Белорус Андрей Лаврухин — доцент Департамента социологии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге. В этом вузе он отработал 8 лет, до этого — преподавал в ЕГУ. Когда Россия напала на Украину, он пытался призвать академическое сообщество к тому, чтобы остановить войну, но этого не случилось. Тогда преподаватель написал заявление на увольнение, в котором прямо указал причину: «в связи с войной в Украине». Говорит, из-за этого история с увольнением затянулась.
«Подталкивали к тому, чтобы я убрал протестную формулировку со словом «война»
— Процесс моего увольнения несколько затянулся, поскольку само слово «война» теперь в России запрещено и вышестоящее начальство отказывалось подписывать мое заявление, — объясняет преподаватель.
Причина, по его словам, в том, что с 17 марта в Уголовном кодексе России появилась статья 207.3 «Публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооруженных Сил Российской Федерации». В трактовке российских властей распространение заведомо ложной информации — это в том числе употребление слова «война» вместо «спецоперация».
Что грозит по этой статье?
Санкция статьи подразумевает штраф в размере от 0,7 до 1,5 миллиона российских рублей (27,5 до 58,8 тысячи белорусских) или же в размере зарплаты (иного дохода) за период от 1 до 1,5 лет. Либо суд может назначить до года исправительных работ, или до 3 лет принудительных работ или же лишить свободы на тот же срок.
— Именно поэтому с тех пор, как я написал и вывесил свое заявление в Facebook (23 марта. — Прим. Ред.), оно проходило согласования на разных уровнях, — объясняет преподаватель. — Сперва меня подталкивали к тому, чтобы я убрал протестную формулировку со словом «война» и включил обычную, из «стандартного перечня», например: «по собственному желанию». Это была серьезная моральная дилемма: быть последовательным в своей позиции и поставить руководителя департамента и коллег под удар, либо уберечь их от рисков, но и отказаться от своей принципиальной позиции.
— В результате всех обсуждений и согласований я принял решение на вот такой компромиссный вариант формулировки: «По собственному желанию в связи с войной в Украине». Судя по всему, меня уже уволили: вчера, 31 марта, я получил расчет, а утром 1 апреля исчезла моя личная страница на сайте НИУ ВШЭ — это верный признак увольнения. Однако, по какой статье и с какой формулировкой в трудовой книжке, мне пока неизвестно, — добавляет он.
«Была надежда на самую образованную, самую думающую часть общества»
Решение уволиться преподаватель называет «реакцией эмоционального интеллекта» на войну в Украине.
— Я был просто шокирован всеми этими событиями и обстоятельствами. При этом мне параллельно нужно было вести занятия. Было ощущение двух параллельных миров: в одном находятся российские студенты и коллеги, в другом — то, что происходит в Украине и они почти никак не пересекаются. Примирить две эти реальности мне так и не удалось, — говорит Андрей Лаврухин. — В такой ситуации у меня был порыв обратиться к академическому сообществу России и Беларуси. Я сделал эмоциональный ролик с призывом не молчать, проявить активность, чтобы остановить войну. Была надежда на самую образованную, самую думающую часть общества, которая сориентирована на воспитание молодого поколения, то есть будущего наших стран.
— Мне казалось очевидным, что если сейчас не остановить войну, то ее последствия будут катастрофическими для всех трех стран — России, Украины и Беларуси. А для России особенно, как для страны-инициатора войны, страны-агрессора, — считает он. — Также на моем курсе мы со студентами рассуждали о коллективной ответственности, роли гражданского общества и студенческого сообщества. В истории были прецеденты, когда студенты вносили свой весомый вклад в протесты против войны. Так, в частности, было с войной во Вьетнаме. У меня было ощущение и надежда, что академическое сообщество откликнется. Но, к большому сожалению, этого не произошло. Я сильно переоценил смелость, решительность и социальную ответственность российских студентов и преподавателей.
«Преподаватели предпочли стратегию замалчивания и, в лучшем случае, «фиги в кармане»»
Когда призыв не нашёл отклика, Андрей Владимирович понял, что придется делать иной выбор.
— Немецкая философ Ханна Арендт ввела важное понятие «банальности зла» (она подразумевает, что зло совершают обычные люди, бездумно подчиняясь даже самым бесчеловечным законам. — Прим. Ред.). Например, когда в нацистской Германии люди выполняли новые законы и приказы, легализующие преступления против человечества — объясняет Андрей Лаврухин. — Многие преподаватели в России сейчас, в том числе и мои коллеги, не употребляют слово «война» и вообще не обращаются к актуальной тематике, стараются игнорировать и не затрагивать эту травмоопасную тему.
