Год назад бывшая девушка минчанина Дениса Князева сбросила его фотографии с акций протеста в чат-бот «ГУБОП». Результатом этого сведения счетов стало задержание мужчины, в одиночку воспитывающего дочь, избиения, издевательства, три месяца содержания под стражей, три года «домашней химии» и 30 суток ареста. Пока такие истории в Беларуси не стали массовыми, но по мере раскручивания маховика политических репрессий все больше и больше граждан будут испытывать соблазн использовать доносы в своих целях. По крайней мере именно так было в 30-е годы, когда доносы стали нормой в СССР.
Доносчики на страже советской власти
В 1989 году историк Виктор Земсков по указанию последнего советского лидера Михаила Горбачева начал подсчет реального числа жертв сталинских репрессий в СССР. Получив доступ к секретным архивам МВД-МГБ и ОГПУ-НКВД, Земсков оценил общее число жертв преследования политических противников советской власти в 1921—1953 годах в 4 миллиона человек. Из них 800 тысяч были расстреляны, а около 600 тысяч, вероятно, погибли в заключении. Существуют и более высокие оценки числа репрессированных и погибших.
С какого-то момента перед репрессивными органами советского государства остро встала проблема выявления многочисленных «врагов народа». Одно дело, когда ты имеешь дело с классовыми врагами вроде кулаков (зажиточных крестьян), дворян, буржуазии — их «выдают» записи в документах, имущественное положение, образ жизни.
Но пик сталинских репрессий пришелся на 1937−1938 годы («Большой террор»), когда этих явных антисоветчиков уже особо и не осталось. Поэтому все новых и новых противников советской власти приходилось выявлять по их действиям (реальным или мнимым), словам, убеждениям, мыслям. А поскольку следователь или чекист не имели возможности залезть прямо в голову к каждому советскому гражданину, им пришлось во многом полагаться на помощь добровольных помощников — многочисленных доносчиков.
Доносительство всячески приветствовалось советской властью, поощрялось и объявлялось едва ли не величайшей гражданской доблестью. Рассказывая о первых неделях после захвата власти большевиками, создатель Красной армии Лев Троцкий писал в своих воспоминаниях:
«Осведомители являлись со всех сторон. Приходили рабочие, солдаты, офицеры, дворники, социалистические юнкера, прислуга, жены мелких чиновников. Некоторые давали серьезные и ценные указания».
Журнал «Советская юстиция» за 1925 год прямо рекомендовал своим читателям:
«Развивайте способность доноса и не пугайтесь за ложное донесение».
В июне 1937 года Сталин назвал доносительство не только правом, но и обязанностью советских граждан. Причем, по мнению советского лидера, совсем не обязательно донос должен был быть правдивым:
«Плохо сигнализируете. <…> Каждый член партии, честный беспартийный, гражданин СССР не только имеет право, но обязан о недостатках, которые он замечает, сообщать. Если будет правда хотя бы на 5%, то и это хлеб».
Доносить на своих близких учили советских детей. О пионере Павлике Морозове, который якобы донес на своего отца, слагались поэмы и песни, ему ставились памятники. Газета «Пионерская правда» так описывала этот «подвиг»:
«Павлик не щадит никого: попался отец — Павлик выдал его, попался дед — Павлик выдал его. Павлика вырастила и воспитала пионерская организация».
Чтобы закрепить в детях «полезный» навык, общесоюзное детское издание из номера в номер публиковало доносы детей на родителей и учителей. Когда по доносу одного из последователей Морозова были арестованы двое взрослых (жену приговорили к 10 годам лагерей, а мужа к расстрелу), «Пионерская правда» сообщила своим юным читателям:
«За этот сигнал Митя получил именные часы, пионерский костюм и годовую подписку на местную газету „Ленинские внучата“».
Примером для взрослых жителей СССР должна была стать Любовь Яровая — героиня одноименной пьесы 1925 года Константина Тренева. Молодая учительница, поверившая в дело революции и сдавшая на расправу большевикам своего мужа — белогвардейца — по замыслу автора была настоящей вдохновительницей народных масс на беспощадную борьбу с контрреволюцией.
Донос из мести и как средство решения бытовых проблем
Пропаганда пользы доносительства дала плоды. Друг на друга доносили близкие родственники, коллеги, учащиеся. При этом во многих случаях сложно определить настоящие мотивы написавшего донос человека. Очень часто из заявленного стремления очистить родину от врагов советской власти явственно «торчат уши» личных интересов доносчика в виде мести, ревности, зависти, желания «подвинуть» чересчур успешного коллегу.
