Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. Теперь официально. Детей будут ставить в СОП, если их родителей привлекали по политическим статьям
  2. Лукашенко вновь вспомнил об уехавших беларусах, и кажется, вновь не понял масштаба проблемы: «Просятся обратно»
  3. «Уже пятый час стояния тут начался». Перед Новым годом на российско-беларусской границе огромные очереди — что там происходит
  4. Александр Лукашенко новогоднюю речь превратил в предвыборную
  5. Святлана Ціханоўская павіншавала беларусаў і беларусак з надыходам 2025 года і прысвяціла зварот сям'і. Што казала лідарка дэмсілаў
  6. «А я тебе кто?» Нейросеть предположила, как выглядела бы новогодняя речь Лукашенко, если бы вместо нее было то, что он говорил до съемок
  7. «Сколько русских не гони, машина всех перемелет». Беларус рассказал «Зеркалу», как хочет изменить ход войны с помощью роботов
  8. Лукашенко пообещал дать Героя мэру Минска, но при одном условии
  9. Россия отвергает право Украины на суверенитет и пытается заставить Запад принудить Киев пойти на территориальные уступки — ISW
  10. В 2025-м введут множество налоговых изменений, которые затронут почти каждого жителя страны (есть смысл прочесть и рассказать близким)
  11. В январе введут изменения, которые касаются почти каждого
  12. Рекомендуем вам посмотреть новую картину «Беларусьфильма» — и это не шутка. Вот почему
  13. Культовые актеры, певцы и другие селебрити. Вспоминаем известных людей, умерших в 2024 году


«Сейчас я с семьей в Запорожье, тут спокойно, хотя соседний город утром бомбили. Скоро, наверное, доберутся и до нас, но мы к этому готовы», — описывает обстановку вокруг Татьяна Сенченко. Таня родом из Запорожья, у нее врожденная аномалия верхних и правой нижней конечностей. Девушка учится в Киевском университете имени Бориса Гринченко, поэтому войну она застала в столице Украины. В съемной квартире, где была одна. Zerkalo.io записало истории двух украинцев, у которых к серьезным проблемам со здоровьем, добавилась еще и война.

Фото: личный архив героини
Фото: личный архив героини

— 24 февраля я проснулась от звука взрыва вдалеке, когда услышала второй, поняла: война. Я сразу же позвонила родителям, спросила, как они, и онлайн забронировала билет на поезд. В тот день такси еще ходило, поэтому я вызвала машину и поехала на вокзал, но, оказалось, мой поезд отменили. В итоге уехать из Киева я смогла только 28 февраля.

С 24 по 28 февраля Татьяна была у себя в квартире — одна. Говорит, мысли, «поселиться» в бомбоубежище были, но морально дома казалось спокойнее.

— Да и быстро добежать до укрытия мне сложно. Для начала мне нужно надеть протез, потом одеться самой, затем бежать и то не факт, что смогу: на протезе я бегать не умею, — говорит собеседница. — Решила оставаться дома. Единственное, когда слышала взрывы, пряталась в ванной.

— В эти дни протез у вас всегда был под рукой?

— Да, но ходить в нем постоянно не удобно, он давит, поэтому дома я его снимаю, — отвечает девушка. — Повезло, что я живу на правом берегу Днепра, а основные боевые действия шли на левом, так что три или четыре раза я даже выходила из дома в магазин.

Все это время Татьяна не сдавалась, пыталась заказать билеты до Запорожья и уехать. А параллельно ее мама искала хоть кого-то в Киеве, кто смог бы провести дочку до поезда.

— В Киеве друзей у меня особо нет, да и те, кто были, разъехались. Вызвать такси не получалось, а метро ходило так редко, что я одна на протезе не справилась бы с чемоданом. Да и страшно самой, — описывает ситуацию девушка и говорит, что через знакомых знакомых мама все-таки отыскала мужчину, который согласился помочь. — 28 февраля нужные мне пересадочные станции, через которые я могла бы доехать до вокзала, не работали. Пришлось выйти раньше и несколько остановок (а это приличное расстояние) идти пешком. Времени было впритык, но я успела.

— А если в Запорожье начнут бомбить, что вы будете делать?

— Тут проще, мы живем рядом со школой, в которой есть бомбоубежище, поэтому пойдем с семей туда.

«Успокаиваю я его по-одесски. „Игорь, — говорю, — Одесса не сдается“»

— Восемь месяцев назад, когда я вытягивала своего супруга с того света, я, наверное, все эти чувства пережила — чувство отчаяния, горя. Тогда я многое переоценила, поэтому сейчас, когда пришла война, я в чем-то уже была закалена, и не в такой панике реагировала на все происходящее, — описывает свое состояние Екатерина Стоянова.

Фото: личный архив семьи
Снимок сделан в мае 2021-го, до того, как с Игорем случилась беда. До войны деньги на лечение и реабилитацию Игорю нередко переводили люди из Беларуси и России. Сейчас переводы на его счет в рублях не принимают. Фото: личный архив семьи

Екатерина с мужем Игорем и двумя детьми живет в селе Усатово Одесской области. 14 июля 2021-го в их дом пришла первая беда — на работе Игоря придавил грузовик. За 20 минут, пока его доставали из-под машины, у мужчины случилась гипоксия, его мозг практически умер. После была кома, реанимация. Игорь выжил, но на то, что он вернется к полноценной жизни, врачи давали лишь один процент. За этот минимальный шанс Катя ухватилась максимально.

