«Всех успокаивала, что выходит хорошо», а сама думала: «дай-то бог». Спичрайтеры Тихановской — о ее новогоднем обращении

В новогоднюю ночь 31 декабря Светлана Тихановская обратилась к белорусам. Вместе с ней в ролике появились и высказались активисты, политики и некоторые журналисты. В соцсетях сторонники политика встретили ее слова эмоционально (вот здесь мы разбирали формат обращения подробнее с политологом и психологом). Но как именно готовилось поздравление и кто эти люди, которые помогали Тихановской с его организацией? Zerkalo.io попросило их ответить на несколько вопросов.

— Когда началась ваша работа над обращением? Как много времени у вас заняло продумывание концепции?

Н. К.: 4 декабря мы встретились в выходной день и пошли в тихое кафе. Денис пришел с идеей концепции. Он сказал: «Я сейчас буду вам показывать картины» — и действительно стал показывать картины: исторический романтизм, барокко и ренессанс.

Д. К.: Да, так сказать, этюд обращения мне пришел в голову, когда я был в музее Прадо в Мадриде. Пришла идея сделать эдакий триптих Босха, только наоборот: от ада к раю, от тьмы к свету. Мне казалось, что в трех частях нужно показать нашу общую боль и страх (как на картине Ф. Гойи «Расстрел повстанцев 3 мая 1808 года»), общую гордость и силу (как умели многие мастера эпохи барокко) и общую перспективу будущей Беларуси (как пример я показывал картины эпохи Ренессанса, где перспектива отыгрывает важнейшую роль). Сама идея могла показаться странной, но на первых этапах написания любого текста иногда очень помогает образное мышление. В отличие от Насть, я человек нетворческий, однако у меня были прекрасные преподаватели искусства, например, такие, как Сергей Харевский.

Н. Р.: Мы тут же согласились, что идея супер. Предварительно обсуждали с Настей, что в этом году нужно реализовать то, что не удалось из-за коронавируса в прошлом. Не секрет, что Светлана с положительным тестом находилась на самоизоляции и записывала обращение-2020 дома. Поэтому в этом году мы решительно настроились сделать видео коллективным. И после экскурса в историю искусства от Дениса сразу начали набрасывать риторические приемы, образы, идеи, переход на беларускую мову где-то во втором акте, который раскрывает изменения в нас, белорусах.

Н. К.: Настя в конце наших рассуждений говорит: «Это все, конечно, круто, но сейчас 4 декабря, как же мы это снимем?» Но я смотрела на нее и понимала, что вопрос риторический. Мы все уже так загорелись этой идеей, что готовы были на все, чтобы ее реализовать. Я раньше много работала со съёмками и понимала, что это будет сложно, очень выматывающе, сроки очень маленькие, но ребятам сказала: «Это возможно».

— Сколько людей над ним работали?

Н.К.: Текст делали мы трое. Но нам очень помогли белорусы, которые сейчас внутри страны. Мы устраивали с ними серию созвонов, они рассказывали нам, что чувствуют, во что сейчас верят, какая их мотивация. Это были разные аудитории: те, кто все еще активно вовлечен, и те, кто просто живет дальше, но все так же хочет перемен. Потом мы, конечно, давали почитать разным людям из команды, они предлагали правки. Был ряд сомнений о том, стоит ли начинать с такого негатива, будут ли люди смотреть? Но мы уже влюбились в эту концепцию и верили, что именно так и нужно, в этом вся драматургия.

Д.К.: Да, часть текста помогла написать наша команда спичрайтеров, которые обычно пишут тексты на английском. Многие из них помогают на волонтерских началах и живут в Беларуси, это всегда помогает сохранять правильный фокус.

Н. Р.: Плюс у нас есть непубличная часть команды и просто добрые люди, которые хорошо работают с текстами и помогают с обращениями. Между собой мы уже возвели в разряд мема рефрен Светланы «я благодарна каждому…», но и она, и мы действительно благодарны каждому, кто нам помогает.

— Сколько версий обращения было и почему вы остановились именно на этой?

Д. К.: Строго говоря, версия была одна. Сначала появилась концепция, эти вот несколько часов в кафе. Потом, вечером 8 декабря, после работы, обе Насти закрылись в переговорке и сели делать структуру речи и наполнять ее посланиями, образами, идеями, метафорами, рефренами. Всем, что нужно обязательно сказать. Всем, что помогает сделать текст наиболее звучащим. У речи три акта, они стали собирать фактуру, что должно быть в каждом из них. По сути такая копилка смыслов, из которых потом нужно сплести речь.

