Больше полутора месяцев идут бои за «Азовсталь». Мы долго пытались поговорить с близкими бойцов, которые там находятся, писали и им самим. За несколько дней таких попыток с кем-нибудь связаться двое молодых парней, профили которых мы нашли в соцсетях и которые в своих постах писали о критической ситуации, погибли. После долгих поисков нам удалось поговорить с женами защитников Мариуполя, которые сейчас заблокированы на «Азовстали» — про боль, любимых и надежду.
«Сейчас у меня нет информации, что муж жив, — я просто в это верю»
Боец полка специального назначения «Азов» Геннадий свои 27 лет встретил на «Азовстали» в конце апреля. С первого дня войны парень защищал родной Мариуполь, а за пару дней до ее начала настоял, чтобы жена Валерия с четырехлетней дочкой уехали из города. Теперь Лера из другой страны переживает за супруга — еще 26 марта он получил ранение, попал на завод и постоянно находится там в одном из бункеров.
— Ситуация там критическая, очень. Там авиабомбами разбили госпиталь, где находятся раненые военные. Из того, что было, сделали еще один, но его тоже разбили. Как мне рассказал муж, многие ребята были ранены повторно. Там антисанитария, перевязочных материалов нет уже давно — используются подручные средства, ампутации проводятся без анестезии. У моего мужа перелом ноги, попал осколок, и в этих условиях этот осколок даже не смогли достать. Сначала хотя бы был антибиотик, но сейчас нет и этого, нет обезболивающего. Я медик и подозреваю, что у него уже пошло заражение — в таких условиях это неизбежно. Нога болит, наверное, но он не привык жаловаться — говорит, что все будет хорошо.
— Связи с ним практически нет — в основном только у штаба, а территория «Азовстали» очень большая, подразделения, штаб, госпитали находятся отдельно. Поэтому информацию я собираю по СМИ, жду его сообщения. Ну и иногда можно другим ребятам писать, но нас много и каждому ответить они не могут.
Так молодая жена азовца стойко ждет сообщений от мужа, а тот пытается находить возможность раз в неделю-две ей написать, что жив.
— Авианалеты не прекращаются, бьют и корабли с моря, артиллерия. Последний раз Гена писал 5 мая, сказал, что в порядке, а что будет дальше, они не знают, никакой конкретной помощи не получили. Прямо сейчас у меня нет информации, что он жив, — я просто в это верю, мне хочется в это верить. Но трое наших ребят, когда эвакуировали гражданских по «зеленому коридору», погибли, еще шесть получили ранения (по сообщениям «Азова» во время эвакуации 6 мая погиб один человек, но позже в сети на личных аккаунтах бойцов полка появлялась информация о гибели других солдат. — Прим. ред.). В это время должна была быть полная тишина, но Россия открыла огонь, обстреляла машину.
«Вокруг тяжелораненые просто умирают на глазах, а ты не можешь ничем помочь — пакуешь в черные пакеты своих побратимов»
Лера рассказывает, что все 77 дней с начала войны бойцы «Азова» не получали ни еду и медикаменты, ни боекомплекты или новую технику.
— Месяц назад еще их кормили два раза в день — утром и вечером. И еда — это какая-то каша на воде, возможно, консервы. Они делились едой с гражданскими, потому что там было много детей, расход продуктов был большим. Сегодня, насколько я знаю, они питаются один раз в день, и запасов хватит на неделю, может, на две. Заканчивается уже даже техническая вода.
— Первое время муж еще мог вставать, на одной ноге что-то делать — покормить кого-то, помочь выйти на улицу. Он психологически был еще как-то более-менее — там ребята надеялись на деблокаду. Кто был не ранен, могли выходить и хотя бы искать ту же еду, одежду, потому что в убежищах не было ничего — просто бетонные плиты, железо, ну, может, у кого-то спальники остались. Они спят друг на друге, рядышком, впритык.
Об условиях на «Азовстали» девушка знает от мужа. По словам Леры, когда ситуация там стала сильно ухудшаться, ее сильный характером и духом мужчина стал говорить, что ему тяжело в такой обстановке.
