Осенью прошлого года знаменитого белорусского певца Илью Сильчукова уволили из Оперного театра. Поводом стало участие в записи видео «Культура за забастовку»: Илья сказал на камеру слова «Стужкай, словам, дзеяннем», что посчитали «аморальным поступком». Поговорили с Сильчуковым о новых проектах (один из его клипов собрал 1 млн просмотров) и работе в заграничных театрах.
«Планы на будущее у меня как у всех белорусов: хочется поскорее вернуться домой»
— Илья, что случилось после вашего увольнения? Вас засыпали предложениями о работе?
— Резонанс был очень широким, об увольнении даже написала Le Figaro — старейшая французская газета. Но творческая солидарность больше проявилась на уровне личных контактов. Коронавирус серьезно подкосил всю европейскую культурную индустрию (и оперную в том числе). Поэтому не смогу сказать, что в связи с нашей ситуацией в Беларуси поступили сотни предложений.
Некоторые предложения были: например, в Вильнюсе планировалась постановка «Евгения Онегина». Но литовская опера закрылась на карантин, и проект повис в воздухе. Из-за коронавируса отменились еще несколько проектов. У меня не состоялся дебют в шотландской опере, где должен был петь в «Орлеанской деве». Премьеру «Фауста» в Лиссабоне пока перенесли.
— Сейчас вы…
— В США с семьей. На чужбине себя не ощущаю, ведь с оперными певцами происходит своеобразная профдеформация: когда постоянно работаешь по всему миру, не чувствуешь себя чужим, как мог бы чувствовать себя человек другой профессии. Тем более, здесь у меня даже больше родственников, чем в Беларуси: папа, мама, родные и двоюродные братья (родители Ильи уехали в США еще в конце 1990-х, когда он учился в 11 классе. — Прим. Zerkalo.io). Дети пошли в школу, активно учат английский и продолжают заниматься музыкой.
Видео: Zorka ProductionsНо планы на будущее у меня как у всех белорусов: хочется поскорее вернуться домой. Воспринимаю свою поездку в США как творческую командировку. Больше занимаюсь творчеством, чтением книг. Прохожу прослушивания в американских театрах. Надеюсь, скоро состоится дебют на американской сцене. Готовлю «Золушку»: через неделю начинаются постановочные репетиции в Монпелье.
— На сколько времени вперед у вас расписан график?
— Сейчас, в связи с коронавирусом, на полгода. Есть проекты, отодвинувшиеся на неопределенный срок. В списке планов напротив них стоит «условный 2022 год».
«Если увлечься пением с микрофоном, есть опасность обесцениться и девальвироваться в профессии»
— В этом году в Сети прогремел ваша песня «Волки»: клип собрал 1 млн просмотров. Он принес какие-то деньги? Или это, скорее, имиджевое вложение?
— Сейчас видео практически не может принести коммерческие дивиденды. Мы вместе с коллективом авторов не могли его не записать: этот текст давно вертелся в голове. Но чтобы он стал коммерчески успешным, его надо делать частью концертной программы и гастролировать с ним. А я сейчас, в силу ковида и общей ситуации в стране, не могу свободно выступать в Беларуси.
— В будущем вы готовы исполнять наряду с оперными ариями песни, рассчитанные на более широкую аудиторию?
— В нашем оперном цеху есть определенные неписаные правила. Мы знаем, что если увлечься пением с микрофоном, есть опасность обесцениться и девальвироваться в профессии. Оно может повлиять на твой актерский и певческий комплекс, на технологию исполнения. Пение с микрофоном можно сравнить с быстрым питанием. Во время приема фастфуда человек сразу получает две порции калорий и максимум вкуса. Если после него перейти на овсяную кашу, вряд ли сразу почувствуешь ее вкус.
Да, я люблю выступать с микрофоном. Но для меня важно сохранить свою идентичность, мастерство, которое передали мне педагоги. Поэтому я и дальше буду работать в разных жанрах, но буду стараться остаться именно оперным певцом.
Видео: PAWA— Ваш клип на вашу песню «Магутны Божа» собрал почти 500 тыс. просмотров. Песня «Благодарю» с Наргиз — более 449 тыс., «Мова» — 140 тыс. А вот просмотры собственно оперных исполнений пока скромные.
