Может ли Лукашенко надеяться на то, что однажды получит контроль над Россией? Защитят ли пригожинские наемники его режим от полка Калиновского? Зачем в Беларуси объявили войну ЛГБТ? Почему Беларусь так стремиться попасть в ШОС и БРИКС? Эти злободневные вопросы задали нам вы. Мы переадресовали их политическому аналитику Артему Шрайбману — и записали новый выпуск проекта «Шрайбман ответит». Это его текстовая версия.
— В девяностые и в начале двухтысячных можно было нередко услышать о том, что у Лукашенко были амбиции стать у руля Союзного государства и таким образом получить власть не только в нашей стране, но и в России. После того, как белорусский политик помог остановить мятеж вагнеровцев, об этом снова начали вспоминать. Может ли Лукашенко вообще надеяться на такой сценарий?
— Надежды Лукашенко для меня потемки. И поэтому, даже если нам кажется его восхождение на трон в Кремле какой-то дикой фантазией, это не значит, что у него нет таких надежд. Но если смотреть на вещи здраво, то шансов на такой успех было немного и 25 лет назад, но теперь их стало еще меньше.
Для начала есть фактор возраста. Лукашенко уже не 45 лет, как ему было, когда он подписывал договор о Союзном государстве. Разница в возрасте с Путиным — всего два года. Вход в российскую политику требует не месяцев, а лет. И не факт, что они есть в запасе у белорусского автократа.
Если говорить очень грубо, то попасть на российский престол можно тремя путями: по воле народа, по воле элит или захватив эту власть силой. Борис Ельцин, например, сломал сценарий позднесоветских элит и сам взял власть в России благодаря поддержке избирателей — он выиграл выборы. Оба президента после него — и Путин, и Медведев — были ставленниками победивших кланов российской власти. Такими же были и все советские вожди до них — кроме Ленина, который взял власть силой, осуществив госпереворот.
Для Лукашенко явно закрыт силовой формат взятия власти в Кремле. Даже если все вагнеровцы, которые решат приехать в Беларусь, окажутся в подчинении у Лукашенко, у него все равно не хватит на это ресурса. Для такого сценария российский режим должен полностью рассыпаться. А это, во-первых, может вполне потянуть за собой и Беларусь. А во-вторых, в таком случае найдутся люди, которые будут ближе к перехвату власти. Те же российские силовики.
Для того чтобы стать ставленником российских элит, их компромиссным кандидатом, Лукашенко нужно иметь там немало союзников. И здесь у него дела обстоят хуже, чем 25 лет назад. Тогда в России у него было много точек опоры, кроме больного и старого президента Ельцина, на фоне которого Лукашенко выглядел молодым и энергичным. Лукашенко тогда позволяли колесить по всей России. Он предлагал отменить непопулярные в российском обществе и в некоторых группах элит рыночные реформы. Он имел немало союзников на разных этажах российской власти и в регионах. Одно время его главным лоббистом был целый спикер Госдумы Селезнев.
Для сегодняшней российской политической элиты и ее олигархата Лукашенко — это прямая угроза. У политика такого типа, левого популиста, будет огромный соблазн начать чистки и «раскулачивания», чтобы заработать себе очки среди простых россиян. Сегодняшний путинский режим дает российским элитам возможность свободно обогащаться. А чего ждать от Лукашенко, совершенно непонятно. А искренне ностальгирующих по советским методам управления в российской элите осталось намного меньше, чем было в 90-х.
Третий путь — через завоевания симпатий людей — мог бы быть для Лукашенко самым перспективным. По данным независимых социологов из «Левада-центра», у Лукашенко рейтинг доверия в России 70%. Он уступает только Путину. И здесь история с «Вагнером» могла сыграть в плюс, потому что Лукашенко получил свои благодарности и похвалу по всем российским телеканалам от всех ключевых спикеров и пропагандистов.
Но совершенно не очевидно, что у массового россиянина будет какой-то голос в определении траектории развития своей страны после того, как Путин решит или будет вынужден уйти. Такие режимы, как российский, в истории практически никогда не менялись на честных выборах. Но даже если бы случилось чудо и новая российская власть после Путина по какой-то причине решила бы быстро пойти на честные выборы, то даже в таком сценарии или в сценарии необходимости получить лояльность элит Лукашенко нужно было бы как-то легализоваться на российском политическом поле.
