Перед началом войны Владимир Путин заявил, что Беларусь и Украина не должны быть самостоятельными, суверенными государствами. Так пересказал разговор с ним немецкий канцлер Олаф Шольц. Высказывание российского президента полностью вписывается в концепцию «русского мира» — одним из идеологов которого является Александр Дугин, чью дочь Дарью 20 августа взорвали в ее машине. Рассказываем, что это за концепция, как она появилась и чем опасна для Беларуси.
Запрос на Советский Союз — без коммунизма
В XXI век Россия вступила с новым президентом Владимиром Путиным, сложностями в экономике — недаром девяностые годы задним числом назвали лихими — и безвременьем в сфере идеологии.
Два ведущих направления — коммунистическое и демократическое — оказались дискредитированными в глазах россиян.
Фатальными для демократов стали итоги приватизации. Из 96 долларовых миллиардеров России (по состоянию на 2012 год) 64 (или 2/3) разбогатели именно за счет нее. Используя хитрые схемы, промышленные гиганты продавались буквально за копейки. Через залоговые аукционы наиболее ценные и крупные российские активы передали группе олигархов в обмен на займы и поддержку Бориса Ельцина на выборах 1996 года. Это привело к еще большему расслоению общества и несправедливому распределению ресурсов.
При этом полноценная демократия существовала в России лишь первые несколько лет правления Ельцина: после «Расстрела Белого дома» в 1993-м наметился поворот к «сильной руке», возросла роль спецслужб. Но в массовом сознании девяностые намертво связаны с демократами.
На фоне ухудшающейся экономической ситуации и жестких реформ у значительной части общества быстро возникла иллюзия, что СССР находился на вершине могущества, а его распад случился благодаря действиям предателей. Народ связал дарованную сверху, а не выстраданную свободу с резким падением уровня жизни. А потому эту свободу не оценил и согласился с «закручиванием гаек» и репрессиями, гарантировавшими прежнюю стабильность. На демократическом направлении на какое-то время был поставлен крест.
Но возвращаться к коммунистической идеологии общество также не хотело. По ней еще раньше ударила экономика — пустые полки магазинов в конце 1980-х оставались лучшим аргументом «в пользу» учения Маркса — Энгельса — Ленина. Насильственное культивирование коммунистической идеологии в советское время вызывало у общества аллергию.
На все это наложилось и то, что в результате распада Союза Россия потеряла территории, которые она издавна считала своими. При этом тоталитарное сталинское наследие не было осуждено, ведь у власти осталась часть прежней номенклатуры. А значит, обществу не объяснили, что границы расширялись благодаря экспансии и что национальные республики имеют право на самостоятельную жизнь.
Среди россиян возник запрос на Советский Союз без коммунизма, который взялся выполнить Владимир Путин.
Поиски идеологической опоры
Новому режиму требовалась идеологическая опора — именно ее поиском и озаботился Путин. Первоначально он опирался на какие-то образы царского прошлого (речь о XIX веке). Затем переключился на историю Второй мировой и Великой Отечественной войн.
В этом метании можно найти свою логику. Подполковник КГБ не мог сделать ставку на демократию. Перебирая исторические эпохи, он искал период существования сильного успешного государства и конце концов остановился на победе во Второй мировой войне.
Как отмечала в своей статье доктор философских наук Ольга Малинова, при Путине появилась концепция, «подчеркивающая преемственность „тысячелетнего“ Российского государства; победа в Великой Отечественной войне и превращение СССР в мировую сверхдержаву стали центральными элементами новой смысловой схемы отечественного (российского. — Прим. ред.) прошлого. При этом символ Победы был „отделен“ от негативной памяти о сталинском режиме (массовых репрессиях, ошибках первого периода войны, непомерно высокой цены некоторых военных успехов и т.п.)».
Но для того, чтобы эта концепция сработала, требовалась опора. Ее отсутствие лучше всего видно в современной Беларуси: ставка на сакральность победы как основы режима не сработала, поскольку она, условно говоря, зависла в невесомости.