— Сейчас мы находимся в стадии переоценки. Да, просмотры у песен высокие. Но сравните их с видео, в которых дети собирают киндер-сюрпризы или как дети просто идут в магазин: у них миллиарды просмотров! Для меня это определенный вызов, потому что сейчас мы вступаем в стадию, когда массовая культура больше не нуждается в качественном продукте, на который затрачивается время и усилия. Идет всплеск интереса к культуре девальвации смыслов, понятий и качества. То есть чем хуже, тем лучше. Диснеевские мультфильмы, которые рисуют годами и имеют миллиардные бюджеты, не собирают и десятой доли просмотров обычных костюмированных шоу, которые снимают для детей.
К чему я веду? С одной стороны, число просмотров является для меня каким-то индикатором. А с другой стороны, не является. Опера — это другой жанр и зритель, и она никогда не станет массовой. Опера изначально появилась как элитарный жанр, и не моя задача сделать ее популярной у 85% населения. Условно говоря, это жемчуг, который совершенно не обязательно носить каждый день. Так что я не думаю, что в небольших просмотрах существует большая проблема.
Важность оперы в том, что это накопленный опыт поколений, ДНК человеческой цивилизации. Для меня, скорее, вопрос в том, чтобы пронести эту традицию и передать ее следующему поколению белорусов. Моим детям, например. Чтобы они понимали этот жанр, чтобы опера оставалась жизнеспособной.
— На видео мы видим вашу прекрасную актерскую игру и абсолютную раскрепощенность. А вот в начале вашей карьеры в кулуарах говорили, что вы вокально убедительны, но иногда при этом скованны. Кто или что вас изменило?
— Мой педагог Петр Ридигер говорил в консерватории, что певца растит сцена и практика. Так что можно измениться только практикой и кропотливым трудом. Причем осмысленным и критически оцененным. Вообще, без сцены невозможно вырасти в зрелого артиста. Сколько ни читай книг, методических пособий, мемуаров (Шаляпина и других певцов, которых изучают все вокалисты), без сцены, практики, метода проб и ошибок невозможно добиться результата.
«На билеты потратил около 600 долларов. За них два человека могли отдохнуть в Турции 10 дней в трехзвездочном отеле»
— Поговорим о вашей карьере. Среди любителей оперы вы стали известны благодаря победам на конкурсах. Какой из них стал основным трамплином для взлета?
— Назову несколько ключевых. Первой вехой в моей карьере стала победа на конкурсе Магомаева в Москве. После него я получил много концертных предложений в России. Второй — конкурс «Бельведер» в Вене. После него меня пригласили в стажерскую программу Зальцбургского фестиваля. Это неоценимый опыт: завязались контакты и творческие связи, которые продолжаются до сих пор. Третий — конкурс Портофино в Италии, состоявшийся четыре года назад, где я занял одно из призовых мест. После него состоялся дебют в Тулузе и завязались контакты с театрами, с которыми сотрудничаю до сих пор.
— А как же «Большая опера» на российском канале «Культура»?
— Этот проект хорошо работает на певца, помогает улучшить его физические кондиции, психоэмоциальное состояние. Делает тебя узнаваемым в глазах публики, которая ходит на концерты. Но это проект для зрителя, а не работодателя. После него прошли концерты в России, но особого всплеска не было. «Большая опера» опосредованно влияет на твою карьеру, скорее, распространяет информационный шлейф. В общем это больше медийный проект.
Видео: Zorka Productions— Сколько надо времени, чтобы выйти в ноль, перестать тратить и начать зарабатывать?
— Сложный вопрос. У кого-то это не получается годами, а кто-то за один конкурс решает все свои финансовые проблемы и происходит невиданный карьерный взлет, который невозможно было представить. Не могу сказать, что у меня быстро получилось выйти в ноль. Несколько лет ушло точно. Как у нас говорят, это «хлопотное дельце» (улыбается). Когда я начинал такие поездки, копил деньги на каждый железнодорожный билет: авиа часто было недоступно. Для проживания искал какой-то хостел. Это как лотерея: можешь выиграть, а можешь нет.