Н.К.: В этот же день я сделала раскадровку, хотя текста, по сути, еще не было. В этом плюс заранее понятной структуры: можно делать раскадровку без речи. Сначала на доске были очень примерные кадры актов, потом я разрисовывала это уже более детально на бумаге. Помню, я оставила ребят дописывать идеи в документ для речи и стала думать, как все это снять. Рисовала и восклицала что-то вроде: «Я придумала! Первый кадр будет совсем черный, Светлана будет в темноте! Уууу!», «а потом она скажет, что ни единого луча света — и зажжется первый огонек!» Всех очень веселила моя нарисованная Тихановская.

Н.Р.: Потому что Настина раскадровка была похожа на рисунки её сына, но вместе с тем она идеально задавала техническое задание для продакшена. Вот тут надо сказать, что весь сок всей этой работы заключается как раз в хорошей команде для мозгового штурма. Настя — человек, который в офисе работает со стратегическими смыслами и посланиями на Беларусь. Денис отвечает за международное направление. Моя задача — совмещать это. Плюс мы дополняем друг друга на уровне навыков: Денис понимает, как выстроить риторически сильный текст, Настя строит точные образы, я как редактор могу насытить материал якорями для внимания.

Н.К.: Поэтому Денис с помощью его команды спичрайтеров в Беларуси сделал черновую версию текста. Мы прочли её со Светланой и пометили, что нужно доработать. По сути, нужно было сказать все то же самое, но иначе, другими словами и с другим настроением.

Н.Р.: В этот день офис был закрыт, Настя приехала ко мне домой, мы стали обсуждать, что изменить. Параллельно были звонки, переговоры о съёмках, приглашениях людей… Настя создала новый документ и начала воссоздавать текст. Заканчивали мы за полночь, обзванивая участников, чтобы уточнить с ними их реплики. Было 20 декабря — запись была запланирована на 22-е.

— На каком этапе к его подготовке подключилась Светлана Тихановская? Как это происходило?

Н.Р.: Мы обсудили концепцию, и вскоре Светлана возвращалась из визита. Они с Франаком Вячоркой оказались на пересадке в Варшаве, позвонили мне по какому-то другому рабочему поводу на пару минут — а в итоге мы проговорили минут 40, и я рассказала все наши идеи. Светлана сказала, что звучит отлично — но успеем ли мы всё сделать, успеют ли приехать люди?

Потом, когда мы читали уже вторую версию текста, она говорила: «Нет, вот это меня как раз не злит, от этого мне больно. А вот когда говорят, что всё было зря — вот это злит». Несмотря на то, что это интервью даём мы втроем, нужно понимать, что это всё равно её текст, её обращение, а наша задача — дать ей материал, с которым ей комфортно работать, который цепляет в первую очередь её. Потому что все речи должны быть продолжением её характера, не наоборот.

Н.К.: Ну и перед съемкой прямо в гримерной Светлана Георгиевна стала снова править текст — это вот классическая Тихановская. Каждое слово должно Светлане отзываться: «Я бы так не сказала, нужно другое слово». И вот так сидишь за 10 минут до съемок и ищешь правильное слово.

Н.Р.: При этом её перфекционизм основан не на желании контроля, а на огромной ответственности перед людьми, с которыми она говорит. Она доверяет команде, и при этом ей критически важно, чтобы ни в одном произнесенном ею звуке не было фальши.

— Сколько времени заняли съемки?

Н. К.: Непосредственно съемочный процесс был чуть больше 10 часов. Это обычный, я бы даже сказала не очень большой съемочный день. Мне есть с чем сравнивать, я в прошлом и сценарии писала, и снимала. Бывало, что мы 16 часов снимали ролик длиной в одну минуту. Для меня это был первый именно режиссерский опыт на таких больших съемках. Не все вышло гладко и по сценарию, приходилось местами импровизировать, и у нас не было монтажа прямо на площадке, так что оставалось полагаться на внутреннее ощущение, что с отснятым материалом можно будет работать. Техника от холода вылетала, что-то не доснималось. Был момент, когда надо было переснять дубль, а все уже очень замерзли. Мы с Настей смотрим друг на друга, она говорит: «Слушай, надо людей отпускать греться, ну посмотри». Я машу рукой ассистенту режиссера, чтобы вела греться людей, а в голове ставлю зарубки: тут будем спасать перебивками, тут исправим крупным планом, здесь нужно будет музыку подобрать хорошо. До последнего не было уверенности, что выйдет круто. Ребята спрашивали «Ну как, хорошо получается?». Я всех успокаивала: «Конечно, хорошо», А сама думала «Дай-то бог».

— Почему вы выбрали именно такую форму обращения? На улице — не в здании, с большим количеством людей?

Д.К.: Это все еще было выбрано в тот день, в кафе, когда мы обсуждали концепцию. Мы обсуждали третий акт, и кто-то из Насть говорит: «А что, если в кадр начнут заходить люди?»

