Казалось бы, во время войны, кто как не христиане должны выступить против. Шестая заповедь гласит «Не убий», в Евангелие сказано «блаженны миротворцы ибо они помилованы будут». Многие православные верующие Украины, Беларуси и России ждали от руководства РПЦ призывов к прекращению огня и миротворческих действий. Но в своих проповедях глава Русской православной церкви практически поддерживает российскую власть. Как и почему так вышло, обсуждаем со священником Александром Шрамко.
Александр Шрамко — радиофизик по образованию. Служит священником с 1994 года. В 2018 году был отстранен от служения за критику в адрес патриарха Московского и всея Руси Кирилла, который приехал в минский Свято-Духов кафедральный собор с охраной. Патриарх тогда не подошел к верующим, которые собрались возле храма.
«Патриарх никогда не противоречил позиции государства. Просто это не сильно бросалось в глаза»
— В первом своем обращении после начала войны патриарх Кирилл высказался довольно странно. Не осудил, а только лишь призвал «все стороны конфликта сделать всё возможное, чтобы избежать жертв среди мирных жителей». Позже в своих проповедях он говорил о том, что Россия стала слишком сильной, ее хотят ослабить некие чужеродные силы, что эта война имеет «метафизическое значение». Что вообще происходит с православной церковью?
— Не вся православная церковь поддерживает войну. Вы видели, наверное, обращение митрополита Литовской православной церкви Иннокентия. Он осуждает военные действия. Их осудили также митрополит Украинской православной церкви Московского патриархата, патриархи Румынской, Финской и Александрийской православных церквей. Среди православных нет единства. Хотя многие и согласны с патриархом Кириллом, есть немало священников и мирян, осуждающих войну.
— Далеко не все высказались с осуждением. К примеру, белорусская православная церковь, в частности митрополит Вениамин, вообще молчит…
— Знаете, иногда лучше молчать. Мог бы и патриарх помолчать. Или обойтись, на крайний случай, абстрактными благочестивыми фразами. Хотя, конечно, я утрирую. Он все же призван давать моральную оценку происходящему.
Но патриарх Кирилл предпочел занять откровенно провластную позицию, поддержав агрессию. Как говорят, стал Z-патриархом.
Православная церковь вообще склонна к сервилизму (угодничеству. — Прим. ред.) по отношению к властям. А в России тем более. Патриарх никогда не противоречил позиции государства. Просто это не сильно бросалось в глаза, когда не так остро стоял вопрос выбора позиции, когда не было такого радикального и болезненного размежевания. И уже трудно избежать ответа на вопрос: «С кем вы, работники культа?» Вот и всплыло все во всей красе.
— Но ведь в истории той же России есть патриархи, которые критиковали власть, не соглашались с ней.
— Да, были. Митрополит Филипп, самый известный пример (обличал злодеяния опричников Ивана Грозного. — Прим. ред.) Но, как говорится, исключение подтверждает правило.
— Есть же первая заповедь о том, что «Да не будет у тебя других богов» и шестая «Не убий». Поддержка войны прямо противоречит им. Выходит, что сейчас для руководства православной церкви власть выше Бога, выше Евангелия?
— Дело в том, что религиозные люди хорошо умеют интерпретировать. Каждый читает в Евангелии то, что ему хочется. Да, есть заповедь «Не убий», но вместе с тем есть и фраза «нет больше той любви, чем если кто душу положит за други своя» (ее Путин процитировал во время выступления в Лужниках. — Прим. ред). То есть нужно воевать, если на тебя напали. А многие россияне сейчас считают, что это украинцы напали на так называемые ЛНР и ДНР и Крым 8 лет назад, а сейчас Россия просто заканчивают войну. Или говорят, что война началась не 24 февраля началась, а якобы 18-го, когда Украина начала атаковать Донецк и Луганск. И поэтому Россия была вынуждена начать воевать.
— Откуда всплыла история про гей-парады, о которой говорил Кирилл? Ведь в Украине этот вопрос особенно не педалировался и не стоял остро в повестке.