Поменять место рождения на Россию у него не получится, а это значит, что чтобы Лукашенко мог претендовать на политическое будущее там, должна случиться такая интеграция Беларуси и России в одно государство, чтобы политики из обеих стран могли конкурировать на выборах в общем государстве. То есть на пути в Кремль Лукашенко сначала должен полностью сдать суверенитет, но при этом остаться релевантным, остаться около политических процессов, обрасти кланами и связями в российской власти, дождаться, пока Путин ослабнет или умрет, — и только потом выстрелить в новом качестве.
Не то чтобы такого сценария не существовало вообще, но все может пойти не так для Лукашенко на каждой развилке. Как минимум потому, что, поглотив Беларусь, российский режим поймет, какой риск для него представляет талантливый популист, который к тому же популярен в России, и поспешит от него избавиться.
— Адным з матываў Лукашэнкі ў тым, каб мець наймітаў Вагнера на тэрыторыі Беларусі, можа быць тое, што ён рыхтуецца да патэнцыйнага супрацьстаяння з палком Каліноўскага ды не мае дастаткова даверу да беларускіх жаўнераў у крытычны момант?
— Калі б у Лукашэнкі была магчымасць узяць пад свой кантроль такое моцнае падраздзяленне, як «Вагнер», то я ні секунды не сумняюся, што ён бы з радасцю гэта зрабіў. І, так, выкарыстоўваць іх можна было б для барацьбы з самымі зацятымі ворагамі, якімі для любога аўтакрата ёсць незадаволеныя і ўзброенныя грамадзяне.
Як я казаў шмат разоў, я не лічу, што полк Каліноўскага ці іншыя беларускія дабравольцы з’яўляюцца вайсковай пагрозай для беларускага рэжыму ў яго сённяшнім стане. Але як страхоўка ад гэтага сцэнару свой «Вагнер» для Лукашэнкі быў бы ідэальным варыянтам. Замежныя найміты ва ўсім свеце яшчэ са старадаўніх часоў былі найлепшымі абаронцамі ўсіх тыранаў ад унутраных ворагаў. Справа, натуральна, у іх цалкам прагматычнай матывацыі і адсутнасці сантыментаў да мяцовага насельніцтва.
Але, па-першае, калі мы будзем шчырымі, то гэта не тое каб самая вострая праблема для Лукашэнкі зараз: ягоныя АМАПы, ГУБАЗіКі, спецназы і ўнутраныя войскі не тое каб не надзейна паказалі сябе ў 2020 годзе, то-бок ён не ходзіць па свеце ў пошуках той самай надзейнай гвардыі.
Так, вагнераўцы былі б прыемным бонусам, але не больш за тое. Проста за прыемны бонус Лукашэнка наўрад ці будзе гатовы выдаткоўваць столькі грошаў, колькі гэтыя людзі будуць каштаваць, улічваючы тыя заробкі, якія яны атрымлівалі, калі працавалі на Прыгожына ці на Крэмль. Для Мінска перакупіць гэтых людзей, перад якімі стаіць процьма магчымасцяў, будзе даволі складанай задачай, улічваючы адсутнасць расійскай падтрымкі. Бо Прыгожын наўрад ці можа гарантавана спадзявацца на яе пасля таго, як ён падняў вайсковы мяцеж у Расіі.
Па-трэцяе, ёсць праблема даверу. Трымаць вагнераўцаў як асобную вайсковую адзінку ў нейкім асобным вайсковым табары пад Мінскам і спадзявацца, што яны будуць табе больш лаяльныя, чым былі Пуціну, гэта проста рызыкоўна для Лукашэнкі. Ён бы, напэўна, мог на гэтую рызыку пайсці, калі б была вострая патрэба, але, як мы ўжо абмеркавалі, гэтай патрэбы няма.
