Елка уже давно воспринимается как привычный атрибут новогодних и рождественских праздников. Вокруг нее водят хороводы, под нее кладут подарки, а торжественное открытие елок в центрах городов собирает тысячи людей. Но так было далеко не всегда. Откуда появилась национальная традиция украшать елку, когда она пришла в Беларусь, как с ней боролись власти и почему в конце концов решили использовать ее в своих интересах — в нашем тексте.
Чтобы написать этот текст, мы прочитали книгу исследовательницы Елены Душечкиной «Русская елка. История, мифология, литература». Ученица знаменитых филологов Юрия Лотмана и Дмитрия Лихачева, она написала превосходный и читабельный трактат — лучший по этой теме в русскоязычной научной среде.
Из Германии — во весь мир
Как писала Душечкина, истоки традиции почитать деревья — в далекой древности. Все народы верили, что они (как и другие растения) являются живыми существами, в которые перешли души умерших. А также что боги выбирают себе те или иные деревья, чтобы жить в них. В зависимости от географических и климатических условий, а также местных традиций возникал культ дерева определенной породы. Объектом поклонения могли быть дуб, сосна, кипарис, ясень, эвкалипт и прочие деревья (та же береза у славян). Особое предпочтение обычно отдавалось вечнозеленым растениям (той же ели), ведь они — в отличие от опадающих на зиму лиственных — сохраняли силу весь год.
Стремясь получить от дерева поддержку, люди совершали различного рода обряды, поклоняясь ему и почитая его. Иногда эти ритуалы проводились вне дома — например, в лесу. Случалось, что культовое дерево срубали и использовали в праздничных процессиях, где его несли впереди шествия. В результате само дерево погибало, но люди верили, что использование его в церемонии благотворно скажется на их судьбе. Это побуждало их из года в год повторять этот обряд.
Важную роль в «продвижении» именно ели сыграла возникшая в X веке богомильская легенда о крестном древе (богомилы — антиклерикальное движение, считавшееся ересью, которое возникло в Болгарии в Х веке как результат деятельности проповедника Богомила и в следующие пять веков распространилось по Европе. — Прим. ред.). Согласно этой легенде, пророк Моисей на пути в Египет посадил дерево, сплетя воедино три растения: ель, кедр и кипарис. Ангел возвестил, что посаженное Моисеем дерево станет спасением и «жизнью мира», потому что на нем распнут Христа. Из него позднее были сделаны кресты, установленные на Голгофе для распятия Иисуса и разбойников.
Но как именно ель превратилась в рождественское дерево, до сих пор точно не известно. Согласно книге Душечкиной, истоки этого явления находят у древних германцев. Для них ель еще во времена язычества была особо почитаемой и отождествлялась с мировым деревом.
«Среди германских народов издавна существовал обычай идти на Новый год в лес, где выбранное для обрядовой роли еловое дерево освещали свечами и украшали цветными тряпочками, после чего вблизи или вокруг него совершались соответствующие обряды. Со временем еловые деревца стали срубать и приносить в дом, где они устанавливались на столе. К деревцу прикрепляли зажженные свечки, на него вешали яблоки и сахарные изделия. Возникновению культа ели как символа неумирающей природы способствовал ее вечнозеленый покров, позволявший использовать ее во время зимнего праздничного сезона, что явилось трансформацией издавна известного обычая украшать дома вечнозелеными растениями», — отмечала исследовательница. По ее словам, после крещения территорий эти обычаи и обряды постепенно начали приобретать христианский смысл. Позже ель стали использовать в качестве рождественского дерева, устанавливая в домах уже не на Новый год, а в сочельник (канун Рождества, 24 декабря).
О том, где и когда это случилось впервые, существует множество версий. Чаще всего это событие связывают с именем Мартина Лютера (1483−1546), хотя подтверждающие исторические свидетельства отсутствуют. Однако даже если эта версия правдива, соотечественники Лютера последовали новому обычаю далеко не сразу. Более полувека после смерти создателя протестантизма ель на территории Германии в качестве рождественского дерева не упоминается. Первое письменно зафиксированное свидетельство этого относится к 1605 году.