— Третий месяц они без света и свежего воздуха (насколько я понимаю, уже нет возможности выходить на улицу), ты в этом 24/7. Раненых много, многие контужены. Остальные ребята, кто еще воюет, тоже получают тяжелые ранения, некоторые погибают. А ты ничем не можешь помочь — пакуешь в черные пакеты своих побратимов, людей, с которыми ты долгое время служишь, чьи семьи знаешь. Россия даже не дает возможности их вывезти. Тела ребят, которые погибли месяц-два назад, лежат в отдельном помещении. Я знаю их жен — они просто не могут их похоронить, а в «Азове» принято обязательно хоронить бойца, почтить его память.
— Я каждый день себя спрашиваю, как они в этом находятся и где берут силы? Вы, я — мы в нормальных условиях, и то нас заботят какие-то проблемы, я еще себе позволяю на что-то жаловаться. А они там в одном помещении, с ужасными болями. Парни после легких ранений через время снова берут оружие и идут защищаться — понимают, что побратимам нужна помощь, нет вариантов просто лежать. Я думаю, у ребят очень большая вера, что им помогут, что их ждут семьи. Мне муж пообещал сделать все возможное, чтобы выжить и увидеть нас хотя бы еще раз (плачет). И я пообещала со своей стороны сделать все, что зависит от меня, чтобы достать его из этого ада. А это на самом деле ад на земле — теперь я точно понимаю, что это такое. И это в 21 веке. Люди просто умирают на «Азовстали» от нехватки воды, еды, ранений, когда в госпитале человека легко бы спасли. И весь мир просто на это смотрит.
«Что он может не вернуться, я дочери не говорю»
Валерия и Геннадий вместе уже восемь лет, в сентябре их дочери исполнится пять. Девочка знает, что папа защищает страну, и очень скучает по нему.
— Она достаточно развитый ребенок, все понимает. Когда уезжали, дорога была сложной и приходилось ей объяснять, почему мы едем, куда. А отношения с Геной у нее еще ближе, чем со мной — она папина дочка. Когда она не спрашивает, я сама эту тему не поднимаю. Но как-то зашел разговор, пришлось объяснять: «В нашей стране война, папа защищает Украину, город, наш домик, твои игрушки, чтобы ты могла вернуться домой». Ну и она каждый день спрашивает, почему папы так долго нет, когда он вернется, почему мы не можем позвонить ему (плачет), знает, что у папы ранена и болит ножка. Что он может не вернуться, я ей не говорю, естественно.
Девочка еще не знает, что возвращаться уже некуда: дома ее родителей, бабушек и дедушек разрушены, комнаты и игрушек больше нет.
— Она очень переживает по этому поводу, поэтому я говорить ей об этом не стала. Но всего Мариуполя больше нет. Когда я смотрю эти российские новости, как они делают парады в моем городе, удивляюсь, какую они красивую картинку показывают! На самом деле там ничего нет — расчистили немного территории, согнали откуда-то людей. Хотя какое-то количество наших мариупольских ждали этого освобождения, или не знаю, как это они там называют. Но это танцы на костях, потому что в городе погибли больше 20 тысяч мирных жителей, и это не считая тех, кто еще под завалами.
Лера рассказывает, они с супругом понимали, что эта война начнется, и он был готов к этому — раньше воевал на востоке Украины.
— Гена в «Азове» с 2017 года — пойти туда было его желанием, это его борьба за свободу. Он всегда говорил, что его ребенок должен жить в независимой стране. Для ребят война идет уже восемь лет, они ездили на Донбасс. И я понимала, что он пойдет воевать сейчас. Конечно, это все страшно, но я всегда была в нем уверена и уверена сейчас.
— Была информация, что бойцы могли выйти из города еще где-то в марте. Но Мариуполь с начала месяца был в кольце, оно сужалось. И, я так понимаю, шла речь о «зеленом коридоре». Но в Иловайске из такого «зеленого коридора» получился котел, и военных просто расстреляли, погибли 350 человек. Россия не соблюдает договоренности, им доверять нельзя, поэтому ни о каком выходе речь не могла идти. Конкретных предложений, чтобы парни понимали, чтобы это было безопасно, не было. И они бы никуда не пошли — они хотели отстоять Мариуполь.
