На днях в парке мемориала «Тускуленай» в Вильнюсе откроется выставка, посвященная одному из самых трагичных эпизодов в истории нашей страны. Экспозиция «Кобыляцкая гора. Место памяти и скорби» расскажет об одном из двух признанных на официальном уровне мест массовых расстрелов жителей Беларуси чекистами, которое в некоторых публикациях называют «Куропатами под Оршей». Рассказываем, что случилось на Кобыляцкой горе в 30-х годах прошлого века и почему выставку в «Тускуленае» стоит посетить беларусам, живущим или оказавшимся проездом в Вильнюсе.
Как Беларусь узнала о Кобыляцкой горе
Кобыляцкая гора — это урочище к северу от Орши и к югу от деревни Андреевщина. Оно известно гораздо меньше, чем Куропаты под Минском. Но власти БССР признали его местом массовых расстрелов советских граждан сотрудниками НКВД еще за шесть лет до того, как Зенон Позняк и Евгений Шмыгалев опубликовали статью об уничтожении беларусов в Куропатах. Удивительно, но это произошло даже до прихода к власти Михаила Горбачева и начала перестройки.
В сентябре 1982 года при прокладке подъездной железнодорожной ветки к заводу железобетонных изделий строители нашли на Кобыляцкой горе яму с останками тел 50 расстрелянных людей. Сначала подозрение в совершении этого преступления пало на немецких оккупантов.
Но затем в урочище прибыла комиссия из представителей органов власти (ответственный секретарь Беларусского общества охраны памятников истории и культуры, прокурор, врач судебно-врачебной экспертизы, представитель военкомата, милиционер). Комиссия добросовестно опросила местных жителей и провела эксгумацию тел. И пришла к крайне неожиданному для тех лет выводу: немцы никакого отношения к расстрелу этих людей не имели.
На это указывали сразу несколько признаков. На хорошо сохранившейся обуви (например, на резиновых галошах) сохранились штампы с хорошо видимой датой изготовления — самые поздние относились к 1937 году. Все 50 найденных в глухом лесу человеческих черепов имели пулевые отверстия в лобной части. Члены комиссии при этом знали, что немцы, как правило, расстреливали людей очередями из пистолетов-пулеметов открыто, а не в лесных дебрях, — и не целились специально в головы.
Наконец, старожилы рассказали, что во время оккупации Беларуси немцы не производили здесь расстрелов. Зато в один голос утверждали, что расстрелы советских граждан проводили здесь в 1937—1939 годах органы НКВД. По их словам, лес на Кобыляцкой горе был точно таким же местом расстрела ни в чем не повинных людей, как лесной массив по Могилевскому шоссе у деревни Поддубцы (сейчас эта деревня называется Понизовье).
Собрав воедино все эти факты, комиссия пришла к выводу, что захоронение на Кобыляцкой горе появилось между 1937 и 1940 годами — то есть до немецкой оккупации Беларуси. Еще при советской власти, в 1989 году, здесь появился памятник-валун из розового гранита с табличкой со словами из стихотворения Анны Ахматовой: «Хотелось бы всех поименно назвать, но отняли список, и негде узнать».
Табличку несколько раз срывали неизвестные вандалы. Власти восстановлением памятника не занимались, и постепенно он превратился в стихийный «народный мемориал», который на протяжении десятилетий поддерживали в порядке местные активисты. О трагических событиях на Кобыляцкой горе напоминает сам гранитный валун, кресты и памятники с именами репрессированных, которые люди установили в память о своих родственниках.
Потомки репрессированных из разных стран объединились в гражданскую инициативу «Кобыляки. Расстрелы в Орше», которой руководит один из организаторов выставки в Вильнюсе Игорь Станкевич. В 2018 году участники инициативы добились, чтобы местные власти установили на мемориальном камне табличку с надписью «Место памяти и скорби» на беларусском, русском, английском языках и на иврите. Для этого участникам инициативы пришлось отправить два десятка персональных обращений и дважды сходить на прием к председателю Оршанского райисполкома. Впрочем, текст подписи, который предлагали активисты, власти изменили — а также совсем убрали из нее фразу на польском языке.