Пры гэтым цалкам верагодна, што асобныя вагнераўцы, якім не знойдзецца месца ў Расіі ці ў тым, што застанецца ад іх кампаніі, пойдуць служыць у беларускія сілавыя ведамствы. Наўрад ці ім дазволяць быць адасобленай вайсковай адзінкай, але беларускія ўлады з задавальненнем перахопяць хаця б частку такіх вопытных байцоў. Гэта не беспрэцэдэнтна для Мінску, яны ўжо бралі на працу звольненых украінскіх беркутаўцаў пасля другога майдану, але і тут быў важным фактар адсутнасці ці недахопу альтэрнатыў працаўладкавання гэтых людзей. Вагнераўцы ў адрозненне ад беркутаўцаў — гэта даволі запатабраваныя спецыялісты ў сваёй крывавай справе. Калі Лукашэнка іх можа проста наняць, разбіўшы паасобку, то што замінае тое ж самае зрабіць Крамлю, для якога вопыт гэтых людзей зараз нават больш патрэбны.
— В последние месяцы власти Беларуси начали больше говорить о защите «традиционных ценностей». Силовики предложили ввести ответственность за «пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений», сообщества чайлдфри признавали экстремистскими. Для чего власти ищут себе новые объекты для преследования?
— Здесь есть сразу несколько уровней ответа. Во-первых, не только Россия берет репрессивные практики у белорусской власти. Иногда и Минск подсматривает у Москвы. Там борьба с ЛГБТ на законодательном уровне идет уже 10 лет. Беларусь к ней только подключается. Например, недавно в России Госдума запретила менять пол, то есть пошла намного дальше, чем многие консервативные режимы вроде того же Ирана. И в Минске, очевидно, решили, что чего нам стесняться, если старший брат ведет себя так? То, о чем сейчас заговорили белорусские власти, то есть запрет на так называемую пропаганду нетрадиционных ценностей, — это то, что в России приняли еще в 2013-м.
Во-вторых, подобные режимы по всему свету пытаются заработать себе очков на самом простом — выборе какой-то уязвимой группы вроде мигрантов, национального меньшинства или ЛГБТ — и перенаправлении на него, на это меньшинство, гнева людей. Главное, чтобы это опиралось на разделяемый большинством стереотип. И с ЛГБТ как раз такая история. По любому белорусскому или международному опросу наша страна — одна из самых консервативных в Европе в том, что касается отношения к ЛГБТ.
Вряд ли это важная проблема для большинства белорусов, и поэтому я не жду какого-то значимого роста поддержки власти из-за того, что она занялась этой темой. Но среди какой-то части общества, взволнованной «нашествием» геев, транссексуалов или чайлдфри, можно закрепить свою поддержку.
Ну и, в-третьих, весь аппарат белорусского государства сегодня борется с тем, что они считают идейным влиянием Запада. Это стало самостоятельной движущей силой многих решений, которые часто принимаются на низовом уровне. Например, запрет празднования Хэллоуина в школах. И раз уж сегодня востребованы все идеи в этом русле, было вопросом времени, когда чиновники дойдут до ЛГБТ. Для этого им даже не нужен приказ Лукашенко. Хотя конкретно в этом случае он затронул эту тему недавно, когда возмущался тем, что в Беларуси пропагандируют идеи чайлдфри, то есть выбора в пользу того, чтобы не иметь детей. И сразу после его выступления власти начали блокировать онлайн-сообщества, где обсуждалась эта тема, и признавать их экстремистскими.
Желание показать себя передовиком антизападной борьбы неизбежно привело бы к тому, что какое-то из ведомств рано или поздно предложило бы побороться и с этим врагом белорусской стабильности. И первой здесь нашлась Генпрокуратура, что неудивительно. Ведомство Андрея Шведа за последние годы стало признанным лидером в том, что касается репрессивного активизма.
— Навошта Лукашэнка выступаў у Александрыі на беларускай мове?