— А для вас возможно, чтобы он вышел с белым флагом и сдался, и приемлемо ли это для него?
— Нет, это невозможно ни для азовца, ни для его жены. «Азов» не сдается, — без колебаний говорит молодая девушка. По ее словам, в плену бойцов полка ждут пытки и расстрел, об этом же говорил один из его офицеров. — Знаете, это такая сказка, которую придумали россияне, — об азовцах-нацистах. Для меня это все как не с этой планеты, потому что я живу с этим человеком, он мой муж, отец моего ребенка. Он и его побратимы не имеют никакого отношения к нацизму. «Азов» многим помог выехать из Мариуполя еще в начале, когда люди боялись ехать, не знали куда. Они развозили еду и воду по подвалам, где местные прятались, потом делились едой с гражданскими на «Азовстали». Это такие же люди, как и мы с вами, они за честность, за справедливость; они борются за своих украинцев, свою страну, и это нормально. Мы ни на кого не нападали — мы защищаемся. Ребята готовы умирать за свою землю, это высший уровень героизма, не каждый на своем месте готов умереть за свою страну, и мы это видим.
«Каждый раз, когда муж выходит на связь, он прощается со мной навсегда»
Лера говорит, что никакой информации от властей она и другие семьи военных с «Азовстали» не получают.
— Со мной и другими девочками, матерями никто не связывался. Все, что у нас есть, — это данные из СМИ, от парней. Мы надеемся, что ведется работа, чтобы их спасти, но, понятное дело, не вся информация может разглашаться. Я считаю, что изначально ситуация в Мариуполе была упущена, это говорит сам «Азов», им не предоставили определенное оборудование, условия. Но это вопрос не только к главнокомандующему — и к городу, системе.
— Сейчас сложно говорить, что делают или не делают власти, — все на уровне разговоров. Мы выходим на мирные акции в разных странах, чтобы призвать больше людей помочь ребятам. За нашими действиями смотрят, для меня это выглядит так: «Надо что-то сказать — давайте сегодня скажем, что мы над этим работаем!» Потому что за три месяца я не видела никаких конкретных действий, переговоры о деблокаде велись полтора месяца, ситуация за это время только ухудшилась. Получается, нет никакого выхода? Мы продолжаем кричать об этом.
— Я просто живу одним днем, засыпаю и просыпаюсь с одними и теми же мыслями, читаю новости, пишу мужу, хотя он мне не отвечает, но вдруг связь появится и он все прочитает? Не могу ни о чем другом думать, полноценно заняться домом, работой. Я прекрасно понимаю, что Гена может оттуда не вернуться. Я реалист, не строю фантазий — ситуация критической была месяц назад. Сейчас я даже не знаю, каким словом ее назвать. Эта какая-то конечная точка, и для меня это не может длиться больше двух недель, это нереально. Каждый раз, когда муж выходит на связь, он прощается со мной навсегда и говорит, как мне сказать об этом ребенку, что мне делать, если я останусь одна. Говорит: «Держитесь, прощайте, я вас очень люблю»; говорит, что скорее всего им не помогут и он оттуда не выберется. Но я очень надеюсь, что нашим властям все же удастся найти рычаги давления — может, переговоры, потому что на деблокаду уже нет времени. Но сейчас речь только об эвакуации их оттуда третьей стороной.
И Валерия уверена, что эта независимая сторона уже есть, но Россия снова не соглашается на такой итог.
— Турция предлагала эвакуировать кораблем, но Россия на это не соглашается. Они не перестанут бомбить «Азовсталь», пока все не закончится. Это, знаете, как предсмертная агония: они не могут взять Мариуполь 77 дней и их самих от этого, наверное, разрывает. Думаю, высшее командование Украины знает, что делать, какие рычаги на Путина и его окружения можно применить. Если бойцов оттуда не достанут, очень много людей погибнет на глазах у всего мира. Мне иногда хочется самой взять корабль, поплыть туда и всех спасти.
«Коля попросил меня уехать как можно дальше от Мариуполя»
В марте Николаю, который сейчас находится на «Азовстали», исполнилось 25 лет. Последние пять из них он служил в Национальной гвардии Украины. Когда началась полномасштабная война, парень был в части и сразу же встал на защиту Мариуполя, где родился и жил, рассказывает его жена Мария.