— Это заявление, по-моему, признак того, что человек живет в своем мире. Есть ощущение, что многие церковные иерархи оторваны от жизни. И они на самом деле оторваны. Они ведь не ходят в магазины, не общаются с простыми людьми. Их окружают только угодливые подчиненные. И вот они находятся в своем вакууме и создают себе какой-то фантом реальности. В нем и есть страшные гей-парады…
Также складывается такая характерная для идеологии русского мира позиция превосходства над другими. Даже в религиозных кругах. И уже забывают, что 70 лет во времена СССР церковь была под запретом, а после развала СССР чуть-чуть возродилась. Но какое там возрождение. Если смотреть процент тех, кто ходит в храм по-настоящему и молится, и сравнить их, например, с Западом, то даже «безбожная» Франция превосходит Россию по доле практикующих веру. Хвалиться нечем, но создается фантомная реальность, что россияне самые духовные.
Более того, многие «русскомировские» идеологи утверждают, что даже советский период был еще какой духовный. По их словам, в СССР всё строилось по принципам, будто бы взятым из Евангелия (моральный кодекс строителя коммунизма). Они считают, что это было нерелигиозной формой высокодуховности. А далее делают вывод, что эта духовность присуща всем русским как таковым, просто от рождения. И что русские являются оплотом и надеждой всего мира.
«Нельзя считать, что сказанное патриархом обнуляет всё, что делается и происходит в православии»
— Всегда казалось, что патриарх — это такой идеал христианина, к которому должны стремиться верующие. Пример, что ли. Почему он не такой?
— Это неверное представление. Смысл поста патриарха не в том, чтобы демонстрировать идеал. Идеал — во Христе. Кто-то из христиан, независимо от места в иерархии, ближе к этому идеалу, кто-то дальше. Иерархия же нужна для функционирования церкви как организационной структуры. Вся церковь разделена на епархии, каждой из которых руководит свой епископ. Диаконы, священники и епископы, среди которых митрополиты, архиепископы, патриархи — это всё разновидность епископов. Патриарх здесь просто старший иерарх, епископ главного города. Надо, чтобы кто-то олицетворял единство и председательствовал на общем собрании епископов. Только и всего.
А у нас патриарх стал выше всех епископов, стал главным, поднялся и создал новую степень иерархии. Это не соответствует принятой традиции православной церкви. В ней нет такого, как, например, в той же католической, где Папа выше всех епископов. Патриарх первый среди равных, это чисто административная должность. Он не обязательно является каким-то духовным вождем. Пример можно брать с любого христианина. Хотя, конечно, не помешает, если патриарх тоже достойный христианин. Но такое бывает не всегда.
— Но тут возникает конфликт. Патриарх — представитель всех православных. Получается, что тем, что он поддерживает войну, он выражает мнение всех православных?
— Да, патриарх имеет некоторые полномочия говорить от имени церкви. Но нет обязанности соглашаться со всем, что он говорит. У нас нет учении о безошибочности патриарха. От имени всей Церкви может говорить собор. И то не всегда. В церкви есть такое понятие как «рецепция соборов». Что это значит. Собирается Вселенский собор, принимает решение, но его должен одобрить или не одобрить еще и народ. Если народ не поддержал решение, значит, оно не прошло рецепцию, и церковь его не принимает. Хотя на практике это чаще всего рецепция не от народа, а от той же власти.
— Чем мотивировано такое заигрывание иерархов с политиками? Страх потерять какие-то блага?
— Соблазн. Бывали времена, когда иерарх мог жестоко поплатиться за свободомыслие, как, например, Иоанн Златоуст, изобличавший императрицу и весь Константинопольский двор. Но сейчас в нашем мире такой опасности нет. Церковь только рискует потерять какие-то преференции. Не будет поблажек, появится более холодным отношение со стороны властей. А ведь спокойнее, когда расположение власти есть.
Поэтому, думаю, превалируют чисто человеческие моменты. Так просто легче жить, за тебя думают, ты не должен сам формулировать своё отношение к происходящему. Можно просто найти оправдание. Это проще, чем держаться своего мировоззрения и анализировать, насколько оно не соответствует тому, что происходит в стране.