Одна из причин — в разном «формате» войны. Наша страна три года находилась под оккупацией. Белорусы воевали на фронте, но одновременно партизанили, сотрудничали с врагом (иногда вынужденно, иногда добровольно) или просто выживали. На территории же современной России шли активные боевые действия (от битвы за Москву до Сталинграда и битвы на Курской дуге), русские преимущественно сражались именно на фронтах.
Добавим в качестве причин отсутствие в Беларуси сильной ностальгии по Советскому Союзу.
В итоге факт победы не встраивался в линию развития белорусской истории. Победу никто не отрицал, ей гордились, но она существовала как бы отдельно от других линий. В России это удалось — благодаря концепции «русского мира».
Она начала формироваться в девяностые годы. Точнее, русский национализм в своем зародышевом проявлении существовал и в советское время. Но в нем не было откровенной нужды. Тенденции к унитаризму, оттеснению национальных языков на второй план все больше превращали СССР именно в российское государство.
После распада Союза тысячи, если не миллионы русских оказались жителями новых стран. Для коренного населения (например, для нас, белорусов) провозглашение независимости стало исторической справедливостью. Для России это означало потерю территорий, которые она издавна считала своими. Многие русские столкнулись с необходимостью учить язык коренного населения (эта проблема игнорировалась в советское время).
Развал империи вызвал состояние шока и необходимость ответа.
Разношерстный фашизм
Первоначально этот ответ казался маргинальным. В начале 1990-х в России возник десяток малочисленных объединений. Одним из их активистов стал Александр Дугин, сын генерала, служившего в Главном разведывательном управлении Генштаба СССР. В 1993-м он среди прочих стал основателем Национал-большевистской партии, которую — по иронии — в нулевые признали экстремистской и запретили.
Как раз в 1993-м российский ученый Александр Янов опубликовал в московском журнале «Столица» статью «Веймарская Россия». Два года спустя на ее основе вышла его книга «После Ельцина. „Веймарская“ Россия». Веймарской республикой историки называли Германию в 1918−1933 годах. Другими словами, речь о периоде после окончания Первой мировой войны и падения Германской империи — и до прихода к власти Адольфа Гитлера. Янов выражал обеспокоенность, что после распада Советского Союза ситуация может повториться и к власти придет крайне правый политик, который захочет осуществить реванш за поражение в холодной войне.
В своей книге Янов, среди прочего, рассматривал взгляды Дугина, которого открыто и неоднократно называл фашистом. Причина как во взглядах этого деятеля, так и в его симпатии к преступникам. Например, в первом номере журнала «Элементы», также выходившем под названием «Евразийское обозрение», еще в 1990-е печатались «добрые слова в адрес Генриха Гиммлера и его СС». В том же номере Дугин опубликовал план новой Пунической (мировой) войны и карту «Евро-Советской империи от Владивостока до Дублина», которую вынес на обложку.
Причем здесь Пуническая война и что это вообще такое? Как отмечал Янов, точку отсчета русско-американского «исторического соперничества» Дугин видел в глубине веков: «Для него Россия законно наследует древнему Риму, тогда как в Америке заново воплощается древний Карфаген. Нетрудно догадаться, куда гнет Дугин: новый Рим — Третий Рим, Москва — предназначен разрушить новый Карфаген так же, как это сделал некогда его славный предшественник». Войны между Римом и Карфагеном как раз назывались Пуническими.
Дугин считал, «что русский мир — это противопоставление американскому глобализму. Глобализм представляется неким плавильным котлом, в котором уже переплавились все национальные культуры. Якобы только русский мир может этому противостоять и сохранить национальную культуру», — отмечал в 2015-м белорусский антрополог Павел Терешкович в интервью TUT.BY. По его мнению, противостояние идее глобализма — единственная идея, которая четко выражена Дугиным. «С моей точки зрения, это демонизация глобализации. Не секрет, что в Италии, Франции, Германии у вас возникнут проблемы с английским языком. Их не возникнет в Швеции и Финляндии, но при этом не приходится говорить о кризисе финской и шведской культуры», — объяснял ученый.
