Брест — один из древнейших городов Беларуси, впервые упомянутый в летописях еще в 1019 году. Но, за исключением руин одного монастыря, самые старые здания здесь датируются XIX веком. От старого Бреста ничего не осталось. Удивительно, но войны, как в случае с Минском, тут почти ни при чем. Город над Бугом предвосхитил судьбу белорусской столицы. Минск после Второй мировой перестроили до неузнаваемости, но все же сохранили отдельные здания и даже некоторые кварталы. А Брест в XIX веке уничтожили полностью — под ноль, разобрав вообще все здания. Рассказываем, как это стало возможным.
Брест до уничтожения
Каким был этот город в далекой древности, представить не так уж трудно. Точнее, это можно увидеть своими глазами: недалеко от Брестской крепости находится археологический музей «Берестье», расположенный на месте детинца (центральной и наиболее старой части города) древнего Берестья.
А вот каким был средневековый Брест, остается лишь представлять по описаниям, а также немногочисленным сохранившимся изображениям и чертежам. Одно можно сказать точно: город был одним из важнейших в стране. В 1390 году он получил Магдебургское право (право на самоуправление) — первым из населенных пунктов современной Беларуси и вторым в Великом княжестве Литовском после столичной Вильны. В 1550-е годы местный староста Николай Радзивилл Черный основал здесь типографию — снова-таки первую на территории современной Беларуси. В 1596-м на церковном соборе в Бресте была принята Брестская уния (попытка объединения на территории нашей страны православной и католической церкви).
Подчеркнем, что все эти события происходили в центре города, располагавшемся на островах, которые образует река Мухавец при впадении в Западный Буг, — то есть на юго-западной окраине современного Бреста. Там в разные годы были построены замок, костел и коллегиум монашеского ордена иезуитов, костелы базилиан и бернардинцев, ратуша и другие важные здания. По сохранившимся изображениям видно, что Брест представлял собой традиционный белорусский город той эпохи.
Пока предки белорусов жили в своем государстве — Великом княжестве Литовском, а затем объединились с поляками в федерацию под названием Речь Посполитая (РП), — все шло своим чередом. Но в 1795 году произошел третий, последний по счету, раздел РП. Белорусские земли были захвачены Россией. А Брест неожиданно оказался пограничным городом — российским форпостом на границе с Австрией, а также находившейся совсем неподалеку Пруссией.
Уже в следующем году новые власти отправили на присоединенные территории экспедицию для топографической съемки местности. Ее возглавил генерал-майор Петр Сухтелен. А непосредственно к съемке приступил капитан Карл Опперман. По ее итогам он написал инструкции «Для осмотра новой границы с Пруссией и Австрией» и предложил возвести вдоль 200-километровой границы девять мощных крепостей. В том числе и в Бресте.
В 1807-м тот же Сухтелен опять приехал на территорию Беларуси. И вновь предложил построить здесь крепость. Но в следующем году началась война России со Швецией (кстати, по ее итогам Петербург на весь следующий век захватил Финляндию), поэтому возведение фортеции отложили.
В тот момент идея осталась на бумаге. Но шутить власти не собирались. Тот же Опперман в 1810 году предложил построить крепость в Бобруйске. После того как план утвердили, для строительства цитадели там снесли старый город.
А вот Бресту на время повезло. Война 1812 года и последующие события подарили ему еще несколько лет спокойной жизни. Но в 1825-м на российский трон вступил император Николай I, который вернулся к прежней идее. Спустя четыре года упоминавшийся Опперман представил «Проект оборонительной линии Брест-Литовской временной профили, которую впоследствии можно превратить в долговременную». Документ предусматривал строительство крепости на месте города, который предполагалось полностью разрушить. В следующем году император утвердил проект.
Работа Дена
Сам Опперман не дожил до реализации своего проекта: умер от холеры. Но ему нашли замену. Строительство крепости поручили военному инженеру Ивану Дену, которого назначили строителем крепостей в Царстве Польском (часть территории бывшей РП, оказавшейся в составе России). «Он с особенною энергиею исполнял распоряжения Государя, не стесняясь расходами <…>. Доверие <…> к техническим познаниям и честности Дена лучше всего характеризуется общеизвестным фактом: когда прусский король, посетивший Императора Николая I, удивляясь громадности военных сооружений, спросил Государя, что может стоить государству такая масса крепостей, Николай Павлович отвечал: „это знает Бог да Иван Иванович [Ден]“», — писали еще во время существования империи составители «Русского биографического словаря».