Во многом такой переход в церкви был предопределен в тот момент, когда христианство стало государственной религией. Когда император Константин не просто прекратил гонения на церковь, а сделал ее главной религией. Тогда-то и начались компромиссы. Церковь легла под власть.
— Выходит, что в чем-то правы критики православной церкви, которые говорят о продажности верхушки и критикуют за связь с государством. Есть какая-то доля правды в этих обвинениях?
— Доля правды есть, но не вся. Потому что церковь не сводится к иерархам. Просто они видны со стороны как верхняя часть айсберга. В церкви много разных людей, она многослойна. Есть отношения по вертикали, а есть горизонтальные связи и различные инициативы людей, которые живут деятельной христианской верой. Где-то в совместных молитвах, служениях милосердия и просвещения, а где-то просто во взаимной поддержке и участии. Всё это существует иногда даже вопреки «вертикали». Сейчас православная церковь устроена так, что руководству удобнее, чтобы люди ничем таким не занимались. Грубо говоря, не дурили голову.
— Очень похоже на белорусское государство…
— Да. Поэтому нельзя считать, что сказанное патриархом обнуляет всё, что делается и происходит в церкви. За внешней публичной оболочкой церкви есть внутренняя жизнь. Мы ведь в случае Беларуси тоже не отождествляем народ и существующую власть. Хотя сейчас со стороны тоже многие склонны обвинять весь белорусский народ в агрессии против Украины.
«В церкви наступает время формирования своего рода «гражданского общества»
— Но не все же христиане обожествляют власть. Вот католики высказались по поводу войны. Папа Римский, к примеру, осудил нападение России на Украину.
— Некоторые мои знакомые католики недовольны его высказыванием. Они считают, что Папа высказался неоднозначно: мол, да, Украина страдает, но непонятно, от кого. То есть тоже какая-то своя игра, как и у всех конфессий. Практически все церкви в той или иной мере обслуживают определенные идеологические установки если не государства, то общественного мейнстрима. Может быть, потоньше, в рамках приличий, и уже приятно, когда предстоятель твоей церкви не совсем урод.
Как ни странно, в церкви не хватает собственной идейности, построенной на христианских убеждениях и объединяющей всех верующих. Мы приходим в церковь с убеждениями, сформированными извне, каждый со своими «партийными» пристрастиями. Поэтому чаще всего не получается у нас в приходах настоящей общины. Не только потому, что это не нравится церковному руководству. А потому что Христос скрепляет верующих только в рамках богослужения. Как только оно кончилось, мы расходимся каждый по своим делам и по своим идейным «квартирам». А ведь Христос должен быть во всём и везде. Едим ли мы, гуляем ли, работаем ли, общаемся ли — всё, что мы делаем, должно быть во имя Иисуса Христа. Все события нашей жизни. Тогда это нас будет объединять.
— Это, конечно, разочаровывает… Выходит, что опоры нет нигде?
— Надежда остается на личную религиозность. Поэтому многие люди, которые ходят в церковь, ориентируются только на это.
— С 2020 года православная церковь в Беларуси не выступила против насилия со стороны государства (звучали только отдельные голоса некоторых священников). Сейчас мало того, что не высказалась против войны, так патриарх еще и поддержал нападение России. В некоторых храмах священники во время проповеди позволяют себе говорить, к примеру, что «Украина нагрешила и вот ей ответ», «Путин православный человек и знает, что делает». При этом сейчас для многих церковь становится единственным утешением. Но как в нее ходить после всего этого?
— Да, в православной церкви очень многие верующие, в том числе и среди священства, относятся к власти, почти ее обожествляя, с позиции своеобразного понимания тезиса «всякая власть от Бога», всегда оправдывая ее. По сути, чтобы власть ни сделала, всё в их глазах будет правильно, только нужно подвести под это религиозную базу. А это, как я уже сказал, религиозные люди умеют делать.
Как быть? Нужно находить единомышленников. Я давно говорю, что в церкви наступает время формирования своего рода «гражданского общества». Если у нас бессильны власти, государственная власть аморальна, мы собираемся в какие-то сообщества, ассоциации и делаем хорошие дела. Точно так же и тут, в церкви. Здорово, когда во главе стоит высокоморальный человек, на которого можно ориентироваться. Но если его нет, мы можем собираться сами и держаться друг за друга. Мы же всё равно остаемся христианами.