— Мы с ним знакомы с детства, вместе с 2017 года, осенью поженились. Он работал в армии на контракте, учился на юриста и должен был весной окончить магистратуру. Он отличный сын, друг, товарищ — самый лучший человек, — говорит девушка. — Изначально он был в городе, в центре, когда их стали загонять в кольцо, все перешли на «Азовсталь» для обороны.
Сама Мария пробыла в Мариуполе до 29 марта и уехала с мамой и младшим братом. Кроме мужа, в городе остается ее отец.
— В центре города, где мы жили, нас «застелила» авиация, закончилась еда. Я уехала, когда боевые действия уже шли на «Азовстали», даже не знала, жив ли мой муж. Решение мы приняли, чтобы сохранить те жизни, которые у нас остались. Уже когда у меня получилось поймать интернет, муж тоже был в сети, и мы смогли списаться, сказать друг другу, что с нами все в порядке. Коля попросил меня уехать как можно дальше от Мариуполя.
Парень всегда выходил на связь ненадолго, но вот уже три недели девушка не получает от него сообщения.
— Крайний раз он мне писал 21 апреля, успел сказать, что на «Азовстали» все очень страшно. Написал, что через 10 минут отправляется в бой и не знает, когда в следующий раз появится в сети. Еще, что у них из Нацгвардии осталось крайне мало людей. Там, помимо них, полк «Азов», морская пехота, пограничники, национальная полиция, ТРО, медики, но они в разных точках завода на огромной территории. Погибло много, но число никто не называет. Про «двухсотых» муж ничего особо не говорил — только что очень тяжело, больно и страшно видеть, как человек, с которым ты минуту назад смеялся, лежит разорванный.
«Едят собачий корм с солью, воду сливают из батарейных труб, не переодеваются и не снимают обувь сутками»
Лишь пару дней назад Маша вышла на командира воинской части своего мужа и так узнала, что он жив и находится на боевой точке, поэтому без связи.
— Каждый день я схожу с ума, потому что узнавать информацию очень тяжело. Ребята все разбросаны. Периодически появляется в инстаграме в основном полк «Азов». Я знаю, что мой муж где-то с ними, но они или говорят, что не видели его, или вообще не отвечают. Я все время смотрю видео с завода в надежде увидеть Колю, но он туда никогда не попадает. Надеюсь, что смогу периодически писать хотя бы его командиру и узнавать, что с ним.
Сама Маша никогда не была на территории «Азовстали», информацию об условиях, в которых живут защитники, она собирает по крупицам. Эти условия, говорит девушка, ужасные и с каждым днем становятся все хуже.
— Та зона, где они находятся, была минимально подготовлена к тому, чтобы на ней держать оборону: не завезли достаточно провизии, медикаментов. Тяжело там было с самого начала, но мне раньше казалось, что хуже уже некуда. А сейчас ребята едят собачий корм с солью, топят сахар на огне, чтобы утолить голод, — и это считается приемом пищи. Воду сливают с батарейных труб, когда был снег — топили его, собирали дождевую воду. Они не переодеваются, не снимают обувь сутками. Все время все влажное, грязное. Не знаю, на чем они спят, но было видео, как они обустроили койки из каких-то найденных клеенок, своих кителей и снятых бронежилетов на бетонном полу.
— Госпиталь разбит, проводить операции стало невозможно. Медикаментов нет — у раненых просто гниют раны. Их медик рассказывал, что нет стерильных бинтов — накладывают использованные. Это просто нечеловеческие условия. И я не понимаю, почему весь мир молчит, никто ничего не предпринимает. Эти люди ни в чем не виноваты, они просто держали оборону города и оказались в таком кольце, которое допустило, я считаю, наше командование.
«Пусть бы сидели там дальше и ждали свою Россию»
Раньше в бомбоубежищах «Азовстали» прятались гражданские. Эвакуация их оттуда началась в конце апреля и шла частями, 7 мая вице-премьер Украины Ирина Верещук заявила, что выполнен приказ президента: «Всех женщин, детей и людей пожилого возраста из „Азовстали“ эвакуировали. Эта часть мариупольской гуманитарной операции завершена». Официальной информации о выводе военных с территорий нет.