Под руководством Дена в 1830-е годы были возведены сразу четыре крепости: Ново-Георгиевская (в польском Модлине у Варшавы — сейчас совсем рядом находится известный аэропорт), Ивангородская (возле польского города Демблин), Брестская, а также Александровская цитадель (на территории Варшавы).
За строительство Цитадели (системы внутренних укреплений) и крепости в Бресте Ден получил 50 тысяч рублей ассигнациями. Это гигантская сумма. Аналогично в то время оценивались труды знаменитых военачальников. Например, после Бородинской битвы фельдмаршал Михаил Кутузов получил в награду 100 тысяч рублей ассигнациями, а генералы Петр Багратион и Михаил Барклай-де-Толли — по 50 тысяч рублей ассигнациями каждый.
Откуда такая щедрость? Во-первых, дело в качестве крепостей. Основываясь на данных немецких специалистов, Фридрих Энгельс писал: «Русские, в особенности после 1831 г., сделали то, что упустили сделать их предшественники. Модлин (Ново-Георгиевск), Варшава, Ивангород, Брест-Литовск образуют целую систему крепостей, которая, по сочетанию своих стратегических возможностей, является единственной в мире».
Во-вторых, создание укреплений позволяло ликвидировать серьезную угрозу. Судя по предыстории строительства, о которой мы рассказали выше, может показаться, что крепости строили исключительно из-за возможности внешнего нападения. Но в 1830–1831 году на территории бывшей Речи Посполитой (в том числе и на территории современной Беларуси) вспыхнуло очередное освободительное восстание, подавленное властями. После этого они стали возводить в регионе крепости, чтобы избежать нападения не только со стороны соседних государств, но и от своих «нерадивых» подданных. Например, Александровская цитадель в буквальном смысле нависала над Варшавой.
Именно о внутренней угрозе как основной причине строительства писал литератор, историк и общественный деятель Юлиан Немцевич, который родился близ Бреста в усадьбе Скоки. Для него уничтожение города было варварством: «Царь Николай I готовил городу гибель. Ни одно неприятельское нашествие не уничтожило так основательно древний град с его прекрасными памятниками старины, как уничтожил его император России. Он дал приказ разрушить город и вместо него построить оборонную фортификацию. От какой опасности она должна была защищать русское государство? От порывов свободолюбивых литовцев и поляков?.. Стоило ли разрушать и уничтожать материальное достоинство и культурные достижения, добытые многими поколениями?»
Впрочем, историк Владимир Орлов считал, что, в отличие от других аналогичных сооружений, возводимых в то время, Брестская крепость не имела полицейских функций и изначально возводилась как стратегическая крепость второй линии обороны западных границ Российской империи.
И все же заметим, что строительство таких сооружений сделало захват крупных городов повстанцами практически невозможным. Недаром во время следующего восстания (1863 года) не был взят практически ни один крупный населенный пункт, шла преимущественно партизанская борьба против властей. Поэтому российский император награждал Ивана Дена крупными суммами абсолютно сознательно.
Уничтожение Бреста
6 июня 1833 года в Бресте начались «массовые земляные работы». Эта красивая фраза, которую иногда используют историки, фактически означала уничтожение старого Бреста. В тот день в присутствии духовенства, военных и гражданских чиновников, предводителя дворянства и городского головы прошел молебен. После чего сразу начаты работы на Кобринском и Тереспольском укреплениях (Брестская крепость находится на четырех островах: центральная часть — это Цитадель, которую окружают Кобринское, Волынское и Тереспольское укрепления-острова, созданные искусственным образом. — Прим. ред.). Также здания трех местных монастырей стали приспосабливать для того, чтобы их мог занять гарнизон (отсюда выселяли монахов). Уже к концу года их перестройка была окончена.
Затем пришла очередь частных домов. В 1835 году в Брест приехал сам император Николай I. Перед этим он отправился в Польшу. Как писал в мемуарах его соратник, граф Александр Бенкендорф, император «осмотрел Александровскую цитадель, которая уже была не только почти совсем устроена, но и вооружена орудиями, направленными на Варшаву, в подтверждение слов Государя о грозящей городу, в случае новой дерзкой попытки, неизбежной каре. <…> Следующую ночь мы провели в Ново-Георгиевске, где Государь осмотрел войска и все укрепления, также уже почти оконченные <…>. Потом, отобедав наскоро, мы отправились в Брест-Литовский, становившийся также первостепенною крепостью, и после трех дней, посвященных осмотру и маневрированию корпуса <…>, поехали в Киев».