А что касается проповеди… Так можно на нее не оставаться.
— Многие православные решаются уйти к католикам или протестантам, чтобы просто не иметь дело с РПЦ. Что вы на это скажете?
— У протестантов тоже есть свои проблемы, как и у католиков. Везде люди со своими слабостями. Всегда кажется, что лучше там, где нас нет. Ага, вот, кажется, тут такого негатива нет. Но потом обнаруживается что-то другое, свои подводные камни.
Лучше ориентироваться на своё личное отношение к Богу и личное отношение с людьми в церкви. И всё-таки создавать горизонтальные связи с ними. Это будет самое правильное, такое неорганизованное христианство. Я бы сказал даже, что будущее вообще за безрелигиозным христианством. Но пока на данный момент достаточно и неорганизованного, в котором постепенно сводится к минимуму обрядовая сторона.
У нас же в православии как. Чаще всего Евангелие читают поверхностно и глубоко не знают, но обряды, иногда совершенно не вникая в их смысл, заучивают первым делом. Вот к примеру, приходишь на отпевание, а там вопросы, что в гроб положить, кто за кем идет. Главное — «сделать все как надо». А о душе самого человека перед смертью думают меньше всего: очень редко зовут поисповедовать умирающего.
Так вот, возможно, со временем обрядовый компонент христианства, который в большой мере унаследован из язычества, будет все больше умаляться по сравнению с компонентом смысловым. И в конце концов сойдет на нет. Хотя, скорее всего, смысл и обряд просто радикально разойдутся.
— Как пережить войну и всю эту ситуацию? Многие начинают разочаровываться и разувериваться. Есть ли Бог, раз на войне гибнут дети, почему происходит эта чудовищная несправедливость?
— Так всегда бывает, когда случаются какие-то бедствия. Мы просто столкнулись с массовыми смертями, массовым ужасом. Сколько ежедневно происходит смертей, болезней, несчастных случаев? Это всё не меньшие трагедии, но они личные и точечные, мы их как бы «не замечаем». А когда ситуация становится глобальной, когда страдает каждый житель страны, вот и встает супервопрос во весь рост. Это вопрос теодицеи, то есть оправдания Бога. Как он допускает существование зла в мире? Как ни стараются богословы, а решить его не могут. Но придумывают разные схемы и интерпретации.
К примеру, есть такое представление, что Бог заранее всё знает, что произойдет. И то, что мы видим как зло, в более дальней перспективе поворачивается во благо. Есть такие сказки религиозные: вот умирал ребенок, мать просила за него, он выздоровел, но потом стал разбойником и наделал много зла. Мол, Бог знает, для чего всё это делается, мы многого не знаем. Но попробуйте этим «утешить» мать умирающего ребенка.
Кстати, я заметил подобное отношение у россиян по отношению к нынешней войне. Они рассуждают именно таким образом. Говорят: «Если Путин начал войну, значит, нужно было. Мы всего не знаем… Раз такое было принято решение, значит, это было необходимо, по-другому было нельзя, а вдруг, если бы промедлили, то орды пошли на Россию». Это отношение к власти, как к Богу. Власть обожествляют, а Бога очеловечивают — считают кровожадным властителем.
— Как держаться и не упасть духом во всём этом ужасе? Какие советы дадите читателям?
— Иметь личную трезвую веру, в Бога ли, в добро ли, как кому нравится, твердую убежденность в каких-то моральных принципах, а главное — любовь или хотя бы сострадание к людям, стараться их прощать, принимать со всеми слабостями, а самому не возноситься, и вообще на себе не зацикливаться. И поменьше пафоса, в котором всегда ложь. Нужно сохранять холодную голову, понимать, что вся история человечества — это история войн и несчастий. Нужно быть к ним готовым. Надеется на лучшее и не исключать худшее. Ну, и в панику не впадать, конечно. Мы знаем, что всё заканчивается. И это пройдет. И будет что-то хорошее еще в нашей жизни.