— Думаю, ребятам стало немного легче, потому что они все время носили гражданским еду, старались после обстрелов проверить, не завалило ли их. Но каждый раз, когда эвакуировали только мирных, я чувствовала разочарование и злость. Это несправедливо.
— И зачем было вывозить людей, которые теперь нагло на камеру радуются русским солдатам, бегут рассказывать, как украинцы их «в заложниках держали»? (такие сюжеты показывают по российскому телевидению. — Прим. ред.) Зачем спасать этих людей?! Какой ценой их там защищали, чтобы они потом вылезли и сказали всю эту гадость? Пусть бы сидели там дальше и ждали свою Россию, — эмоционально говорит Маша.
Девушка, которая сама больше месяца прожила под обстрелами, ответила и на обвинения российских властей и пропаганды в том, что украинские военные в городе якобы прикрывались мирным населением, прятались в квартирах. Этим также объясняли обстрелы жилых домов.
— В моем районе не осталось ни одного целого дома, а в них не сидели азовцы, нацгвардейцы, морпехи или полицейские. Я не видела ни одного украинского солдата. Когда нам пришлось переехать в квартиру, на моих глазах эти нелюди (российские солдаты. — Прим. ред.) расстреливали многоэтажки из танка. Я видела из окна, как разрушили дом, потом якобы проверили внутри: «Ну, украинских снайперов тут нет», а их там и не было! Люди нагло врут, беспощадно уничтожили все вокруг. И все это на руках российской армии.
«Коля сказал, что не знает, как вообще выдерживает земля»
«Азовсталь» сейчас находится практически под непрерывным огнем.
— Коля мне тогда еще написал, что бомбят со всего на свете, но самое страшное — самолеты. Они сбрасывают настолько мощные бомбы, что те пробивают и заваливают бомбоубежища, ломают высокие здания под фундамент. Коля сказал, что не знает, как вообще выдерживает асфальт, земля.
— Я сама была в Мариуполе и не могу передать, насколько это страшно, когда летит эта ужасная авиация. У нас частный сектор, рядом — никакой военной инфраструктуры, но нас «застилали» авиационными бомбами, это было очень страшно, громко, тряслось просто все. Так по городу, как потом нам сказали, сбрасывали бомбы весом до полтонны-тонны. А на завод — трехтонники. Вы представляете, что такое, когда такая бомба падает с неба? Еще на них летят огромные ракеты с моря, артиллерия, грады с суши. Их штурмуют с танков, ручных гранатометов, потом автоматами зачищают. Они принимают на себя невероятный удар. Я рассказываю, и у меня мурашки по всему телу от страха.
— Как они при этом держат оборону все это время?
— Сегодня 77 день (речь об обороне Мариуполя. Бои за «Азовсталь» идут с середины марта. — Прим. ред.). Если честно, я сама не знаю, как они в таких ужасных условиях еще дают отпор, не подпускают к себе русских. Так грамотно выстроить стратегию оборонительной операции — преклоняю голову перед командованием, которое находится на территории завода. Я считаю, что звания «Герой Украины» и памятника при жизни этим людям мало за все, что они там переживают, за то, как борются.
— У них была возможность выйти из города? Если была, почему они ей не воспользовались?
— Скрыться от войны и оставить город? Уйти куда-то, чтобы не попасть в кольцо, чтобы не умереть, они не то что не могли — они даже не рассматривали такой вариант. До апреля такой мысли ни у кого не было. До второго марта, пока с мужем была стабильная связь, он мне каждый день говорил, что к ним идет бешеное количество солдат с техникой, боеприпасами. Они были уверены, что им помогут, и никуда не собирались. Пацаны были подготовлены очень сильно, особенно полк «Азов» — как военным тактикам им нет равных в Украине, а может и везде. Но если бы им помогли, думаю, у россиян не получилось бы даже создать такую ужасную ситуацию на юге страны.