— Лукашэнка выступае на беларускай мове нячаста, але гэта здараецца больш-менш рэгулярна ў апошнія гады. Звычайна гэта звязана з тэмамі культуры або гісторыі, і гэта таксама вельмі паказальны традыцыйны падыход беларускай дзяржавы да мовы — ёй выдзелена пэўная выспа, гета. У афіцыфным дыскурсе гэта не сродак для камунікацыі, гэта нейкі такі рушнік з арнаментам, які ты дастаеш раз на год з шафы на нейкую культурную падзею. І нават у такіх выпадках Лукашэнка ўсё часцей трымаецца двухмоў'я. Другая частка яго прамовы ў Александрыі была на расійскай. Гэта таксама пэўны рэверанс у бок той русафільскай часткі грамадства, якая стала базай падтрымкі Лукашэнкі, якая не ўспрымае нічога беларускага. Для Лукашэнкі важна паказваць гэтым людзям нават у такі момант, што пры ім немагчыма ніякая новая беларусізацыя, каб яны не спалохаліся.
А калі разважаць больш агульна, то ўлада, негледзячы на сваё негатыўнае стаўленне да шмат чаго нацыянальнага, уключаючы сімвалы, нейкія трактоўкі гісторыі, нацыянальных герояў кшталту Каліноўскага, ніколі адкрыта не адмаўляла і не адмаўлялася ад беларускай мовы. Яны разумеюць, што калі зрабіць гэта, зрабіць публічную дэкларацыю таго, што беларуская мова — гэта мова апазіцыі ці «змагароў», то больш не застанецца ніякай прыкметы, па якой іх можна будзе адрозніць ад расійскай акупацыйнай адміністрацыі.
Таму абрана іншая стратэгія — часам размаўляць на беларускай, нічога не рабіць для яе сапраўднага развіцця, вельмі звузіць кола тэмаў, па якіх яна выкарыстоўваецца, і абвінавачваць сваіх апанентаў у тым, што яны палітызуюць гэтае пытанне. Для Аляксандра Лукашэнкі мова застаецца атрыбутам, фармальнасцю, элементам дэкору, але каб прэтэндаваць на тое, што гэта атрыбут улады, а не яе ворагаў, трэба часам здзімаць з яе пыл, ставіць на бачнае месца, а потым зноў хаваць у шафу да наступнага разу.
— Могут ли в Беларуси после перерегистрации сохраниться какие-либо партии с непровластными взглядами?
— Ответ на ваш вопрос может быть простым и коротким: нет. Власть затеяла перерегистрацию партий именно для того, чтобы избавить и это поле от оппозиции. Так проще проводить парламентские выборы. До перерегистрации оппозиционные партии, даже полуживые, могли списком регистрировать своих кандидатов, которые потом получали эфирное время и устраивали пикеты. Судя по всему, план власти — иметь, как и много лет было в российской Госдуме, четыре партии: две партии условно слева — это коммунисты, Республиканская партия труда и справедливости, которые уже получили регистрацию. Одна партия условно справа — это либерал-демократы и одна центристская партия власти — «Белая Русь».
Но употреблять слово «взгляды» в отношении белорусских провластных партий тоже было бы неверным. Если посмотреть внимательно на их риторику за последние годы, то становится абсолютно очевидно, что это просто бюрократические инструменты для того, чтобы имитировать плюрализм. Никакой четкой идеологии или последовательных взглядов там нет. Можно вспомнить хотя бы качели со взглядами партии Гайдукевича. Шесть лет назад она выступала за то, чтобы бело-красно-белый флаг стал историко-культурной ценностью. Сегодня она вместе с остальными депутатами парламента голосует за то, чтобы эту символику приравнять к нацистской.
До принятия Конституции в прошлом году либерал-демократы были самыми ярыми сторонниками голосования по партийным спискам. Но когда Конституцию приняли и стало ясно, что у Лукашенко другие взгляды, Гайдукевич и его соратники решили больше не возвращаться к этой теме.
То же самое касается и белорусских коммунистов. Когда в 2016 году Лукашенко повысил пенсионный возраст, сразу после этого проходили парламентские выборы, и я в студии TUT.BY собрал лидеров большинства белорусских партий. Из всех них только коммунисты выступили с поддержкой повышения пенсионного возраста. Казалось бы, самая левая партия должна стоять на страже социальных гарантий населению. В другой стране коммунисты выходили бы на марши протеста против повышения пенсионного возраста. А в белорусской системе все в порядке. Еще один недавний пример: именно компартия в декабре прошлого года предложила переименовать минскую улицу имени Калиновского. Видимо, забыв, что за 60 лет до этого именно белорусские коммунисты ее так и назвали.
