В Беларуси власти продолжают «отжимать» недвижимость у людей, которые активничают в общественно-политической жизни. Так, недавно на торги выставили квартиру семьи Вероники и Валерия Цепкало, в прошлом году продали жилье Светланы и Сергея Тихановских. Ранее также наложили почти полторы сотни арестов на недвижимость по «делу Координационного совета». У компаний также «отжимают» имущество и недвижимость. Поговорили с белорусами, которые на фоне новостей о недвижимости и продолжающихся репрессиях в стране решили самостоятельно избавиться от жилья.
Все имена собеседников изменены. Также в целях безопасности семей наших героев мы намеренно не указываем некоторые детали сделок с недвижимостью и обстоятельства ее продажи или дарения.
«Останавливало „а вдруг что-то поменяется?“»
Валентин продал жилье своей семьи уже после переезда. О том, что это придется сделать, он знал с того самого момента, когда семья покинула страну, говорит мужчина.
— Этот режим пытается косплеить (заниматься копированием. — Прим. ред.) «совок» в его худшем виде. Я читал [Александра] Солженицына и понимаю, на что способны эти люди. Поэтому для меня было логичным, что режим рано или поздно доберется до раскулачивания. Морально я был готов к продаже жилья с момента, когда мы переехали, но все время что-то останавливало — «а вдруг там что-то поменяется?» До дела не доходило, пока не приняли указ о том, что нельзя будет все это оформлять дистанционно из-за границы (речь об указе «О порядке выдачи документов и совершения действий». — Прим. ред.). Это сподвигло и нас, и наших знакомых, — объясняет наш читатель.
Квартиру Валентин продавал в экстренном порядке по доверенности — старались успеть, «пока форточка не закрылась». Семье пришлось преодолеть трудности с выпиской, в том числе детей и самого отца семейства, который был офицером запаса. Тем не менее выход нашелся, однако, как именно получилось все провернуть, Валентин предпочитает не раскрывать, «чтобы не подсказывать режиму, где у него протекает, какие лазейки еще не закрыты».
— Квартиру продали с небольшой скидкой. Благодаря доверенности открыли счет в одном из банков на мое имя, и я смог сам себе перевести деньги в иностранный банк, — говорит белорус. — Одна из мотиваций [экстренной продажи] - чтобы квартира не досталась режиму. Я был бы не против, достанься она нормальному государству, но не этим товарищам.
По словам Валентина, им повезло с риелтором, которая занималась продажей их квартиры, она взяла на себя большую нагрузку по решению всех сопутствующих вопросов и сделала «даже больше, чем ожидалось и чем могла».
— Когда мы окончательно приняли решение продавать квартиру, был страх, что не успеем это сделать. А успеть надо было, потому что тенденции очевидны — возможности закрываются, — говорит Валентин. — Когда мы приняли решение, было состояние серьезного ажиотажа, но было и сильное желание это быстренько провернуть. А когда все произошло, когда деньги пришли, то, с одной стороны, было облегчение, что все получилось, с другой стороны, ностальгия, потому что все-таки в квартиру было вложено много сил. Мы сами делали ремонт, квартира просторная, в хорошем районе. В нее была вложена частичка себя. В общем, чувства смешанные — и удовлетворение, и ностальгия.
«Хочу перестать быть владельцем недвижимости, чтобы освободиться»
Виктор перед тем, как окончательно уехать за границу, подарил долю в квартире своей маме. Но у него остался нерешенным вопрос с жильем, которое полностью оформлено на него самого. В 2020-м он принимал участие в протестах, а с 2022-го не может вернуться на родину: «После начала войны с Украиной опасность стала грозить уже моей второй половине, оппозиционному журналисту с российским гражданством». Виктор с мужем сейчас находятся в одной из стран Запада, где они обратились за статусом беженца.
— В Беларуси у меня только мама, а у нее — никого, кроме меня. Она на пенсии около 200 долларов (порядка 646 рублей. — Прим. ред.), доход крошечный, поэтому она сдает квартиру, оставшуюся ей в наследство от ее родителей, и этих денег вместе едва хватает на жизнь. В этой квартире после приватизации я имел небольшую долю, и просто обязан был подарить ее маме, — говорит Виктор. — Я понимал, что уезжаю на много лет, и что, будучи беженцем, не смогу вернуться домой, не утратив гуманитарный статус. А надежды на улучшение политической ситуации в Беларуси не было. Я боялся, что моя крошечная доля станет для мамы препятствием для сдачи или продажи квартиры.
Проблем с дарением, по словам Виктора, не возникло, «напрягали только огромные очереди в кадастровом агентстве, и записи на сделку пришлось ждать много дней». Тогда белорус не планировал продавать вторую квартиру, но на всякий случай оформил на маму генеральную доверенность на три года. А сейчас опасается, что из-за того, что он прописан в квартире, ее не смогут продать: у мужчины нет на руках белорусского паспорта и он не может пойти в белорусское посольство или сделать что-то еще, чтобы выписаться дистанционно. «Закон не запрещает продажу квартиры с прописанными людьми, другое дело, что я не уверен, что на таких условиях кто-то решится ее купить за адекватную цену», — объясняет он.