К слову, среди родственников самого Игоря Станкевича насчитывается около 30 человек, репрессированных в 1920—1930 годах. Часть из них сослали в лагеря, часть расстреляли. Век спустя, во время протестов против фальсификации результатов выборов в августе 2020 года, под маховик репрессий попал и сам активист. 11 августа его за фотографирование автобуса с силовиками задержали и избили в Минске. Сутки он провел в РУВД, а потом на Окрестина, после чего 13 августа был вынужден покинуть Беларусь.
Что же происходило на Кобыляцкой горе в 1930-е годы?
По оценкам исследователей, в окрестностях Кобыляцкой горы в годы сталинских «чисток» расстреляли до пяти тысяч человек. От партнеров из базы данных жертв политических репрессий в СССР «Открытый список» инициатива «Кобыляки. Расстреляны в Орше» получила список из 1750 человек, расстрелянных там и в других местах под Оршей. Среди них 1141 беларус, 505 поляков, 40 евреев, 15 латышей, 12 литовцев, а также украинцы, русские, немцы и один грек. Имена более 100 расстрелянных под Оршей людей участники инициативы нашли сами, и теперь их список насчитывает 1871 имя.
Как установили участники инициативы, на бойню под Оршу свозили не только местных, но и людей из многих других районов Беларуси. Так, здесь расстреляли:
- не менее 180 человек из Оршанского района;
- не менее 173 человек из Лепельского;
- не менее 158 человек из Бегомльского (сейчас это часть Докшицкого района);
- не менее 150 человек из Ушачского;
- не менее 144 человек из Заславльского (сейчас это часть Минского района);
- не менее 107 человек из Крупского;
- не менее 93 человек из Чашникского;
- не менее 92 человек из Толочинского;
- не менее 76 человек из Дзержинского;
- не менее 43 человек из Логойского.
Также среди жертв энкавэдэшников на Кобыляцкой горе есть жители Краснослободского, Копыльского, Смолевичского, Плещеницкого, Борисовского, Круглянского, Горецкого, Дрибинского, Холопеничского, Сенненского, Богушевского, Ветринского районов БССР. Поименные списки расстрелянных из этих регионов можно найти на сайте инициативы.
Известно, что среди убитых чекистами граждан БССР под Оршей были как минимум 20 священников: 18 православных, один ксендз и один раввин.
По словам одного из участников расправ над гражданами, расстрелы на Кобыляцкой горе выглядели так. По ночам сотрудники НКВД вывозили на специально оборудованных автомобилях («черных воронках») людей к месту расстрела. Многих забирали из Соборного храма — в бывшем костеле содержали многих задержанных из-за переполненности местной тюрьмы. В кузов загружали по шесть человек. Заехав в лес на Кобыляцкой горе, машину ставили так, чтобы фары подсвечивали заранее выкопанную яму. Людей выводили по одному. Палач стрелял каждому в затылок, а когда человек падал — делал дополнительный выстрел в висок.
Первого приговоренного к расстрелу выводить было легко: обычно он шел сам. А вот остальные, услышав выстрелы, всё понимали, начинали кричать и сопротивляться, не желая выходить из машины. Для этого у энкавэдэшников был припасен металлический багор с крюком на конце, с помощью которого они вытягивали очередную жертву из кузова. Некоторых особенно упорных им приходилось убивать прямо в автомобиле.
Кем были жертвы палачей
Истории расстрелянных под Оршей людей типичны для того времени — но от этого не менее ужасны. Вот некоторые из них.
Поляк по национальности Станислав Корженевский родился в 1901 году то ли в Орше, то ли в Смоленске. После революции он какое-то время жил в Москве, где работал адвокатом. В 1928 году попал в поле зрения чекистов из-за того, что поддержал протестные демонстрации рабочих. Времена были еще относительно «травоядные», и Корженевский за это «преступление» угодил на три года в сибирскую ссылку. После отбытия наказания мужчина вернулся в Беларусь, где работал юрисконсультом сначала на торфозаводе «Осинторф» в нынешнем Дубровенском районе, а затем — в оршанском «Швейпромсоюзе». В августе 1937 года Корженевский с женой и пятью детьми в возрасте от семи месяцев до 11 лет жил в Орше, на улице Первомайской, 58.