Однако я говорю это все не для того, чтобы высмеять беспринципность провластных партий. Это, в общем-то, и так всем очевидно. Интересно, что в таких режимах, как наш, если власть слабеет, даже такие марионеточные структуры могут неожиданно выступать против, находить в себе давно забытую субъектность. Это то, что политологи называют «спящими институтами», которые могут внезапно обнаружить в себе какие-то амбиции и проснуться.
Так произошло, например, в России во время протестов на Болотной площади, когда и коммунисты, и либерал-демократы, и справедливороссы соревновались между собой за то, кто сильнее пнет единороссов с трибуны Госдумы. А некоторые из лидеров этих сегодня полностью лояльных партий даже выступали со сцены на маршах протеста. Так произошло и в Украине в 2014 году, когда «Партия регионов», которую возглавлял тогдашний президент Янукович, частично проголосовала за его отстранение от власти вместе с оппозицией, когда поняла, что его время ушло. Так было даже в Беларуси в сентябре 2020 года, хотя мало кто это тогда заметил. 10 партий, включая несколько провластных, подписали открытое письмо с требованием прекратить насилие и провести новые выборы. И это при том, что представители некоторых из этих партий за месяц до этого сидели в избиркомах и обеспечивали нужный власти результат.
Иными словами, все провластные партии как после этой перерегистрации, так и до нее, не будут иметь каких-то своих взглядов. Они были и останутся инструментами. И эти инструменты, как и все остальные институты власти, лояльны ей только до тех пор, пока силен режим, который дал им право на существование. Но они не обязаны умирать вместе с этой властью в тот же момент. Особенно если в руководстве этих партий останутся амбициозные люди, которые сумеют вовремя почувствовать смену ветра.
— Для чего Беларусь сейчас так стремится присоединиться к таким международным союзам, как ШОС или БРИКС? Какие плюсы от этого есть для властей и для обычных белорусов и есть ли они?
— Сложно говорить про какие-то осязаемые плюсы для простых белорусов, учитывая, что и ШОС, и БРИКС — это довольно формальные структуры. Как СНГ, только с другим составом участников и с еще меньшим количеством реально заключенных соглашений на их площадках. Это скорее форумы, место встречи для лидеров стран, которые туда входят. Но если в кулуарах какого-то из таких форумов белорусский премьер-министр сможет подписать с каким-нибудь китайским или индийским губернатором соглашение о поставках тракторов, БЕЛАЗов или автобусов, то, разумеется, это положительно повлияет на эти заводы и на занятость людей, которые там работают.
Но здесь, скорее, играет роль не сама организация вроде ШОС, а просто возможность для белорусских чиновников побыть в одном помещении с лидерами или важными деятелями из больших государств, которые все еще не считают Беларусь слишком токсичной.
Для властей же плюсы весьма очевидны. Каким бы символическим не было участие Беларуси в этих организациях и сами эти организации, это все равно еще одна возможность для Минска показать, что любая изоляция Беларуси обречена на провал. Всегда найдутся лидеры больших стран, которые будут готовы сидеть за одним столом с Лукашенко.
Минск всегда искал такого признания, это не проблема из 2020 года. Еще с начала нулевых Лукашенко регулярно участвовал в саммитах уже сегодня забытого Движения неприсоединения, будучи единственным европейским лидером там. Особого финансового выхлопа те поездки тоже не давали, но была возможность показать себя сторонникам на относительно представительном форуме. Так власть может не хоронить свою идею многовекторности, продолжать говорить о своей востребованности в мире. Просто раз один вектор не хочет с нами разговаривать, мы будем пробовать все остальные.
По факту статистика показывает, что потерю западного и украинского рынка Минск компенсирует в первую очередь за счет резкого роста торговли с Россией. Попытки Лукашенко как-то по-новому заявить о себе на «дальней дуге», как и раньше, не приводят к какому-то феноменальному результату, но никакого ущерба Минску такие попытки тоже не несут. А напомнить зарубежным врагам и домашним сторонникам о том, что никому не удастся изолировать Беларусь, всегда приятно.