Так, в августе 1937 года жительница Читы, подписавшаяся как Г. Н.Л., написала донос на своего бывшего мужа Р.. Она вывела его на чистую воду как «агента истапо» (так было написано в заявлении) и как «отщепенца троцкистско-бухаринской банды». В этом заявлении нет вообще никаких доказательств или аргументов в пользу того, что муж Г. Н.Л. сотрудничал с врагами советской власти. Зато содержится просьба не считать ее «такой же подлой по отношению к окружающим меня честным гражданам» и пожелание всем остальным врагам народа прийти к тому же концу, «к какому пришел подлец и мерзавец бывший муж Р.».
Если судить по содержанию самого доноса, почти наверняка он был написан глубоко обиженной на мужчину женщиной. Дальнейшая судьба мужа — «агента истапо» неизвестна.
Впрочем, по мнению американской исследовательницы сталинизма Шейлы Фицпатрик, доносы на близких родственников в сталинском СССР так и не стали нормой — а оставались, скорее, исключениями. Хотя тот же Павлик Морозов сохранил свое место в пантеоне пионеров-героев даже после смерти Сталина, отношение советских людей к нему было, скорее, ироничное. В целом же под давлением террора семьи в СССР даже сплотились.
Также доносы использовались для сведения давних счетов с врагами. 25 июня 1932 года житель белорусских Климовичей Петр Федорович написал донос на Мирена Гомолко. Тот якобы распространял на одном из предприятий города слухи о том, что Сталин хотел удрать за границу, но его поймали. Также Федорович утверждал, что Гомолко и директор предприятия Клецко хвастались, говоря: «Мы, партийцы, заставили Сталина подписать распоряжение о свободной торговле». При этом Гомолко будто бы мечтал о падении советской власти, а политически неграмотный Клецко принял его на службу, не изучив политических взглядов будущего подчиненного.
Истинный мотив своей кляузы Петр Федорович раскрыл ближе к концу доноса. Оказывается, что в 1918 году Клецко был председателем уездного революционного трибунала и полгода держал Федоровича под следствием.
С помощью доносов советские граждане могли пробовать решить и проблемы взаимоотношений с шумными соседями по коммунальным квартирам — тем более что при удачном стечении обстоятельств комната арестованного соседа могла достаться автору жалобы. Так, знаменитый в свое время спортсмен-легкоатлет Серафим Знаменский написал очень показательный донос на соседа по коммунальной квартире основателя спортивного общества «Спартак» Николая Старостина и его брата Андрея:
«Сейчас работа в „Спартаке“ поставлена плохо благодаря неправильному руководству, неправильному подходу, подходу не советскому… Н. Старостин все свое время, внимание, средства тратит и выпячивает только футбол, забывая другие виды, забывая комплекс ГТО и в футболе выделяет только отдельных лиц, например: в команде „Динамо“ есть коллектив, а в „Спартаке“ только кучка своих людей, от того и получаются неполадки, не дают расти молодежи…
Относительно их поведения. Я живу вместе с ними в одной квартире. За последнее время, в связи с начавшимся обследованием общества стали потише, первое время ночи не спал, каждый день была пьянка, откуда люди берут деньги? Пьянки дискредитируют советский спорт и спортсменов, помимо этого для этого нужны деньги. Собираясь почти каждый день, расходились только под утро. Я несколько раз говорил Андрею Старостину — как тебе не надоедают эти пьянки, ты мне спать не даешь… Для того чтобы устраивать такие пьянки или играть в карты на деньги, нужны деньги. На 1000 или 1500, которые Андрей получает как МС (мастер спорта), безусловно, нельзя так жить. Я тоже получаю 1000 рублей, я живу вместе с женой, и для того, чтобы вести тренировку, устроить усиленное питание мне только-только хватает…
Все Старостины недостаточно честные люди… Я могу сказать, что у них была лишняя валюта, это знают все ездившие. Для ездивших в командировку отпускают валюты до 1000 франков. Что я мог купить на эти деньги: пальто, костюм, 1 туфли и 2 рубашки. Все входит в один чемодан. А для того, чтобы иметь 4 чемодана, надо чем-то наполнить их. Я знаю, у Николая было 4 чемодана, у Петра 4 чемодана, у Андрея 4 чемодана. Я сам видел на даче жену Николая Старостина, которая перебирала платья, их было штук 13, она говорила, что дорого Николай за них заплатил и одно ей не нравится. Жене Андрей тоже привез платьев 10 или 12, крепдешиновых платьев…»
Братьев Старостиных арестовали в 1942 году, долгое время они провели в заключении. Серафим Знаменский в этом же году покончил с собой.