В разгар сталинских «чисток» в 1937—1938 годах «Швейпромсоюз», как и многие другие предприятия, попал под прицел чекистов. 27 августа 1937 года Корженевского арестовали и отправили в оршанскую тюрьму. Здесь из него, вероятно, с использованием пыток, выбили самооговор: мужчина «признался» в работе на польскую разведку, которая якобы поручила ему собирать информацию об оршанских артелях, количестве их работников и служащих. Кроме устного заявления Корженевского, никаких доказательств такого сотрудничества в материалах его дела не было (мы уже рассказывали о том, как советское правосудие использовало принцип «презумпции виновности», согласно которому признание подсудимым своей вины считалось лучшим доказательством совершения преступления).
Как и следовало ожидать, таких «доказательств» хватило НКВД для того, чтобы приговорить Станислава Корженевского к расстрелу. Юрисконсульта казнили 10 ноября 1937 года. В этот страшный день чекисты под Оршей убили не менее 160 человек.
Еще одним сотрудником оршанского «Швейпромсоюза», арестованным в этот период, был Залман Шифрин — папа известного российского сатирика Ефима (Нахима) Шифрина. Мужчина родился в Дрибине в 1910 году. В 20-х годах его отца-ремесленника лишили избирательных прав (такая категория людей в СССР называлась «лишенцами»). В 1926 году Залман поступил в Витебский еврейский педагогический колледж, но доносчики сообщили руководству, что он сын «лишенца», — и юношу отчислили.
Но он не опустил руки и отучился на курсах счетоводов-бухгалтеров. В 1931 году Залман окончил еще и Витебский финансово-учетный техникум, работая одновременно бухгалтером на дрожжевом заводе. А позднее заочно учился в Московском всесоюзном институте финансово-экономических наук.
Залмана Шифрина арестовали 19 августа 1938 года. Мужчина попал в подвал оршанского НКВД, где сотрудники его с ходу определили в шпионы. Когда Шифрин возмутился в ответ на это необоснованное обвинение, ему ответили: «Здесь побудешь, сам не заметишь, как и шпионом станешь. Здесь все шпионы».
В энкавэдэшных застенках Залман, как и другие заключенные, подвергался бесчеловечным изощренным пыткам. Его избивали, держали в подвальных камерах без воды и возможности выйти в туалет, не давали умываться и стричься — и, конечно же, жестоко избивали. Били кулаками, ногами, нагайками, обливали терявших сознание людей водой, заставляли сутками стоять без движения, а за каждую попытку присесть снова жестоко избивали.
Залману «повезло». Осенью 1938 года Лаврентий Берия сместил с поста наркома внутренних дел Николая Ежова. После этого массовые чистки начались уже в самом НКВД. Судя по всему, они затронули и следователя Бориса Гинзбурга, который силился сфабриковать дело о евреях-вредителях в системе оршанской промкооперации и «встроить» в него Шифрина. В результате, когда дело дошло до вынесения приговора, будущий отец известного сатирика получил «лишь» 10 лет лишения свободы в исправительном лагере. Чудом ему удалось выжить в лагерях на Колыме.
Примером работы советской репрессивной машины в окрестностях Орши может служить пожар на картонной фабрике «Красная звезда» в Чашниках 24 октября 1937 года. Нанесенный им ущерб сложно назвать непоправимым: огонь уничтожил два деревянных склада с сырьем-макулатурой и древесиной. Но чекисты действовали очень быстро. Уже 27 октября они «назначили» руководителем поджога помощника бухгалтера фабрики поляка Эдуарда Покшана, которого вынудили признаться в получении такой задачи от польской разведки. Всего к этому моменту было арестовано уже 28 человек, пять из которых «сознались».
Покшана расстреляли под Оршей (с большой долей вероятности на Кобыляцкой горе) в январе 1938 года. Но его «признание» было только началом.