Преподаватель говорит, что спустя некоторое время появилось обращение ректоров 185 российских вузов к Путину со словами «горячей поддержки» спецоперации в Украине. Среди подписавшихся в том числе был и ректор НИУ ВШЭ.
— Я почувствовал, что меня таким образом пристегнули к этому обращению без моего на то согласия. Правда, затем появилось альтернативное письмо от академического сообщества, которое осуждало войну и призывало остановить её. Но дальше этой электронной петиции дело не пошло, а этого было уже явно недостаточно для того, чтобы остановить происходящее, — объясняет Андрей Лаврухин. — В целом преподаватели предпочли стратегию замалчивания и, в лучшем случае, «фиги в кармане». Студенты говорили, что преподаватели вообще не употребляют слово «война» и не говорят об актуальной ситуации. К слову, они меня как раз и благодарили за то, что я обращаюсь к этой теме, пытаюсь её осмыслить, найти верный язык и способ адекватной реакции на все эти события.
— Однако, постепенно мне стало понятно, что если я дальше остаюсь в этом медленном режиме реакции на войну и пытаюсь описать его на языке «параллельного мира» актуальной России, то я неизбежно оказываюсь пассивным соучастником в той самой «банальности зла», которую описывала Ханна Арендт, — говорит белорус. — В этих условиях я сделал свой выбор и принял решение уволиться. Конечно, это было «академическое харакири». Но в условиях острого дефицита солидарных действий представителей академического сообщества, оно показалось мне единственно возможным поступком, адекватным ситуации.
«Даже самая образованная часть общества оказалась такой же беспомощной, недееспособной и лояльной власти, как и все остальные»
Преподаватель не исключает, что тема его будущего исследования может быть как раз посвящена вопросу о том, почему умные, образованные и начитанные люди из академического сообщества России так и не смогли выступить против войны и принудить политические элиты к миру. В данный момент он видит несколько причин случившегося.
— Во-первых, академическая среда в России очень консервативная. Более того, по моим прикидкам, не меньше половины в той или иной форме оправдывает эти военные действия, — объясняет Андрей Владимирович. — Есть и более воинственно настроенная часть профессорско-преподавательского состава, которая подготавливала идейные основания для того, чтобы разразилась эта катастрофа. Многие мои коллеги методично и последовательно выстраивали развернутую и достаточно тонкую аргументацию в защиту необходимости восстановления советской (или даже досоветской) империи, в защиту фантомности новообразованных постсоветских государств (так называемых «недогосударств») и прочее, и прочее.
— По сути дела, представители академического сообщества готовили идейные основания для пропаганды и оправдания войны. Все эти аргументы транслировались затем в более упрощённой форме пропагандой, которая, в свою очередь, подготавливала массовое (общественное) сознание к войне. Было такое вот негласное сотрудничество.
— Второй важный институциональный момент, способствующий формированию этоса «выученной беспомощности» среди представителей академического сообщества — это дефицит автономии вузов и самоуправления, — продолжает он. — Преподаватели университетов России — это не представители «корпорации интеллектуалов», которая имеет свою миссию, интересы и волю, но «трудовой коллектив» государственных служащих. Каждый из них, прежде всего, боится за свой контракт и чувствует свою полную подчиненность вышестоящему начальству, свою абсолютную уязвимость.
— В модели управления и самоуправления за последние 10 лет в вузах России произошла своего рода «белорусизация»: выросло количество крупных университетов, в которых ректоров стал назначать лично Путин (раньше, все же, их выбирали). Тем самым сформировалась достаточно жесткая вертикальная модель управления, в которой представители академического сообщества не играют вообще никакой роли. Совокупным эффектом всех этих факторов стала «выученная беспомощность» (мы, белорусы, тоже ее хорошо знаем) и зависимость от лидера. Так, более открытые студенты искренне сетовали на то, что они ничего не могут сделать без лидера, который мог бы их повести. В результате получается, что даже самая образованная, критически мыслящая и устремлённая в будущее часть общества в плане социальных и гражданских компетенций оказалась такой же беспомощной, недееспособной и лояльной власти, как и все остальные граждане.