Как отмечал Янов, Дугин делал ставку на насильственное «собирание империи», на попрание суверенитета новых государств. «За сохранение нашей империи, за свободную Евразию надо сражаться и умирать», — заявлял он. По мнению Дугина, демократия обречена, поскольку противоречит «революционной линии имперской, велико-континентальной, евразийской иррациональности».
Напомним, все эти идеи высказывались в начале 1990-х, когда термина «русский мир» еще не существовало.
Креатив от Суркова
Первоначально никто не относил идеи Дугина и его соратников-противников к «русскому миру». Такая концепция появилась позже, «в период между 1993 и 1997 годами, постепенно кристаллизуясь от предпонимания, аморфного ощущения нужной формы до законченного имени», — рассказывал в интервью методолог Петр Щедровицкий.
По его словам, сам термин возник в конце 1997 года, когда он вместе с коллегами разрабатывал для одного из правительственных чиновников концепцию политики России в СНГ для будущего 1998-го.
«В текстуальной версии этой концепции в качестве базовой формулы, базового мифа, задающего основания политики в СНГ (она в тот момент находилась в стадии трансформации), была впервые высказана гипотеза о существовании некоей социально-культурной реальности. Ключевой момент понимания состоял в том, что в границах России и за ее границами проживает одинаковое число русских людей».
«Это было высказано применительно к СНГ?» — спросил у него собеседник. «Нет, — ответил Щедровицкий. — Важным постулатом было то, что сегодня Россия устроена так, что в границах Российской Федерации и в той „России“, которая не очерчивается этими пространственными рубежами, — одинаковое число людей. <…> Русских. Говорящих и думающих на русском языке». При этом Щедровицкий, придумавший этот термин, включил в список и билингвов. Соответственно, русифицированные белорусы попадали бы в эту категорию почти в полном составе.
«Концепт „русского мира“ должен был <…> фактически обосновать российское влияние в любой части мира, где существовал минимальный интерес к русскому языку или истории России. Изначально концепция „русского мира“, несмотря на звучный заголовок, не предполагала выделенного статуса именно для этнических русских, постулируя главным адресатом своих программ русскоязычных соотечественников», — отмечали в 2014-м российские социологи Владимир Петухов и Раиса Бараш.
Но трактовка концепции «русского мира» очень быстро изменилась. Экс-помощник Путина Владислав Сурков рассказывал в интервью, что вводил это понятие в середине нулевых, когда меняли праздничные даты: в 2005-м появился День народного единства. Кстати, по словам Суркова, уже тогда «перед правительством стояла задача — заявить о желании страны расширяться, однако сделать это аккуратно».
Пожалуй, именно тогда взгляды Дугина, выступавшего за расширение границ, оказались востребованными и стали рассматриваться как часть концепции «русского мира». «Противников путинского курса больше нет, а если и есть, то это психически больные и их нужно отправить на диспансеризацию. Путин — везде, Путин — все, Путин абсолютен, Путин незаменим», — заявил он в 2007 году.
Действительно, по мнению Петухова и Бараш, «в конце 2000‑х годов в связи с активизацией внешней политики России концепция ["русского мира"] начинает приобретать черты имперской внешнеполитической доктрины». Война с Грузией, аннексия Крыма, вмешательство в дела Украины на востоке страны, сопровождавшиеся заявлениями о «необходимости защиты Россией своих геополитических интересов», «окончательно превратили концепт „русского мира“ в универсальный механизм внешнеполитической экспансии».
Четыре варианта для понимания
Что вообще такое «русский мир»? «Это представление о русском мире как о чем-то большем, чем сама Россия, — объяснял Владислав Сурков. — Мы — разделенный народ, наше влияние простирается гораздо дальше, чем границы страны. Русский мир — это там, где люди говорят по-русски, уважают русскую культуру, где уважают нашего Путина, а его много где уважают. Где уважают наших ученых, писателей, искусство — это все составляющие русского мира. Не каждая нация имеет такое влияние».