«В Страсбурге на Рождество приносят в дома еловые деревья, и на эти деревья кладут розы, сделанные из цветной бумаги, яблоки, вафли, золотую фольгу, сахар и другие вещи», — писал неизвестный путешественник, которого цитирует Душечкина. Из этого города обычай устанавливать в домах ярко украшенное рождественское дерево начал распространяться по другим деревням и городам вдоль реки Рейн. Однако окончательно на территории Германии рождественская елка закрепилась только к середине XVIII века. В романе Иоганна Вольфганга Гете «Страдания молодого Вертера», вышедшем в 1774 году, о том, что дети поедут на елку и получат там подарки, говорится мельком, как уже о чем-то хорошо знакомом и привычном.
Традиция устанавливать елки на площадях появилась немного позже. Еще в 1785 году на ярмарке в Лейпциге их не продавали, а вот в 1807-м на Дрезденской ярмарке их уже было очень много. Только с этого времени рождественское дерево стало стремительно распространяться по всей Германии, а оттуда — по другим странам Европы. Первыми эстафету приняли жители северных европейских стран. Первые сведения о рождественском дереве в Швеции относятся к концу XVIII века, в Финляндии — к 1800 году, в Дании — к 1810, а в Норвегии — к 1828 году (хотя полное признание в этом регионе наряженная елка получила лишь в середине XIX века).
В Париже елка впервые появилась в 1840 году, в Англии — в 1841-м, примерно в это же время она добралась до США. Инициаторами всюду были немецкие мигранты или выходцы из этой страны. К середине XIX века эту традицию активно осваивали большинство народов Западной Европы.
Мода на немцев — и открытая дорога в Беларусь
«Почему именно ель приобрела такую популярность? Почему она оказалась связанной с Новым годом или Рождеством? В Северном полушарии рождественские праздники приходятся на зиму, когда лиственные деревья стоят обнаженными и, конечно, не могут использоваться в качестве символа и важнейшего атрибута зимнего праздника. Поэтому естественно, что таким символом стало вечнозеленое хвойное дерево, причем не только ель, но и сосна, и кедр, и пихта, и можжевельник. Нередко можно увидеть в качестве новогоднего или рождественского декора сосновые деревья или ветви. Однако еловое дерево, в отличие от соснового, обладает совершенной пирамидальной формой; его устремленный кверху прямой ствол, а также симметричное расположение ветвей придает ему очертания католических и лютеранских храмов. Очевидно, именно благодаря своей форме ель и затмила другие хвойные деревья», — писала Елена Душечкина.
В XIX веке ель пришла и на территорию Российской империи, которая незадолго до этого аннексировала территорию Беларуси. Первые рождественские елки в этой стране появились в домах петербургских немцев. Причем местные, российские авторы рассказывали об этом как об особенностях чужой культуры. В русских домах рождественское дерево еще не ставили. Первое упоминание о елке в этой роли появилось накануне 1840 года в газете «Северная пчела», которую издавал Фаддей Булгарин, уроженец современного Узденского района Беларуси.
Газета сообщала о продающихся «прелестно убранных и изукрашенных фонариками, гирляндами, венками» елках. Год спустя в том же издании появилось объяснение входящего в моду обычая: «Мы переняли у добрых немцев детский праздник в канун праздника Рождества Христова: Weihnachtsbaum. Деревце, освещенное фонариками или свечками, увешанное конфектами, плодами, игрушками, книгами, составляет отраду детей, которым прежде уже говорено было, что за хорошее поведение и прилежание в праздник появится внезапное награждение».
Первоначально елки появились лишь в домах знати. В середине 1840-х годов произошел взрыв интереса к ним, и уже к концу десятилетия рождественское дерево стало в столице империи хорошо знакомым и привычным предметом рождественского интерьера. Елена Душечкина объясняла причины так: «Прежде всего в основе лежало стремление подражать Западу. Начиная с 1820-х годов и далее, на протяжении двух десятилетий, русские увлекались модой на немецкие литературу и философию. Отсюда и увлечение „немецким нововведением“ — рождественским деревом, что подкреплялось модой на произведения немецких писателей и прежде всего — на Гофмана, „елочные“ тексты которого „Щелкунчик“ и „Повелитель блох“ были хорошо известны русскому читателю 1840-х годов».