За время визита российский царь увидел три крепости из четырех. А цитата Бенкендорфа еще раз подтверждает версию о строительстве крепостей как частей единого комплекса — возможно, ради единых внутренних целей (усмирения местных жителей).
О сносе домов, принадлежавших местным жителям, говорилось задолго до этого визита. Но, судя по всему, именно тогда было принято окончательное решение. Жительница Бреста Полина Венгерова оставила мемуары, в которых вспоминала те события: «Мы стояли и смотрели на императора Николая Первого в окружении блестящей свиты. Его пышущая здоровьем высокая фигура возвышалась надо всем. Облегающий парадный мундир с ярко-красными отворотами, грудь, украшенная многочисленными орденскими звездами, массивные эполеты, широкая голубая лента, портупея со шпагой на левом боку, сдвинутая набекрень треуголка с пышным белым султаном придавали ему неподражаемо воинственный вид».
Император стоял на возвышенности (мемуаристка называет ее Татарской горой), а вокруг выстроились многочисленные генералы, адъютанты, инженеры. По словам Венгеровой, Николай показывал правой рукой в разные стороны: «Время от времени кого-нибудь из генералов или адъютантов посылали вниз, тот осматривал наш дом, измерял саженью зеленый луг вокруг дома и сада и возвращался на гору с докладом».
Спустя несколько месяцев всех домовладельцев известили императорским указом, что город идет под нос.
«Стоимость домов будет определена комиссией, назначенной специально для этой цели. Правительство выплатит отступные и, кроме того, предоставит в их распоряжение участки в четырех верстах (чуть более километра. — Прим. ред.) от старого города. Эта новость повергла всех в ужас. В души горожан закралось предчувствие полного разорения. Для моих родителей проект возведения крепости означал катастрофу, потому что сносу подлежал не только наш прекрасный дом, но и большой кирпичный завод в двух верстах от города. Кирпичное производство каждое лето приносило большой доход, так как отец выполнял заказ на поставку многих миллионов кирпичей для уже начавшегося строительства казарм», — писала Венгерова.
Финал старого Бреста
1 июня следующего, 1836 года в торжественной обстановке приступили к строительству Цитадели (центрального укрепления крепости). Продолжились и другие работы. Например, бернардинский монастырь стали перестраивать для размещения там постоянного военного госпиталя на 600 человек. В бывшем иезуитском монастыре стали готовить квартиру для императора (в случае если бы он решил посетить крепость).
«По принятому проекту, будущая Цитадель крепости располагалась на центральном острове — именно там, где стояло Берестье или, позднее, Брест-Литовский, — писал историк Александр Суворов в книге „Брестская крепость. Война и мир“. — Таким образом, сказочный старый город, который словно феникс восставал из пепла после многих войн и пожаров, по воле российского монарха был приговорен к гибели. С началом земляных работ он шаг за шагом стирался с лица земли. Великолепные, уникальные монастыри, символизирующие богатые культурно-религиозные традиции древнего Бреста, его ремесленно-торговый центр, исчезли. Не сохранилось практически ни одного исторического здания: то, что не было сразу снесено, постепенно перестраивалось и приспосабливалось для нужд армии».
Цинизм властей проявился в отношении не только к самому городу, но и к его жителям. Брестчане, которым обещали компенсацию за сносимые дома, поручили представлять свои интересы местному жителю Давиду Розенбауму. Тот перессорился с ними и с комиссией, после чего донес начальству, что все оценки последней завышены. Власти сначала приказали приостановить оценку домов до прибытия новой комиссии. А затем пришло второе распоряжение.
«Каждый домовладелец должен был в ближайшее время сам снести свой дом на собственные средства, в противном случае грозил денежный штраф. Были установлены жесткие сроки сноса. Времени едва хватало на то, чтобы подыскать жилье в новом городе. О том, чтобы отстроиться заново, теперь, разумеется, не было и речи. Богатые оказались так же беспомощны, как бедные. Тот, у кого были наличные, спешил снять жилье, пусть даже за тройную цену, но такие составляли лишь четверть населения старого Брест-Литовска. Основная масса жителей осталась буквально без крова над головой», — возмущалась Полина Венгерова.