В рамках этой же «польской операции» чекисты расстреляли еще около 30 сотрудников «Красной звезды». По приговору суда «первого рабоче-крестьянского государства» убили слесаря беларуса Ивана Людыно, электромонтеров беларуса Игната Уласевича и поляка Владимира Казакевича, слесаря поляка Михаила Кулевича и польку Ядвигу Кулевич (вероятно, его жену), рабочего поляка Болеслава Тулейко, братьев беларусов сеточника Петра и слесаря Григория Ворошко, теплотехника беларуса Иосифа Войцеховича, заведующего столовой беларуса Александра Малиновского, машиниста поляка Игнатия Спиридовича, кузнеца поляка Эдуарда Малиновского, рабочего поляка Игнатия Квятинского, сеточника поляка Адама Яцыно, заведующего транспортным отделом беларуса Михаила Якубовича, помощника экспедитора беларуса Михаила Плевского, шорника литовца Антона Тулейко, рабочего поляка Болеслава Тулейко, сортировщицу польку Павлину Домалевскую, кузнеца поляка Михаила Буйвана, грузчика поляка Антона Алецкого, рабочего поляка Артема Малиновского, рабочего беларуса Александра Лецко, старшего слесаря поляка Павла Спружа, нормовщика поляка Иосифа Милинкевича, машиниста поляка Викентия Милевского, бригадира поляка Бронислава Мацулевича.
Кем были сами палачи
Благодаря работе участников инициативы «Кобыляки. Расстреляны в Орше» мы знаем не только имена многих расстрелянных тогда граждан, но и части палачей. Сейчас известны имена 25 сотрудников оршанского НКВД, которые пытали и расстреливали людей, а также занимались фальсификациями документов.
Одного из них, оперуполномоченного Оршанского горотдела НКВД сержанта государственной безопасности Ивана Пименова, 5 июня 1939 года уволили со службы за то, что он «допускал грубые нарушения революционной законности, применение к арестованным безо всякого на то повода карцера, физического избиения». Оправдываясь в совершенных преступлениях, Пименов написал письмо первому секретарю ЦК КПБ БССР Пантелеймону Пономаренко. С его помощью можно сложить определенное представление о моральном облике этого «строителя коммунизма».
«Я жестоко допрашивал арестованных, но на то партия меня и поставила, а если бы мы либеральничали, то не разгромили бы врагов и не имели бы тех успехов, о которых Вы, тов. Пономаренко, говорили на 18 съезде партии, — писал Пименов. — Мне 34 года, из них 12 лет я отдавал партии всего себя полностью для борьбы с врагами народа. За эти 12 лет я раньше 4−5 часов утра домой не приходил с работы. Я не был ни одного дня в доме отдыха, за последние 4 года я не имел вовсе отдыха, мне некогда было отдыхать, так как я делал самую черновую работу и знал, что это нужно партии, поэтому отдавал всего себя. Я делал преступления перед своей семьей, не имел совсем личной жизни, а оправдывал это тем, что нужно покончить с врагами. Преступлений никогда не совершал и не чувствую себя виновным».
Некоторый из чекистов пережили период «Большой чистки», Вторую мировую войну и даже смогли найти себе место в послевоенной жизни. Иван Борисенко, сотрудник оршанского НКВД, возил людей на расстрелы. У него была норма — за ночь сделать два рейса и расстрелять 12 человек. В 1950-х годах он дослужился до звания майора КГБ, но после смерти Сталина его уволили из органов. После этого он устроился лесником в Днепровское лесничество. Обходя лес вместе с новыми коллегами, он показывал им ямы, в которых закапывали убитых им людей. И рассказывал, что после расстрелов чувствовал себя нормально — а вот его шофер сильно переживал и даже не мог есть. Умер Борисенко в 1973 году.
Но значительную часть палачей в конце концов перемололи те же жернова репрессий, на службе у которых они сами состояли. Принимавшего участие в казнях чекиста Алексея Васильева в марте 1938 года обвинили в шпионаже и в июле расстреляли. Инспектора Оршанского райотдела НКВД Наума Качинского арестовали в июле 1938 года как польского шпиона — и через несколько месяцев тоже расстреляли. Оперуполномоченного Оршанского райотдела УГБ НКВД младшего лейтенанта госбезопасности Михаила Хайкина в марте 1939 года приговорили к 10 годам лишения свободы.