Н.К.: Да, как это будет происходить, мы придумали в тот день. Но что должно быть много людей в кадре, было понятно уже давно, еще когда только задумывались о новогоднем обращении. И на этом настаивала Светлана. Мы поняли, что это идеально ложится в задумку, что нам не нужно обычное президентское поздравление, ведь весь этот год мы выстояли только потому, что держались вместе. И именно эти люди будут строить будущее, они и должны о нем рассказывать.

— Какую реакцию вы ожидали получить?

Н.К.: Мы понимали, что миссия у нас непростая, нужно вдохновить людей в конце года, в котором было столько потерь. Дать людям надежду и веру, которые у них весь год отбирали. На той стороне прекрасно понимают, что у них есть шанс на успех, только если люди сами поверят, что все бесполезно. Мы читали комментарии и отзывы и видели, что нам удалось достучаться. Ради вот этой надежды в людях, мы и на морозе постоим, и вообще где угодно. Возможно, люди в стране даже не догадываются, что мы что-то делаем только благодаря им. Насколько они важны для нас. И что их вера и надежда — тот самый философский камень, который превращает нашу апатию в действия.

— Как вы выбирали людей, которые примут участие в обращении? Например, как там оказались журналисты?

Н.К.: Мы хотели осветить все сферы будущего, поэтому журналисты там были в том числе для того, чтобы рассказать каким они сами видят будущее журналистики. Независимые медиа играли и играют огромную роль и понесли большие потери, и мы не имели права не предложить им участие в ролике. В целом, мы отправили больше 60 приглашений, стараясь охватить все области: и правозащиту, и фонды, и активистов, и политические структуры, и лидеров мнений, и предпринимателей, и айтишников, и рабочих и бывших чиновников. Всех, кто является частью движения. И при этом старались не затянуть хронометраж. Приехать смогли не все, но мы благодарны тем, у кого получилось, учитывая, что приглашения отправлялись довольно поздно.

— Отдельно вопрос хотелось бы задать Насте Рогатко. Настя, вы — журналист, главный редактор Kyky.оrg. В то же время вы принимаете участие в работе Офиса Тихановской. Как вы считаете, журналист должен быть над схваткой или может принимать непосредственное участие в политике?

Н.Р.: Для меня вариант «быть над схваткой» означал бы либо отказаться от команды любимого медиа — либо отказать в помощи команде Светланы. Я не умею быть над схваткой, когда знаю, что могу быть полезной. Не оцениваю, правильный это выбор или нет, но он мой. Над схваткой, возможно, пытаются быть и люди, которые не пропускают мои письма нашему соучредителю Саше Василевичу.

Дмитрий Навоша недавно в интервью Никите Мелкозерову очень точно сказал, что то, чем занимаются демсилы сейчас — это не политика, а гуманитарная миссия по спасению страны. Мне не интересна политика как таковая — я просто хочу домой и не готова ждать, «пока оно как-нибудь само».

Ну, а если ваш вопрос в плоскости хождения информации и этике, то Офис никак не может повлиять на редакцию, равно как и редакция не может получить никакой информации в обход общих правил. И я благодарна моим партнерам по обеим работам, что они уважают этот водораздел.

— Почему Светлана обращалась именно к своим сторонникам — не к нейтральной аудитории или своим оппонентам?

Н. К.: Мы обратили внимание, что у вас вышла статья, что Светлана обращается к своим сторонникам. Я не готова с этим согласиться. В речи задействованы разные группы, Светлана говорит даже о тех, кто до сих пор поддерживает Лукашенко.

Д. К.: Мы задумывались об этом изначально. Конечно, было важно обратиться к максимальному кругу белорусов. В новогоднем выступлении Светлана Тихановская призывает абсолютно всех объединиться и быть на стороне света, а не тьмы.

Н. Р.: И, судя по реакции, нам удалось попасть как раз в очень разные аудитории — и напомнить, что желание-то у всех одно.

— Вы ожидали эмоциональной реакции в интернете? Как думаете, почему так произошло?

Н.Р.: Я понимала, что получается хорошо, когда мы подходили к финишной прямой, а в обращении уже было много важных смыслов и моментов на разных уровнях. Кто-то обрадовался, когда увидел Вадима Прокопьева, который к тому же говорит на белорусском. Кого-то тронули футболки с портретами политзаключенных, кто-то оценил какую-то деталь текста, а кто-то пустил слезу, когда увидел всех этих людей в одном кадре. Мы правда старались, чтобы у каждого было свое пространство, чтобы каждый зритель чувствовал себя нужным и важным.

Д. К.: В отличие от речи в Европарламенте, реакции от которого удивили невероятным образом, здесь подобное можно было ожидать. Мы понимали, что многие соберутся за столом и включат обращение Тихановской.

Н.К.: Этот текст мы все знали наизусть, но когда я смотрела обращение, то сама чуть не заплакала. Все участники процесса и прежде всего сама Светлана вложили в это столько души, что не могло быть иначе. Только так и бывает, когда делаешь то, во что веришь и для тех, кого любишь.