В середине века елка стала распространяться по губернским и уездным городам империи, а некоторое время спустя — и по дворянским усадьбам. Так она добралась до Беларуси. К концу XIX века традиция, связанная с елкой, стала известным и вполне естественным явлением как в городах, так и в поместьях шляхты.
Причина быстрого распространения этого явления объясняется следующим. Веками славяне (в том числе и беларусы) праздновали святки — праздничный период, состоящий из двенадцати праздничных дней от появления первой звезды перед Рождеством до крещенского освящения воды (например, ночью на святки проходила старинная беларусская игра «Женитьба Терешки»). По словам Елены Душечкиной, «отказавшись от старинного народного обычая празднования святок, горожане ощутили некий обрядовый вакуум. Этот вакуум либо ничем не заполнялся, вызывая чувство разочарования из-за напрасных праздничных ожиданий, либо компенсировался новыми, сугубо городскими, часто — на западный манер развлечениями, в том числе и устройством елки».
От Рождества — к Новому году
В 1917 году в Российской империи случилась революция, монархия пала. Создать собственное государство (в 1918-м была провозглашена независимость Беларусской народной республики) нам не дали: спустя несколько лет восточная часть Беларуси оказалась под властью Москвы, западная — Варшавы.
В Польше, остававшейся в русле европейской цивилизации, елки в домах наряжали яблоками, орехами, украшениями, сделанными своими руками, например, из цветной бумаги, а также свечами. Покупные игрушки, особенно стеклянные шары, некоторые поляки считали «немецкой выдумкой», к тому же дорогой, и отказывались от них. В городах стали устанавливать и общественные рождественские ели, в том числе с электрическими гирляндами. Яркие деревья красовались на главных площадях, у вокзалов, театров.
На востоке наблюдалась другая ситуация. Первое время после захвата власти большевики на елку не посягали. Однако уже к концу 1924 года «Красная газета» с удовлетворением сообщила: «В этом году заметно, что рождественские предрассудки почти прекратились. На базарах почти не видно елок — мало становится бессознательных людей». Началась плановая борьба с религией и с православными праздниками, результатом которой стала окончательная отмена Рождества.
В 1929 году в Советском Союзе ввели новый производственный календарь, отменивший церковные праздники, в результате Рождество превратилось в обычный рабочий день. Вместе с Рождеством отменялась и елка, уже прочно сросшаяся с ним. Как писала Елена Душечкина, «в борьбу за отмену елки включились печатные издания и советские активисты. Центральные газеты обличали партийное и комсомольское руководство городов и сел, в которых продавались и устраивались елки; писатели ополчились на елку как на „старорежимный“ религиозный обычай; детские журналы осуждали и высмеивали детей, мечтающих о елке: „Религиозность ребят начинается именно с елки… Ребенок отравляется религиозным ядом…“; „Долой елку и связанный с нею хлам“».
Запрет продержался лишь несколько лет. Уже 28 декабря 1935 года в газете «Правда» была опубликована небольшая заметка «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку».
«В дореволюционное время буржуазия и чиновники всегда устраивали под Новый год своим детям елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями елку и веселящихся вокруг нее детей богатеев. Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны? Какие-то, не иначе как „левые“ загибщики ославили это детское развлечение как буржуазную затею. Следует этому неправильному осуждению елки, которая является прекрасным развлечением для детей, положить конец», — писал Павел Постышев, тогда второй секретарь компартии Украины.
В этом же тексте он призвал комсомольцев и пионер-работников в срочном порядке устроить под Новый год коллективные елки для детей: «В школах, детских домах, в дворцах пионеров <…> — везде должна быть детская елка! Не должно быть ни одного колхоза, где бы правление вместе с комсомольцами не устроило бы накануне Нового года елку для своих ребятишек. Горсоветы <…> должны помочь устройству советской елки для детей нашей великой социалистической родины».