Вообще, мою карьеру могу оценить как постепенное восхождение на вершину. Причем, я еще не на вершине. Я — один из певцов, не ощущаю себя каким-то особенным
Первый гонорар я получил в 2006-м, когда выиграл студенческий конкурс в Москве. Сумма составила до несколько сотен долларов. В Россию мы ездили с супругой на поезде, жили у родственников. В общем, экономили, и в загашнике у меня осталось несколько сотен долларов. Поэтому я поехал еще на один конкурс — в шведский Мальме. Меня отобрали организаторы, оплатившие билеты на самолет. Я выиграл и заработал одну или полторы тысячи евро. Для Беларуси в середине нулевых это были очень серьезные деньги.
— Как вы их потратили?
— На эти деньги я отправился на третий конкурс, организатором которого являлся великий итальянский баритон Ренато Брузон (в 1970−90-х годах являлся ведущим исполнителем в операх Верди и Доницетти). Соревнование проходило летом во Флоренции. «Надо заявить о себе на родине вокала!» — подумал я. Но билеты оказались очень дорогими: около 600 долларов (почему-то дешевых не было). Даже сейчас это очень серьезные для белорусов деньги, а тогда это была астрономия. За них два человека могли отдохнуть в Турции 10 дней в трехзвездочном отеле.
Интернет тогда еще не был развит, имелся только телефон организаторов. Но я рискнул и поехал. Прилетаю во Флоренцию, звоню организаторам, обещавшим встретить и разместить. А они не берут трубку: у них сиеста с пяти часов вечера. По-итальянски тогда я разговаривал совсем слабенько. К тому же случилась забастовка таксистов: до города не доехать. Аэропорт также закрылся, у его сотрудников ничего не узнать. Так что до центра города я доехал вместе с рабочими на служебном автобусе.
Попытался заселиться в гостиницу. Но июль, лето, все места забиты туристами. Остаются только отели бизнес-класса за несколько сотен долларов, что совершенно для меня неподъемно. В итоге ночевал с другими туристами под открытым небом у вокзала, который закрывали на ночь. Поужинал в Макдональдсе, расстелил свой фрак на мостовой и заснул. Ночью рядом ходили футбольные болельщики, их разгоняла полиция. Веселая ночка выдалась.
Утром отзвонили организаторы, рассказали, как доехать. Добрался электричкой на конкурс. Там оказалось 120 участников в моей категории — в основном из Южной Кореи (а в Швеции конкурентов было около 30). Я прошел во второй раунд, оказавшись в тридцадке, но в восьмерку финалистов не попал. В итоге все деньги, заработанные на первых двух конкурсах, разошлись. Я был крайне расстроен. Но с годами понял, что такая ситуация формирует твою выдержку, стойкость, психологическую устойчивость. Как говорят, побеждает не тот, кто не пропускает удары, а кто поднимается после них.
«Процентная ставка агентства от гонорара составляет от 10 до 15%. За концертные выступления иногда бывает даже 20%»
— Если певец не ездит на конкурсы и делает ставку на репертуарный театр, он в может сделать успешную международную карьеру?
— В теории да. Но критически важно, чтобы театр, где он работает, являлся частью общемирового культурного пространства. Чтобы происходила — в хорошем смысле — утечка информации: мол, здесь работает классный певец, его надо послушать. Поэтому для Беларуси были очень важны Рождественские Оперные форумы и конкурсы вокалистов, которые дали многим из наших певцов дополнительную возможность быть услышанными хорошими экспертами в области оперы и получить контракты за рубежом.
— А вы продолжаете выступать на конкурсах?
— Уже нет.
— Значит, вы проходите кастинги или прослушивания на те или иные партии?
— Безусловно, есть определенные театры, в которых ты себя уже зарекомендовал, тогда тебя приглашают напрямую. Например, с оперой во французском Монпелье я сотрудничаю давно и отработал уже три постановки. Дай Бог, состоится четвертая. Но в целом на новую работу в 9 из 10 случаев надо прослушиваться. Часто о них узнаешь с помощью агентств: тех, кто не сотрудничает с ними, о таких мероприятиях не информируют
— Реально ли получить приглашения в западноевропейские театры, не сотрудничая с агентствами?