Но это субъективное мнение этого идеолога. В целом трактовка этого термина очень отличается у разных исследователей. Российский историк Сергей Кочаров выделил в 2014-м, как минимум, четыре интерпретации.
Во-первых, «как геополитическая реальность, стремящаяся вернуться к своим естественным границам» (например, так его интерпретировал Дугин).
Во-вторых, «как сеть сообществ, где происходит концентрация и повышается производительность русского капитала с целью формирования инновационной экономики, развития человеческих ресурсов и совершенствования институтов в ядре русского мира — России» (например, адепт этой идеи Щедровицкий).
В-третьих, «как уникальная этнокультурная общность людей, объединенных русским языком, своей историей, нормами и ценностями, проживающих далеко не только в России» (например, так ее понимал Вячеслав Никонов, внук Вячеслава Молотова, соратника Сталина).
В-четвертых, «как православная цивилизация, включающая в себя под именем Святой Руси, помимо России, также Беларусь, Украину и Молдову» (например, таких взглядов придерживается патриарх Кирилл).
Первую концепцию можно условно назвать политической, вторую — экономической, третью — культурной, четвертую — религиозной. Но есть ли между ними существенная разница, если механизмы продвижения этих концепций жестоки и агрессивны?
Например, среди представителей третьей концепции, которая, казалось бы, делает ставку на культуру, исследовать Сергей Кочаров выделял одного из лидеров российской этнологической науки Валерия Тишкова.
С точки зрения последнего, «русский мир тождественен русской диаспоре за пределами Российской Федерации и людям, которые разговаривают на русском языке и считают его родным. Ничего странного и опасного в самой этой идее нет. То, что Россия должна поддерживать этнических русских и распространять русский язык и культуру, нормальное явление, — объяснял TUT.BY Павел Терешкович. — Другое дело, что Тишков сформулировал рецепты. Если в какой-либо стране количество людей, считающих русский язык родным, превышает одну треть, Россия должна добиваться, чтобы в этой стране русский язык был государственным. Если это не выходит, то должна произойти федерализация, и в местах компактного проживания русских должны быть созданы автономные районы».
«Русский мир» на практике
В 2022-м эти теоретические раскладки были реализованы на практике. 24 февраля Россия начала агрессию в отношении Украины. А 26 февраля российское агентство «РИА Новости» опубликовало материал под названием «Наступление России и нового мира». Текст, судя по всему, был написан заранее, а его автор был полностью уверен, что за пару дней война завершится победой российских войск.
«Украина вернулась к России. Это не значит, что будет ликвидирована ее государственность, но она будет переустроена, переучреждена и возвращена в свое естественное состояние части русского мира», — говорилось в материале. «Украины как анти-России больше не будет. Россия восстанавливает свою историческую полноту, собирая русский мир, русский народ вместе — во всей его совокупности великороссов, белорусов и малороссов», — отмечал автор. Текст с сайта РИА Новости, кстати, вскоре удалили, но прочитать его все равно можно.
Важно, что представители всех течений «русского мира» — и Дугин, и Никонов, и патриарх Кирилл (кроме, пожалуй, Щедровицкого) — поддержали вторжение. В этой связи не столь принципиально, как трактовать «русский мир». Важно, как эта идея реализуется на практике. Еще в середине 1990-х Александр Янов приводил в своей книге собственное мнение, высказанное еще в 1970-е: «все течения имперского национализма в России раньше или позже неминуемо вырождаются в фашизм».
Реализация идей «русского мира» для Беларуси может иметь катастрофические последствия. В худшем случае речь идет о ликвидации нашей государственности и превращение Беларуси в автономию или федеральный округ России. Более вероятно, что Беларусь формально останется независимой. Но при реализации идей «русского мира» на практике самобытность нашей страны, ее отличительные черты исчезнут. Беларусь превратится в полный придаток России, национальной же культуре будет отведена фольклорная ниша, как это уже было в советские времена.