Среди чекистов, по которым репрессии ударили бумерангом, особо выделяется лейтенант госбезопасности Самуил Шлифенсон, создавший в 1937—1938 годах ад для заключенных оршанской и могилевской тюрем и лично участвовавший в пытках. По указанию Шлифенсона в тюрьмах подготавливали специальные пыточные камеры, из которых выбрасывали топчаны и нары. Через эти «режимные камеры», по тяжести условий содержания значительно превосходившие обычные карцеры, пропускались почти все арестованные.
Позднее он стал начальником Гомельского областного отдела УГБ НКВД БССР. На этой должности Шлифенсон организовал настоящие этнические чистки. Например, чекистам Речицкого района он поручил выявлять проживающих в регионе поляков, латышей и немцев, так как они являются шпионами капиталистических государств. По приказу Шлифенсона следовало задержать и расстрелять 300 представителей этих национальностей. Речицкие чекисты даже успели начать аресты граждан по национальному признаку, пока их не осадила прокуратура БССР.
В 1938 году один из подчиненных написал на Шлифенсона донос, который, возможно, стал поводом для его ареста. В ноябре ретивого чекиста арестовали как шпиона и вредителя, в мае 1939 года приговорили к расстрелу, а в сентябре — расстреляли.
В материалах расследования о деятельности Шлифенсона и его сообщников есть такое описание его преступлений: «В Гомельском УНКВД БССР сидят враги ШЛИФЕНСОН, РАВИНСКИЙ, СУРОВ. <…> Эти люди арестованных допрашивали так, что все арестованные сознавались: для этого их били, издевались над ними, устроили специальную камеру „парилку“, где в невероятной духоте и жаре люди могли только стоять, люди падали в обморок и поэтому сознавались. Вполне понятно, сознавались и те, кто ошибочно был арестован. После постановления ЦК и СНК от 17.ХI.38 г. большинство стало не сознаваться и их освободили — это и доказывает, что раньше сознавались невиновные. Руководили всем этим ШЛИФЕНСОН, РАВИНСКИЙ, СУРОВ. Есть еще такой ПИНСКИЙ — холуй и подхалим, которых этих невинных расстреливал в Гомеле и Орше, поэтому его из Орши и привез с собой ШЛИФЕНСОН».
Выставка «Кобыляцкая гора. Место памяти и скорби» откроется в Вильнюсе 25 марта по адресу Žirmūnų g. 4, время открытия — 16.00. Ознакомиться с экспозицией можно будет до 12 мая.
Тысячи людей прошли через настоящий ад в годы сталинских чисток. Последнее, что у них осталось, — это память о них. «Зеркало» стремится рассказать их истории, чтобы не позволить забыть о совершенных преступлениях. А еще предупредить о том, к каким последствиям может привести безграничная власть и беззаконие.
Поддержите редакцию, чтобы мы продолжали работу
Станьте патроном «Зеркала» — журналистского проекта, которому вы помогаете оставаться независимым. Пожертвовать любую сумму можно быстро и безопасно через сервис Donorbox.
Это безопасно?
Если вы не в Беларуси — да. Этот сервис используют более 80 тысяч организаций из 96 стран. Он действительно надежный: в основе — платежная система Stripe, сертифицированная по международному стандарту безопасности PCI DSS. А еще банк не увидит, что платеж сделан в адрес «Зеркала».
Вы можете сделать разовое пожертвование или оформить регулярный платеж. Любая помощь, особенно если она регулярная, поможет нам работать. Пять, десять, 25 евро — это наша возможность планировать работу.
Важно: не донатьте с карточек беларусских и российских банков. Это вопрос вашей безопасности.
Если для вас более удобен сервис Patreon — вы можете поддержать нас с помощью него. Однако Donorbox возьмет меньшую комиссию и сейчас является для нас приоритетом.
Читайте также