— Потом они оказались в двойном кольце — вся Луганская, Донецкая область захвачена, под Запорожьем тоже оккупанты (российская армия действительно захватила большую часть Запорожской области, продвинулась на территории Луганской и Донецкой областей, но не заняла их полностью. — Прим. ред.). Они начали понимать, что им никто не поможет и все обещания — ложь от нашего государства. А когда они оказались на «Азовстали», выйти уже было нереально. На каждом углу — русские. Чтобы попасть на территорию Украины, надо не одну сотню километров пройти незамеченными, когда над тобой кружит авиация. У них не было никакого варианта. Их просто обманули, потом кинули, а сейчас кормят завтраками, — считает девушка.
«Зачем вообще жить в мире, где одни люди онлайн могут наблюдать за тем, как умирают другие?»
Маша рассказывает, что украинские власти не держат связь с родными защитников Мариуполя, не рассказывают им о ситуации на «Азовстали». Но жены и матери военных объединились и пытаются достучаться до них сами.
— Как только я выбралась на волю, где у людей из крана бежит вода, светятся лампочки, а не свечки, есть чистая постель и теплые вещи, я стала искать пути помощи ребятам. Каждый день мы с девочками этим занимаемся — пишем письма, распространяем информацию в соцсетях, даем интервью. Пытаемся связаться с нашими властями и узнать, что они делают, проводим митинги. Я никогда не позволю себе сидеть сложа руки, зная, что ситуация нуждается как минимум в огласке. Если они будут на слуху у всех, их будут обязаны спасти. Иначе зачем вообще жить в мире, где одни люди онлайн могут наблюдать за тем, как умирают другие? Какой тогда смысл строить какие-то институты права, семьи, международные общества, если все это не работает?
По словам Марии, ей и другим женам бойцов удалось поговорить с советниками главы Офиса президента Украины Михаилом Подоляком и Алексеем Арестовичем.
— Подоляка мы словили возле офиса президента, он не ожидал этого, да и мы тоже. А Арестовичу мы бомбили соцсети. Нас уверили, что власти делают все для спасения ребят, что это тема номер один. Спрашиваем, что конкретно? «Не можем вам сказать, вы же понимаете, это война». Обещали не оставить их. Легче от этого мне не стало, конечно. Власти или не хотят говорить правду, что у них ничего не получается, или действительно что-то делают и молчат, чтобы не навредить ребятам и не раскрыть секретную информацию. Хочется верить во второй вариант, потому что, если осознать, что всех на самом деле кинули и благополучного конца не будет, хватит пяти минут, чтобы сойти с ума, — говорит девушка. — Я сейчас в Киеве, могу выйти на Майдан и сказать что угодно о власти, мне никто ничего не сделает, потому что хуже, чем нашим парням, не приходится нигде и никому. Нам никто не закрывает рты.
«Если их не спасут, я откажусь от украинского гражданства и больше никогда не вернусь в эту страну»
Маша говорит, что разочаровалась в нынешней власти, потому что там обещали закончить войну на Донбассе, вместо этого боевые действия прошли на значительной части Украины.
— Я голосовала за Зеленского. Считаю, что власти не оправдали наши ожидания, не выполнили свои обещания, очень подло поступили с нами, с Мариуполем, ребятами на «Азовстали». Представьте, каково военным на других фронтах, когда они видят, что их побратимы оказались брошенными в кольце и никто не спешит их спасать? Кто захочет дальше бороться, понимая, что он так же может погибать, а все будут говорить «мы стараемся»? Вы стараетесь плохо. За 75 дней можно было придумать план эвакуации для военного гарнизона. Пойти на любые условия: какую-то санкцию снять, какую-то территорию временно отдать — что угодно, чтобы их вытащить.
— У ребят на «Азовстали» сейчас два пути: либо их эвакуируют, и Мариуполь останется под фактической властью оккупантов; либо они умирают, и Мариуполь тоже остается у оккупантов. Зачем эти жертвы, если исход один? Подписали ленд-лиз, у нас будет оружие, можно будет вернуть город.
— Вы бы хотели, чтобы ваш муж вышел с белым флагом и сдался? И приемлемо ли это для него?
— Я не там и не знаю, как это у них расценивается. Я бы хотела, чтобы он любой ценой остался жив и приняла бы любой его выбор. Но россияне не отвечают за свои слова, не знают, что такое честь и достоинство — берут в плен солдат, а потом их убивают. И я знаю, что Коля будет стоять до конца — он патриот страны, своей земли, своего народа. Он никогда не поднимет белый флаг.
