10 марта Алексею исполнилось 28 лет. За неделю до этого в бою под Бучей он потерял левую ногу. День рождения молодой человек провел в больнице. В палату пришли друзья, принесли кучу еды. Лица ребят были напряжены. «Они думали, что я расстроен, пришлось приводить их в чувство, — спокойно описывает ту ситуацию собеседник. — Я сказал: все нормально, впереди много работы. Жизнь продолжается». Алексей — тот самый доброволец из батальона Кастуся Калиновского, который воюет на протезе.
Алексей — человек точный. Назначил интервью на 14:00 и ровно в это время сообщил: «Я готов». Фамилию не называет, о себе рассказывает сдержанно: родом из Минска, женат, в батальоне Калиновского оказался в конце апреля после двух месяцев в больницах, откуда выписался уже без ноги.
— После случившегося не было мыслей, что ваша война уже окончена?
— Нет, я же не полный инвалид. Понимаю, сейчас я воин довольно сомнительный, но в последствии, когда сформируется культя (для полного заживления нужно порядка года), мне поставят боевой протез. И, если война к тому времени не закончится (а как я понимаю, она будет долгой), я смогу участвовать в боях. А пока помогаю ребятам в организационных процессах, делюсь боевым опытом, — рассуждает Алексей.
На видео в телегам-канале батальона Кастуся Калиновского видно, что ходит Леша пока опираясь на костыли. Точнее, поправляет молодой человек, уже на один. Все интервью он говорит максимально спокойно. Кажется, этому умиротворению позавидовал бы даже Будда. Позывной у минчанина соответствующий — Психолог.
Война для Алексея началась еще в 2015-м, когда он, второкурсник колледжа и будущий инженер-технолог, вдохновившись Майданом, паковал рюкзак, чтобы отправиться в Украину. Ехал он туда с белорусами, которые собирались присоединиться к «Азову». У парня был такой же план. Разговоры о возможной связи полка с неонацизмом, говорит, его не смущали.
— Понятно, что во время формирования полка какие-то маргинальные элементы присутствовали. Кто-то из них сфоткался со свастикой, это попало в СМИ, они растиражировали. А люди, они же видят не саму воинскую часть, а то, что транслируют медиа, — делится мнением собеседник. — Я это понимал, и, когда приехал в «Азов», убедился, что был прав.
В полку, база которого на тот момент располагалась в Киеве, Алексей пробыл год и восемь месяцев. Занимал должность инструктора по физической подготовке и периодически в составе группы белорусов участвовал в боевых действиях. В 2017-м, когда тренировочный лагерь перенесли в Мариуполь, белорус решил «отдохнуть от военщины и чуток пожить гражданской жизнью». Работал на стройках, а в 2020-м взялся за английский, собирался стать программистом, но до войны так и не успел.
— Параллельно я сотрудничал с организацией, которую создали ветераны «Азова». На базе в Киеве мы проводили выездные семинары по военному делу для гражданских, — описывает свои мирные годы белорус. — Я работал здесь инструктором.
— А женились вы когда?
— За месяц до войны, — улыбается Алексей и рассказывает, что его любимая девушка тоже из Беларуси, ее зовут Александрина. Вместе они уже шесть лет.
— Она художник, парикмахер и татуировщик. Участвовала в Майдане, тогда же и переехала в Украину. Позже она пыталась быть полезной в околовоенной теме, так мы и познакомились.
— Рассказываете вы как-то без романтики.
— Ну, я не такой человек, чтобы описывать свои чувства поэтично.
«Мне казалось, мы вряд ли выберемся, и я даже записал прощальное видео»
Еще до войны у Алексея и его товарищей-ветеранов «Азова» была договоренность, если что-то начнется, они собираются на тренировочной базе в Киеве. 24 февраля белорус проснулся от взрыва ракеты. Попросил Александрину собрать вещи, а дальше они с женой разделились: она с подругами отправилась на запад Украины, где было относительно тихо, а он — на войну.
— Что чувствует человек, в жизни которого война случается во второй раз?
— Спокойствие. На войне главное сохранять холодный рассудок. Я знал, что рано или поздно в Украине начнутся полномасштабные боевые действия. Готовился к ним, поэтому у меня было ощущение: «Ну я же говорил», — рассказывает белорус и вспоминает те февральские дни. — Сразу мы с товарищами ездили по Киевской области, помогали ребятам, у которых была недостаточно укреплена оборона. Ну, а первое серьезное столкновение произошло уже 3 марта на краю Бучи. Там я и потерял ногу.
— Как это произошло?
— Вам с какого момента рассказывать? — вопросом на вопрос все также сдержанно интересуется собеседник и детально описывает, как они с товарищами пошли в разведку «на передний край обороны», чтобы узнать «информацию о продвижении русских войск» и «помочь скорректировать нашу артиллерию». — В какой-то момент мы попали в окружение. После 10-минутного боя у меня и пулеметчика, с которым мы работали в паре, стал заканчиваться боезапас. Мы решили немного сместиться и там подождать остальную группу. В итоге мы зашли в центр комплекса «Вилла San Marino» в поселке Ворзель (он находится рядом с Бучей. — Прим. ред.). Там размещалась часть наших ребят и бойцы ВСУ. Я доложил обстановку командиру. Он принял решение о круговой обороне: отступать было некуда.
В какой-то момент, продолжает Алексей, россияне выстрелили по комплексу из танка. От этого обрушился второй этаж, здание загорелось, появились первые раненые. Белорус с другими бойцами стали переносить их на улицу — в более безопасное место. В это время в комплекс прилетел второй снаряд. Пострадавших стало еще больше.