— Тяжело. Такие варианты существуют. Но с агентами работают все серьезные театры и компании. Хорошо это или плохо — не знаю. Но так устроена индустрия (как, кстати, и в спорте).
— Как это происходит на практике?
— Молодой певец, находящийся в любой точке земного шара, поступает в училище или консерваторию. Начинает изучать сценическое мастерство и сценическое движение, иностранные языки, сценический бой (фехтование), хореографию, историю искусств, историю исполнительства и так далее. Если он хочет развиваться дальше, то в какой-то момент начинает выступать на конкурсах: сначала на национальных, а затем и на международных. В этот момент его могут заметить члены жюри (часто среди них директора театров), а также агенты, старающиеся выцепить молодой талант. Тут абсолютно уместна аналогия с футболом. В этом виде спорта агенты также ездят по миру и отсматривают молодых спортсменов. Часто после конкурса агентство заключает с тобой контракт и начинает представлять твои интересы.
— Простите за меркантильный вопрос: а какой процент они берут?
— В целом процентная ставка от гонорара составляет от 10 до 15%. За концертные выступления иногда бывает даже 20%. В зависимости от того, как договариваются. Сейчас я сотрудничаю с датским агентством, уже третьим по счету. Мой контракт в пределах этих цифр, но точные суммы называть не буду, это конфиденциальная информацию. Однако эти деньги того стоят.
Агентство рассылает твои резюме и записи, формирует портфолио, с которым оно работает, и предлагает на работу театрам, с которыми сотрудничает. Агентство может отправить певца на прослушивание и кастинги, о которых обычный певец не всегда знает (тех, кто не сотрудничает с ними, о таких мероприятиях не информируют). Если прослушивание проходит удачно, исполнитель получает эту роль, работает над ней и позже выступает в интернациональном составе вместе с певцами со всего мира. Спектакли идут месяц или полтора, после чего начинаются прослушивания на новый спектакль.
«Моего дедушку, священника протестантской общины, ловили КГБ и милиция»
Видео: Zorka Productions
— Рано или поздно вы вернетесь в минский Оперный. Сможете ли вы работать с людьми, писавшими на вас доносы и высказывавшимися против вашей позиции. Можно ли их забыть и простить?
— Конечно, существует определенный эмоциональный фон. Когда тебя кто-то не любит или недолюбливает, сложно любить его в ответ. Да, есть люди, искренне думающие, что существуют зачинщики со своими корыстными интересами, что просто так люди не выступают и что все проплачено. Мне очень жаль таких людей. Их невозможно поменять. А ожесточиться на них — себе дороже.
Но я христианин и стараюсь их прощать. Для меня это вопрос моих убеждений, без этого никуда. Если сам не прощаешь, этот груз будет висеть на тебе и не будет давать тебе самому двигаться вперед.
Мне не хочется, чтобы моя жизнь превратилась в какое-то сожаление. Воспоминания о том, как было вчера, приведут к затяжной депрессии и безнадеге. Как говорил Конфуций, кто живет вчерашним днем, живет в депрессии, в подавленном состоянии. Кто живет завтра, может испытывать беспокойство. А кто живет сегодня, у того просветленный ум и хорошее настроение текущим моментом.
Я выбираю верить, надеяться, не терять энтузиазма. Жизнь все равно идет вперед. Все равно будут расставлены точки над «і». В истории человеческой цивилизации не было примеров, когда все не становилось бы очевидно и ясно. Думаю, что впереди нас ожидают только изменения к лучшему.
Вообще, думаю, надо жить так, чтобы депрессия была у окружающих (улыбается).
— Ваш дедушка был пастором протестантской церкви и за свои взгляды сидел в советское время в тюрьме. Ваш характер в него?
— Моего дедушку, священника протестантской общины, ловили КГБ и милиция. Он получил два срока по политическим статьям «Антисоветская пропаганда» и «Клевета на советскую действительность». Это его не сломило и не ожесточило
Дедушка показал пример того, что самым важным в жизни человека являются его убеждения, ценности, которые зиждутся на духовных, морально-этических принципах, на христианской вере. Он и в тюрьме продолжал молиться за своих обидчиков и до сих пор их не винит. Для меня он пример для подражания: за что-то честное и правильное можно страдать, а потом идти с высоко поднятой головой. И ничего не стыдиться.