О том, как принималось решение, в своих мемуарах зафиксировал будущий лидер СССР Никита Хрущев: «Не помню года и тем более месяца, но вот однажды позвонил мне [Иосиф] Сталин и говорит: „Приезжайте в Кремль. Прибыли украинцы, поедете с ними по Москве, покажете город“. Я тотчас приехал. У Сталина были [партийные чиновники] Косиор, Постышев, Любченко. <…> „Вот они, — говорит Сталин, — хотят посмотреть Москву. Поедемте“. Вышли мы, сели в машину Сталина. Поместились все в одной. Ехали и разговаривали. <…> Мы ехали по улицам, конечно, нигде не выходя из машины, весь осмотр велся из автомобиля. Постышев поднял тогда вопрос: „Товарищ Сталин, вот была бы хорошая традиция и народу понравилась, а детям особенно принесла бы радость, — рождественская елка. Мы это сейчас осуждаем. А не вернуть ли детям елку?“ Сталин поддержал его: „Возьмите на себя инициативу, выступите в печати с предложением вернуть детям елку, а мы поддержим“. Так это и произошло. Постышев выступил в „Правде“, другие газеты подхватили идею». Да и выхода у них не было: публикации центральной партийной газеты были обязательным руководством к действию.
«На первый взгляд, возвращение „старорежимного“ обычая в жестокую эпоху 1930-х годов может показаться удивительным. Но следует учесть, что реабилитация елки произошла через месяц с небольшим после того, как 17 ноября 1935 года на I Всесоюзном совещании стахановцев Сталин произнес знаменательную фразу: „Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее“. Если помнить об этом, то причина возвращения елки становится более понятной. По мнению советских идеологов, елка, как и многое другое в дореволюционной культуре, могла послужить укреплению победившего режима, возвращая людям привычные радости жизни», — писала Душечкина.
Именно тогда сформировались традиции, знакомые современным читателям с постсоветского пространства. В своем исследовании автор делится воспоминаниями Виктора Русакова о новогоднем празднике, устроенном в 1940 году в городе Опочке Псковской области России: «Праздник начинается традиционным хороводом вокруг елки <…>. Затем детей просят прочитать стихи, рассказать сказку и спеть хором песенку „В лесу родилась елочка…“ И под конец появляется Дед Мороз, который приносит подарки». По той же модели утренники в Беларуси проходят до сих пор.
Однако в то время вместе с возвратом праздника в обиход произошло одно очень важное изменение. Рождество уступило место Новому году. «Рождественское дерево превратилось в атрибут государственного праздника Нового года, одного из трех (наряду с Октябрем и Первомаем) главных советских праздников. Скорому превращению елки в один из советских символов способствовала и ее архитектоника, напоминающая башни Московского Кремля, и звезда на ее верхушке, превратившаяся из Вифлеемской в пятиконечную звезду, ассоциирующуюся со звездами, горящими на башнях Московского Кремля», — писала Душечкина.
Но беларусы не видели в праздновании Нового года идеологии. Наоборот, он превратился в светлый и лишенный влияния власти праздник. Первую общегородскую ель в Минске установили, судя по всему, в 1945 году, а впервые сфотографировали в 1951-м. Вечнозеленое дерево с минимумом украшений поставили напротив Дома правительства. Там его ставят и до сих пор.
Новогодние праздники с елкой тогда проводились в школах, детских садах, дворцах культуры БССР. Однако в собственных домах беларусы нечасто ставили эти деревья, в том числе из-за проблем с жильем: страна отстраивалась после Второй мировой. Эта традиция стала массовой в наших городах только в 1960-х, а в деревнях ее приняли еще позже.
Империи не вечны, и Советский Союз, где придумали Новый год в привычном нам сегодня виде, распался. Но праздник остался и продолжает быть любимым для подавляющего большинства беларусов.
Читайте также