— Ребята рядом падали. Им посекло ноги. Меня опрокинуло вперед. Я был без шлема, не знаю, как мне в голову ничего не прилетело. Думаю, везение. Попытался встать, понял, что не могу. Смотрю на ногу, а она болтается на куске кожи и сухожилий, — описывает ситуацию Алексей, словно рассказывает о чем-то обыденном. — Отполз пару метров от того места, куда прилетело. Параллельно осколок попал мне в левую руку. Случилась контузия нервов, шевелились всего пара пальцев. Правой рукой, чтобы остановить кровопотерю, наложил себе на ногу жгут-турникет. Чуть позже кто-то из ребят оттащил меня в более безопасное место.
— О чем подумали, когда увидели ногу?
— Понял, ранение серьезное, такое уже не собирается. Единственное, решил, не очень хорошо, что ногу оторвало выше колена. Если бы сохранился коленный сустав, было бы проще с протезированием, и я, условно, уже мог бы бегать, а так только учусь ходить.
— Вы серьезно так по-хозяйски рассуждали, когда, считай, остались без ноги, да еще и с сильнейшей болью?
— Когда человек идет на войну, он понимает: такое может случиться. Решил: хорошо, что оторвало хоть не две ноги. Значит, смогу нормально передвигаться, — отвечает Алексей и говорит, что боли не чувствовал, по крайней мере он этого не помнит. — Но, если честно, ситуация была непростая. Мне казалось, мы вряд ли выберемся, и я даже записал прощальное видео. Хотел оставить что-то на случай, если мой телефон найдут.
— На этом видео вы говорите об убитых россиянах, а не, например, о чувствах к жене. Почему?
— Близкие и так знают, что я к ним испытываю, зачем это повторять перед смертью? Я был сосредоточен на бое. Свою задачу как военный я выполнил. Часть противников убил. Можно в принципе и честь знать, — легко комментирует ситуацию Алексей.
В своих прогнозах относительно эвакуации белорус тогда ошибся. Его и других раненых смогли вывезти из окружения. Помогла дымовая завеса, которую создала горящая вокруг техника.
«Мне гораздо страшнее было бы умирать от какой-то болезни»
Алексея доставили в 7-ю больницу Киева, где ему и ампутировали ногу. Правда, результаты операции пациента не сильно волновали. Важнее казалось другое. «А что с товарищами?», «Где находятся русские?», «Как обстоит ситуация в обороне?» — сразу же стал спрашивать он, когда отошел от наркоза.
— Только к утру следующего дня я узнал: ребята выбрались. Они держали оборону порядка 12 часов. В тот день у нас погибли пять человек, — вспоминает Алексей.
— Помните первый разговор с женой после ранения?
— Для нее это был эмоциональный момент. Я ее успокаивал. Говорил, что все нормально, что это стандартная ситуация.
— Вы серьезно?
— Да, живут же люди и без ног.
— Помните, что вы сами чувствовали, когда находились в окружении рядом с Бучей и в Ворзеле? Сколько вы были в этом аду?
— В этом бою, — поправляет Алексей, — в общей сложности я находился 45 минут. До ранения был полностью сосредоточен на бое.
— А как же страх?
— Думаю, если человек не чувствует в таких ситуациях страха, наверное, с ним что-то не в порядке. Но страх можно контролировать, что я и делал. Вообще я из тех людей, которые в сложной ситуации принимают решения спокойно.
— Что чувствуют такие люди, как вы, когда нужно стрелять в другого человека?
— Злость, но подконтрольную, не агрессию. Русских солдат, которые пришли в Украину, я не считаю людьми. Ситуация такова: нужно оборвать их существование, чтобы они не оборвали существование украинцев.
— Каково это, когда в тебя стреляют?
— Не очень приятное ощущение, — улыбается собеседник. — Я как человек военный рассуждаю военными критериями, если по мне стреляют и не попадают, это хорошо, а если прилетает, значит, нужно сменить позицию.
— Вы совсем не боитесь смерти?
— А чего ее пугаться? Рано или поздно это с каждым случится. Для мужчины, воина, погибнуть в бою — это честь. Мне гораздо страшнее было бы умирать от какой-то болезни.
— Заново учиться ходить было тяжело?
— У меня хорошая физическая форма, плюс есть желание встать на ноги, поэтому мне легче, — отвечает белорус. — Через пару недель перейду на нормальный электронный протез, ну, а сейчас хожу на пробном.
— Часто падали, пока смогли сделать первые шаги?
— На протезе ни разу. Спросонья, случалось, хотелось встать на левую ногу, а ее ведь нет. Но это ты понимаешь только после того, как уже лежишь на полу. Вот такие были смешные моменты.
— А фантомные боли?
— Первые три дня, казалось, меня это миновало, а потом началось. Около месяца я сидел на морфине. Боли были настолько сильные, что мне его кололи три-четыре раза в день.
— Что именно болело?
— Нога, которой нет.
«Я не размышляю категориями если бы»
Еще в больнице Алексей понял, что после выписки присоединится к батальону Кастуся Калиновского. Принять его были рады: формирование создавали его друзья — те, с кем он когда-то служил в «Азове». Жена, говорит, к его решению отнеслась спокойно: она сама здесь волонтерит. В Киев Александрина вернулась еще в первые дни войны, когда стало понятно, что город не попадет в окружение.
— Каким вы представляете день победы?
— Пока не представляю. Впереди много работы. Когда мы освободим все захваченные территории, нам нужно будет восстанавливать Украину, строить сильную страну, которая, в случае чего, снова сможет дать отпор российским амбициям. А они у России, думаю, не исчезнут никогда.
— И все же, какой вы видите свою жизнь без войны?
— Заняться можно много чем. Думаю, у меня есть для этого потенциал, но я не размышляю категориями если бы. Мне кажется, в этом нет смысла. Когда победа случится, тогда и буду определяться.