— Семь месяцев муж провел в реабилитационном центре в Киевской области. Тут его лечили и с нуля учили ходить, говорить. Сейчас он обслуживает себя сам и внешне выглядит как здоровый человек. Но у него проблемы с памятью, слегка нарушено мышление. Он немного как аутист — живет в своем мире, — рассказывает о супруге Екатерина. — В конце января он заболел коронавирусом. Во время КТ медики увидели, что ему нужно прооперировать легкое. Мы забрали его домой и 25 февраля готовились к плановой операции. 24-го нам нужно было ложиться в стационар, но в этот день началась война. Теперь в госклиниках плановые операции отменены, а в частных это стоит очень дорого.

24 февраля, вспоминает Катя, метрах в ста от их дома ракета попала в лиман. Тогда же вертолеты над домами летали так низко, что, казалось, «снимут шифер». Затем обстановка чуть успокоилась. Один-два взрыва Стояновы слышат ежедневно — доносятся они из близлежащих сел. В Усатово пока спокойно.

— В начале мне было очень тяжело. Сложности ситуации добавляло то, что Игорю нельзя нервничать. Мы ведь только стабилизировали его состояние. Как могла старалась его успокаивать. Как? По-одесски. «Игорь, — говорю, — Одесса не сдается», — с улыбкой рассказывает Екатерина. — Из-за небольших нарушений в мышлении, он не до конца понимает, что происходит. Хотя иногда, когда я замечаю: «Стреляют», он отвечает: «Катя, все будет нормально». Эти слова меня успокаивают.

С первого дня войны, Кате стало понятно: теперь ей придется заботиться не только о муже и детях, но и защищать свой дом. Дом у них частный. Во всех комнатах она заклеила окна скотчем, а в одной, где семья спит, заложила их подушками. Вот и все укрепление. Погреба и подвала у семьи нет, поэтому во время взрывов родители и дети сбегаются на коридор.

— Первые дни муж не хотел там находиться, но я ему сказала: «Игорь, на твое лечение я собрала и потратила два миллиона двести тысяч гривен (примерно 75 тысяч долларов. Прим. Zerkalo.io). Это сумасшедшие деньги. Милый, говорю, если тебя стеклом привалит, я тебе этого не прощу. Поэтому вставай, выходи в коридор, умирать не будем», — даже в такой непростой ситуации девушка не теряет оптимизма.

Спрятаться, рассказывает Катя, им особо негде. Куда-то бежать тоже нет смысла, не факт, что успеешь.

— К тому же, наше село, как и Одесса, стоит на катакомбах. Когда мы копали водопровод, установили два штыка — и провалились. Переживаю, что, если сюда что-то прилетит, мы просто «сложимся» в катакомбы.

Большой плюс во всей этой непростой ситуации, говорит девушка, что рядом с ними живут родители — Игоря и ее. Когда в магазинах начался ажиотаж, мама смогла закупить для них продукты. А чтобы в доме Кате было не так страшно, через два дня после начала войны к ней переехал ее 20-летний брат.

— Вечером и ночью у нас гасят свет. Не видно ничего. Собаки лают на разрыв, видимо, кто-то где-то ходит, — рассуждает собеседница. — Я очень боялась мародеров. И, так как на Игоря пока надежды нет, мне было страшно. С братом стало легче, эта война нас сплотила.

На то, чтобы «покиснуть из-за войны», шутит Катя, у нее было буквально пару дней. Потом пришло осознание: выхода нет, необходимо лечить мужа, кормить детей — и она включилась.

— Врачи прописывали Игорю полтора года реабилитации. Мы прошли чуть меньше половины. Операция отложилась, но прекращать восстановление было нельзя. Я нашла медсестру, которая в войну 10 дней ставила мужу капельницы. Каждый день ездила за ней в амбулаторию и привозила к нам. Это дало возможность переключиться и понять: жизнь продолжается, — рассказывает Екатерина. — Если честно, у нас так много людей уехало, что я даже не думала, что кто-то из медиков остался. Но врачи есть, и она бесплатно нам помогала.

— А вы почему не уехали?

— С учетом здоровья мужа и двух маленьких детей — сыну у нас семь, а девочке год и шесть, пусть и на своей машине, Закарпатье для нас очень далеко. Оставалась Молдова, но наши деньги там не ценится. Да и пенсия Игоря 5000 гривен (примерно 170 долларов. Прим. Zerkalo.io). Потратить то, что мы собрали ему на лечение, а потом, когда все закончится, не прооперировать его, я не могу. В итоге мы остались. Да и куда ехать не известно, кто и как нас, где примет, а дома и стены лечат. Я решила: снаряд в одну воронку не падает. Неужели после того, что я пережила со своим супругом меня еще и ракета шибанет? Настраиваюсь на то, что нас так просто не возьмешь.

— Война и волнение как-то отразились на здоровье мужа?

— Нет, возможно, если бы я бегала, паниковала, это бы на него повлияло, но я стараюсь, чтобы в доме была атмосфера позитива, а не войны. Даже вот вчера, когда недалеко бабахнуло, я сразу всем: «Ребята, быстро в коридор, пятиминутка отдыха». Перекрещусь, помолюсь, и пытаюсь отвлечь их от того, что происходит, так что даже в коридоре на полу мы шутим.