— Я не был заметным активистом, организатором, я точно не первый в списке тех, чье имущество конфискуют. Квартира полностью оформлена на меня, но в ней живет моя мама, и уезжать из страны она не собирается. Родители когда-то переписали эту квартиру на меня, чтобы обеспечить мне будущее, а теперь я жалею, что не переписал, уезжая, обе квартиры на маму, — рассказывает он и уточняет, почему не решил вопрос со второй квартирой. — Я надеялся, что проблему как-то можно будет решить. В конце концов, была надежда, что Украина победит, Путина отправят в Гаагу, и без его поддержки тут же рухнет режим Лукашенко. К сожалению, меньше чем через год, в сентябре 2023 года, был принят закон, который эти надежды разрушил. Я был в панике. С одной стороны, радовался, что предусмотрительно сделал доверенность на территории Беларуси, с другой — совершенно не понимал, что делать дальше.
После того как в России приняли закон, по которому власти смогут конфисковывать имущество граждан за «фейки» о российской армии, Виктор считает возможным, что и белорусские чиновники могут последовать этому примеру.
Виктор уточняет, что его мама по гендоверенности не может подарить эту квартиру сама себе — все действия возможны только в отношении третьих лиц. А родственников, которым он доверял бы достаточно для такой операции, нет.
— Пока нашли компромиссное решение: квартиру согласились оформить на себя родственники моей половины, — говорит Виктор и указывает, что с этим также будет связано немало трудностей. — Но это единственные люди, которым можно доверять, и мама сможет дальше жить в квартире. Думаю, потом, если получится меня выписать, квартиру все равно придется продать и купить что-то другое, чтобы вернуть деньги и платить ЖКУ по нормальным тарифам (речь о субсидируемых государством тарифах, а сейчас Виктор платит по экономически обоснованным, потому что его включили в базу «тунеядцев». — Прим. ред.). Возможно, это будет не в Беларуси.
— Конечно, мне очень горько и больно, что из-за террора двух разбушевавшихся преступников ломаются судьбы, что приходится покидать свою страну без понимания, на какой срок расстаешься с дорогими людьми и местами, терять то, что долго строилось тяжелым трудом. В конце концов, терять большие деньги. Но если честно, я хочу перестать быть владельцем недвижимости, чтобы освободиться. Чтобы мне не было так страшно, даже находясь в другой стране, что на протестном митинге мое лицо снимают СМИ, чтобы я мог просто выложить эти фотографии в соцсети, выразить свое мнение и начать чувствовать себя человеком.
«Самое сложное было смириться с мыслью, что я не вернусь»
«Это была продуманная акция: я решила, что это государство ничего от меня не получит», — говорит Маргарита. Она поняла, что хочет избавиться от своего имущества, после вынужденного визита в КГБ, куда ее вызвали из-за «очень маленького» доната. Маргарита говорит, что у нее «было много моментов», из-за которых к ней могли проявить интерес силовики, поэтому когда ее вызвали без объяснения причин, у нее была «тихая паника». Говорит, понимала, что даже после того, как она почистила все гаджеты и соцсети, не было гарантии, что у нее что-нибудь не найдут. На это ей намекнули и сотрудники КГБ. Они же, по словам Маргариты, указали ей на донат. Белоруске не оставалось ничего, кроме как признать, что такое было, и согласиться заплатить «штраф».
— Понятно, что мыслепреступление уже случилось и я никак не отверчусь. Первое, что сделала, когда оттуда вышла, написала генеральные доверенности на трех человек — в случае чего хоть кто-то из них сможет что-то сделать.
После визита в КГБ, продолжает собеседница, ей стали советовать уезжать из страны.
— А мне же не хотелось, я же никуда не собиралась, я здесь живу, у меня никогда даже мысли не было, что я должна уехать. Но примерно через месяц мне снова набрали из КГБ с каким-то непонятным кейсом типа «все у вас нормально, не волнуйтесь, но надо, чтобы вы к нам зашли». Я понимала, что туда больше не пойду. Просто взяла маму, сказала, что дарю ей квартиру, объяснила, что уезжаю и не хочу ничего оставлять.
Такое решение объяснялось просто: быстро продать квартиру Маргарита не могла, потому что в ней прописан ребенок.
— Сложно ли было мне расстаться [со своим домом]? Нет, это было сделано просто номинально. Самое сложное было смириться с мыслью, что я не вернусь. Я не вижу просвета — у меня нет розовых очков, когда говорят, мол, «ой, мы уедем, а вдруг через год все изменится». Собираясь уезжать, я понимала, что это навсегда. Вот это самое сложное.
Читайте также