Она рассказала об истории, свидетелем которой была: в 1839 году семью брестских бедняков выселили из дома, который шел под снос. Идти им было некуда. Денег, чтобы снять жилище, — тоже не было.
По словам Венгеровой, работа новой комиссии, определявшей сумму выплат за снесенное жилье, продолжалась 15 лет. За это время многие брестчане умерли в нищете, другие эмигрировали.
Переезд также коснулся и городских кладбищ. «Если разрушение старого Бреста означало для всех разорение, то весть об осквернении могил прямо-таки разрушительно подействовала на состояние умов. Все усилия, все прошения, все мольбы оставить мертвых в покое оказались тщетными. Власти остались неумолимыми, как судьба, и приказали очистить кладбище. <…> Одно из самых страшных еврейских проклятий звучит так: „Пусть земля выбросит твои кости!“ И вот все увидели, как сбывается это ужасное проклятие», — вспоминала мемуаристка.
По ее словам, еврейская община была вынуждена сама выкопать останки своих предков и перезахоронить на новом городском кладбище.
В 1839 году были фактически завершены работы на Кобринском укреплении, а также все земляные работы на Волынском и Тереспольском укреплениях, завершена перестройка иезуитского монастыря. Началась внутренняя отделка бернардинского монастыря для нужд госпиталя. В 1840-м крепость посетил Николай I, который контролировал, как идет работа. В 1842-м над фортецией подняли российский флаг, и она вступила в число действующих.
Но строительство все еще продолжалось. В следующем году крепость вновь посетил император. Судя по всему, к тому времени на ее территории еще стояли отдельные постройки, поскольку было принято решение отселить всех владельцев деревянных и каменных домов за пределы укреплений. В 1845-м все частные дома были снесены.
Всего на строительство этого фортификационного сооружения было потрачено 4,6 млн рублей (для сравнения: за один рубль тогда можно было купить 20 кг баранины или говядины). Почти половину всех средств составили деньги, поступившие в российскую казну после раздела Речи Посполитой. То есть уничтожение города было наполовину выполнено за деньги самих жителей захваченных Беларуси и Литвы.
Новый Брест был возведен с нуля и превратился в уездный город Российской империи с типичной для таких поселений застройкой. Здесь не строили крупные заводы и высокие здания, чтобы не мешать гарнизону крепости осматривать окрестности.
Что осталось от старого города?
Долгое время крепость жила своей жизнью, новый Брест — своей. «Крепость имеет свои специальные нужды, увеселения, клубы, учебные заведения, медицинскую помощь, лавку, и почти все нужное можно достать в самой крепости, поэтому нет случаев надобности бывать в городе крепостной многотысячной военной людности и иметь там связи, и только по праздникам являются. Тоже мало бывают городские жители в крепости, куда впускают теперь только по билетам. Словом, город и крепость — два близких, но совершенно разделенных города», — писал в своей книге «История города Брест-Литовска, 1016−1907» уроженец города, историк Зоненберг.
Печальная ирония судьбы состоит еще и в том, что почти сразу после постройки крепость в Бресте потеряла свое военное значение. Уже во второй половине XIX века широкое распространение получила дальнобойная нарезная артиллерия, затем появились фугасные снаряды. Против такого оружия кирпичные стены были бессильны. После Первой мировой войны, показавшей крайне низкую эффективность крепостей, их вообще перестали строить, создавая вместо этого укрепленные районы.
Своеобразное соединение фортеции и города произошло уже в ХХ веке: героическая оборона Брестской крепости во время Второй мировой войны сделала ее культовым местом и одной из главных местных достопримечательностей. Ведь из прошлой эпохи сохранились лишь считаные здания (вернее, их остатки), а именно:
- Руины базилианского монастыря, который после строительства крепости перестроили в офицерское казино (известно как «Белый дворец»). В его здании в 1918-м был подписан Брестский мир, по которому большевики вышли из Первой мировой войны. В начале 1950-х его разобрали на кирпичи, от постройки сохранился лишь фундамент.
- Руины бернардинского монастыря, где размещался кадетский корпус, а затем госпиталь — после Второй мировой войны использовались как склад, постепенно здание разрушилось.
- Руины иезуитского коллегиума, который переделали в инженерное управление, — здание было разрушено во время Второй мировой.
Вот и все, что осталось от старого Бреста.
Читайте также