— Но я не допускаю мысли, что Коля не вернется. Не хочу об этом думать. Они уже слишком большую цену заплатили, и их обязаны спасти. Если этого не произойдет, я как минимум откажусь от украинского гражданства и больше не вернусь в эту страну, если вообще в принципе решу продолжать жить.
Маша говорит, близкие бойцов придумали план, как сами могли бы поучаствовать в спасении, и отнесли его в письме Ирине Верещук.
— Мы решили создать большую колонну родственников и всех желающих, позвать журналистов, представителей церквей, офиса Президента, медийных людей и ехать к Мариуполю решать вопрос с россиянами, которые там находятся, не спрашивая Путина. Сделать живой коридор, чтобы ребята смогли выйти. Да, это риск и для наших жизней. Но я вам скажу, что мало кому нужна эта жизнь без тех, кто находится на «Азовстали». У меня нет детей, мне нечем рисковать — я готова ехать. И многие другие готовы, мы очень серьезно настроены. Не существует, наверное, страны, куда мы не обратились — писали Джо Байдену, Борису Джонсону, Эрдогану, Папе Франциску, Макрону, другим президентам, парламентам. Пока нам пообещали ответ от Джонсона. Мы создали петицию за спасение защитников «Азовстали» и запуск процедуры «экстракшн» ООН. Она уже набрала больше миллиона подписей, ее должны будут рассмотреть (extraction подразумевает быстрый вывод военных из зоны боевых действий в безопасность при участии третьей нейтральной стороны. — Прим. ред.).
— Я очень сильно верю в эту процедуру. Мне она снится каждую ночь. Все, что нужно от русских, — это режим тишины. А там — пригнать корабли к берегу, загрузить наших ребят и под флагом третьей страны вывезти, оставить их там до конца войны, но оказать необходимую медицинскую, психологическую помощь. И ничего невозможного в этом мире нет — это доказали наши ребята на «Азовстали». Надеюсь, власти смогут достучаться до кого-нибудь. Сейчас время идет против нас.
По словам девушки, психологически бойцам сложно так долго находиться в блокаде и ее муж уже несколько раз прощался с ней в сообщениях. Но Мария продолжает верить, что он вернется живым.
— За то, что мой муж на «Азовстали», я злюсь на наших политиков, а россиян ненавижу за то, что они забрали у меня всю мою жизнь — у меня была самая лучшая жизнь в моем Мариуполе. Я сейчас постоянно читаю новости, но только об «Азовстали». На остальное мне все равно — что бомбят Одессу, что где-то там готовится нападение на Беларусь, извините (смеется). Пусть все вокруг горит пожаром, самая больная тема для меня — «Азовсталь». Знаете, когда я была в Мариуполе и летели бомбы, месяц не было связи, еды, воды, света; мы жили как собаки на улице, спали в одежде, не мылись и не знали даже, что такое нормально помыть руки… У меня были обморожены конечности, кожа на руках была синей и в крови, на губах — герпес, обсыпало все лицо от грязи, волосы слиплись в пучок. Я не понимала, где этот г******* мир? Он вообще в курсе, что происходит с нами? Вы вообще были в курсе?! Когда я была в такой беде, все только говорили: «Ну да, жалко Мариуполь». Что теперь я могу сделать с тем, что бомбят, например, Одессу? Парни на «Азовстали» уже 75 дней в таком ужасе, что ни Одессе, ни Киеву — никому не снилось. И сейчас каждый должен делать все, что может, чтобы их спасти.
Вечером 10 мая Владимир Зеленский, выступая перед парламентом Мальты, заявил, что Украина задействовала все возможные дипломатические инструменты, чтобы организовать эвакуацию находящихся на территории «Азовстали» ее военных, но Россия пока не дает согласия ни на один из предложенных вариантов.
— Мы запрашивали у наших партнеров и необходимое оружие, чтобы деблокировать Мариуполь и спасти всех людей — и военных, и гражданских. Но именно того оружия и именно в таком объеме, как нужно для деблокады Мариуполя, у нас пока нет, — президент Украины.