испытанием для многих участников похода. Ведь большинство из нас не имели опыта длительных переходов, да ещё на дистанцию протяжённостью 130 км. Около 40 км — таков итог первого дня. Два человека не дошли до Слуцка. Остановка в Шищицах не состоялась. Местные власти перестраховались основательно. Запретили переночевать в школе, хотя ранее об этом была договоренность. Даже удостоверение депутата городского Совета М. Тагиля не произвело должного эффекта. Пришлось двигаться дальше», — вспоминал Сергей Старосоцкий, один из участников похода.
По его словам, даже на соседней Слутчине многие не знали о реальной ситуации в Солигорске.
«Многие возмущались: «Куда вы идёте и зачем? Вы же получаете по 30 тысяч рублей!» И только «квитки» всего участка, которые предусмотрительно взял с собой [один из организаторов марша] Николай Зимин, убеждали, что реальная зарплата шахтёров — 1,5 тысячи рублей (или 60−80 долларов на то время)».
Большие ли это деньги? Депутат парламента Сергей Наумчик писал в книге «Дзевяноста трэці», что год спустя после марша «у сярэднім заробак у бюджэтнай сферы ці на дзяржаўных прадпрыемствах (…) вагаўся ў межах 15−25 даляраў. Старшыня Вярхоўнага Савету Шушкевіч атрымліваў 80 даляраў, міністар — 50 даляраў (столькі ж атрымліваў і дэпутат на сталай працы ў парламенце). Мая жонка, працуючы карэспандэнтам, разам з ганарарамі, мела 35−40 даляраў, і гэта лічылася вельмі добрым заробкам». Пенсия бывшего инженера или учителя в 1993-м составляла 10−20 долларов.
То есть по тогдашним белорусским меркам шахтеры получали неплохие деньги. Но они настаивали на более высоких суммах.
Однако вернемся к походу. Как рассказывал Сергей Старосоцкий, «второй день был самым изнурительным. Прошли 60 км до деревни Королево. В строю за 20 км до ночлега шло не более 20 человек. Остальных с растянутыми сухожилиями и кровавыми мозолями подвозили добровольцы-водители, которые следовали за нами. (…). Что самое поразительное — никто не хотел уходить с маршрута. С силой приходилось людей с изувеченными ногами усаживать в машины. Остальные шли, на привале просто падали. Еще труднее было подняться, чтобы продолжать путь. Конечно, мы старались соблюдать порядок следования, дистанцию, чтобы не создавать помех транспорту. Приветственные сигналы встречных и обгоняющих водителей подбадривали нас. Некоторые останавливались, делились с нами продуктами, ведь у нас были только «тормозки» (судя из контекста — ссобойки. — Прим. Zerkalo.io), что брали из дома».
К концу третьего дня шахтеры уже были в пригороде Минска, а утром 14-го апреля вошли в столицу. В это время на электричке подъехала большая группа шахтеров из Солигорска.
На площади Независимости их встретил Иван Юргевич, разбивший там палатку и продолжавший голодовку. По прибытию шахтеров в Минск он выступил в парламенте. А вообще к Дому правительства на следующий день пришли тысячи рабочих минских предприятий. Эти события освещали все белорусские СМИ.
Так в забастовке произошел окончательный перелом.
По возвращению в Солигорск десятки шахтёров блокировали здание «Беларуськалия». 21 апреля между правительством и шахтерами было подписано «Временное соглашение» — первое в стране. В нем было зафиксировано, что минимальная зарплата должна соответствовать минимальному потребительскому бюджету. Зарплату увеличили в 3,4 раза. Шахтерам стали учитывать время на следования на рабочие места, а также работу ночью, увеличились отпуска и т.д.
А вот ввести персонифицированное социальное страхование на предприятии не получилось. «Мы добились бы и этого, если бы забастовка продлилась еще неделю. Но (…) многие участники забастовки не получали денег, забастовочного фонда не было, поэтому начали голодать семьи. Пошли разговоры о том, что можно взять в магазине продукты бесплатно. Если бы кто-нибудь из бастующих ограбил магазин, правительство ввело бы войска на законных основаниях. И наши достижения пошли бы коту под хвост. А если бы был забастовочный фонд, можно было бы добиться значительно большего», — вспоминал Леонид Мархотко, один из организаторов забастовки.
В итоге гендиректор Александр Подлесный был смещен, его место занял главный инженер предприятия Петр Калугин. Забастовка, продолжавшаяся 44 дня, завершилась.
Второй и третий походы на Минск
Поход на Минск в 1992-м оказался не единственным. Добиваясь достойной пенсии, шахтеры еще дважды ходили на столицу.
В октябре 1996 года они вышли с плакатами «Пенсионерам достойную и своевременную пенсию!», «Безработным — пособие на жизнь, а не на вымирание!», «Врачам и учителям — достойную зарплату, а не нищенское пособие!» Но либеральные времена Кебича и Шушкевича завершились, а Александр Лукашенко не собирался церемониться с протестовавшими. Участников акции еще на выходе из города задержала милиция.
«Мы даже не сумели выйти за черту города Солигорска. а только смогли тронуться с места (от кольца на проспекте Мира) и дошли (…) до вывески «город Солигорск», а это всего лишь около 200 метров, как сразу же появились машины с сотрудниками милиции и нас «повязали» — загрузили в «козлик» и повезли в отделение милиции. Три часа мы пробыли в отделении милиции, пока на нас составляли протокол об административном правонарушении. Назавтра утром состоялось судебное заседание, на котором мы были привлечены к административной ответственности», — рассказывал Николай Новик.
Следующую попытку шахтеры попытались осуществить в 1998-м. 4 октября 600 членов профсоюза прошлись по городу, а 4 ноября, на стадионе «Строитель» собрались около 3 тысяч протестующих — серьезная цифра для 100-тысячного Солигорска.
В том же ноябре профсоюзы организовали третий поход на Минск, получивший название «Поход за шахтерской пенсией». По словам Новика, в тот раз они решили пойти другой дорогой — через Погост (деревня в Солигорском районе. — Прим. Zerkalo.io) и потом в направлении Слуцк — Узда — Минск:
«На этот раз мы спокойно дошли до Слуцка. Нас как будто ждали — стоял «Урал» и ГАЗ-69. Как только мы подходили к кольцу возле Слуцка, из Урала выскочили человек 20 ОМОНовцев. Нас окружили и заставили сесть в машину. Повезли в отделение милиции, где начали проводить видеосъемку и обыскивать. Назавтра, после суда, мы снова отправились пешком на Минск. Далее последовали аресты в Узде и т.д. Президент, выступая по телевидению заявил: «Мы этих пьяных шахтеров подвозим…». Когда горняки дошли до Минска, всю группу окружил ОМОН и вновь задержал.
Правда, конкретно в этом вопросе шахтеры победили: пенсию для работавших в забое увеличили в два раза.
Но в том же году случились события, повлиявшие на будущее «Беларуськалия». Тогда, в 1998-м, шахтеры владели 26% предприятия. Чиновники убедили их отдать акции в обмен на денежную компенсацию. Так контроль над предприятием окончательно перешел в руки государства. Однако участники забастовок и маршей все же обеспечили себе и своим коллегам достойную жизнь.
Любопытная деталь: семья Анатолий Подлесного, против которого 30 лет назад боролись шахтеры, сохранила свое влияние на предприятии. Один из сыновей экс-гендиректора, Игорь, сейчас является главным инженером калийного комбината, второй сын, Виктор владеет контрольным пакетом акций австрийской компании Soltrade GmbH, занимающейся реализацией калийных удобрений в Европе.