Доносы для продвижения по службе и с целью обезопасить себя
На будущего наркома (министра) земледелия СССР Ивана Бенедиктова в 1937 году написали коллективный донос сразу трое коллег. Чиновник только пришел в Наркозем, быстро продвигался по службе — и, вероятно, вызвал этим недовольство коллег. Личность одного из доносчиков не удивила Бенедиктова, поскольку этот человек уже «прославился» своей привычкой к доносительству. Но двух других мужчина считал своими близкими друзьями, которым он полностью доверял. Случай Бенедиктова закончился нетипично для периода «Большого террора» — за перспективного сотрудника заступился Сталин.
В сентябре 1936 года заведующий Отделом печати и издательств ЦК ВКП (б) Борис Таль написал донос на своего коллегу популярного журналиста Льва Сосновского. Доносчика возмутило, что Сосновский получал на свое имя тысячи писем читателей, которые никем не просматривались и оседали в его личном архиве, а многие из этих писем содержали критику советской власти. Например, такую:
«Режим этот поголовно, везде, начиная с острова Врангеля и кончая Кремлем… Наши газеты пишут о режиме в Польше, который создал концентрационный лагерь в Картузберезе на 5 тыс. человек! О, ужас, срам, позор! Лагерь! На пять тысяч человек! Это — каторжный режим! Ну, а у нас тов. Сосновский, нет этих лагерей?»
Спустя полтора месяца Сосновского арестовали, а в июле 1937 года расстреляли. Таль, устранив сильного конкурента, вскоре после ареста Сосновского стал главным редактором «Известий». Но в декабре 1937 года доносчика тоже арестовали — и казнили через 10 месяцев.
В разгар репрессий появился еще один резон писать доносы. Проявляя таким образом «политическую бдительность», некоторые советские граждане пробовали обезопасить себя. Опасаясь, что донос могут написать на них, такие люди делали это первыми, стремясь тем самым продемонстрировать власти и ее репрессивным органам свою лояльность. Но срабатывал этот прием далеко не всегда.
В сентябре 1937 года старший преподаватель Академии Генерального штаба комбриг Ян Жигур написал донос на своего командира, начальника Генштаба маршала Александра Егорова. Доносчик обвинил полководца в ошибках «в области подготовки оперативно-стратегического использования наших вооруженных сил и их организационной структуры». Преподаватель утверждал, что эти ошибки в случае войны могут привести к многочисленным лишним жертвам, и выразил сомнения в его способности руководить Генеральным штабом.
Несмотря на своевременно написанный донос, комбрига Жигура расстреляли первым — 22 августа 1938 года. Маршал Егоров продержался еще полгода — его казнили 23 февраля 1939 года.
Доносы в сталинском СССР стали настолько привычным явлением, что на своих товарищей по несчастью доносили заключенные лагерей. Делалось это не от хорошей жизни: заключенный мог слегка улучшить свое положение и туманные перспективы, если соглашался на сотрудничество с «органами». Так он становился «секретным сотрудником» — «сексотом». Например, в августе 1933 года заключенный-«сексот» в Вишерском исправительно-трудовом лагере ОГПУ донес на другого заключенного за критику советских порядков:
«Заключенный 2-го отделения Потапов Василий Николаевич, осужденный по ст. 58−10 сроком на 3 года, сказал: „Вот настало небывалое закабаление людей в иго соввласти. Было крепостное право — никто не подыхал с голоду. В Америке хлеб девать некуда, и правительство просит, чтобы не сеяли хлеб, а наше правительство каждый год мобилизует все ГПУ на ноги, чтобы сеяли крестьяне, да задаром сдавали им, а сами мы можем с голоду подыхать. Сейчас построили политотделы ГПУ при совхозах и колхозах, которые будут прямо с места в карьер направлять на принудительный труд не менее, как на 10 лет“».
Читайте также
