Все героини этого текста переехали в Беларусь из Донбасса, прожили в нашей стране больше семи лет и имели право получить гражданство. Но каждая из них отказалась и оставила украинский паспорт. Две девушки уже уехали — одна не смогла мириться с репрессиями против белорусов, другая — с поддержкой войны в Украине со стороны властей. Третья недавно родила ребенка и строить новую жизнь в другой стране не готова. Мы попросили их рассказать о жизни в Беларуси.
«В Украине все считали, что достаточно родиться в Беларуси — и „батька“ даст и еду, и жилье. Потом начались протесты, и мы осознали, где живем»
Когда произошла аннексия Крыма, а потом стали захватывать административные здания в Донецке, муж 39-летней Виктории уехал в Беларусь из Макеевки, где они тогда жили. Сотрудников переводила компания, в которой он работал. Сначала думали, что это на пару недель. После отъезда мужа Виктория отвезла ребенка к родителям в Кривой Рог, а сама оставалась в Макеевке, в городке под Донецком.
— Я всегда была за Украину. Еду как-то домой по «кольцу», школа рядом, а тут приехали какие-то люди восточной внешности, поставили танк, бегают с автоматами. Я остановилась на светофоре — один запрыгнул на машину, тыкает автоматом, и что ты сделаешь? — эмоционально рассказывает украинка. — Захватили прокуратуру, накидали там мешков с песком, сидели и целились в автобусы. Ну, спасибо, что не стреляли! Тогда в Украине не было такого национального самосознания, в Донецком регионе особенно. Русская пропаганда очень сильна, людям внушили, что будет хорошая жизнь, но друзья мне говорят, что каждый год ситуация все хуже. Это было очень тяжелое время. Мы отошли от всего морально, наверное, спустя только лет пять.
В июне 2014-го Виктория поехала на выходные к дочери и домой больше не вернулась: началась активная фаза боевых действий. Уже осенью семья была в Минске: их дочка пошла в белорусский детский сад.
— Лукашенко тогда вещал везде где только можно, как он спасает «украинских братьев». Но с точки зрения миграционного законодательства этого не было, сколько раз нам приходилось выезжать-заезжать… Единственное, на платных дорогах нам разрешили не платить, — говорит наша собеседница. — Насколько я понимаю, волонтеров тогда еще не было (хотя кому-то где-то помогали), но мы особо ни в чем не нуждались и ничего не просили. Никакие гречку-горох нам никто не давал. Нам никто ничего не должен. Мы сразу сняли квартиру в Минске, я тоже устроилась на работу. Первые два года думали, что все-таки вернемся. Потом пришло осознание: ничего быстро не закончится.
Виктория говорит, что белорусы их как переселенцев принимали по-разному. Часть людей, по словам женщины, находилась под влиянием пропаганды.
— Перед моим отъездом из Макеевки как раз на вокзале женщине голову оторвало осколком, и я после всего этого была в каком-то шоке. Но мне белорусы, особенно старшее поколение, рассказывали, что украинцы — глупые, не хотят дружить с Россией. И мы с мужем на какое-то время просто перестали говорить, что мы из Донецка, пока не познакомились с настоящими белорусами. Но я считаю, что нас хорошо приняли, белорусы — хороший народ.
В Беларуси семья получила вид на жительство. Этот документ граждан Украины не приравнивает в правах к белорусам. Даже несмотря на переезд из зоны боевых действий. Виктория вспоминает трудности с медициной.
— Я забеременела второй раз, но рожать пришлось ехать в Кривой Рог к родителям. Меня бы и в Беларуси не оставили на улице, но любая медпомощь нам как иностранцам — платная. И серьезно, не знаю, во сколько обошелся бы стационар, — говорит она. — Элементарно прием детского врача в госклинике, когда мы переехали, стоил около 10 долларов, в частной — 12. Помню, у ребенка нашли пупочную грыжу. Как мне объясняли врачи, эту операцию они чуть ли не закрытыми глазами делают, но с меня за это взяли 700 евро. Когда пошли в садик, у нас не было участкового врача, и воспитатели все время удивлялись: «Да как такое может быть? Вам должно быть все бесплатно!» Даже прививки от ковида для нас платные, хотя мы прожили тут 8 лет. Муж в итоге вакцинировался, когда ездил в командировку в Украину. А я платила за вакцину.
Виктории нравилось жить в Беларуси, с супругом уже планировали покупать квартиру, думали и про гражданство. Но мысли об этом отпали после последних президентских выборов. И в январе 2021 года семья уехала в Словакию.
— Мы в Беларуси нормально зарабатывали, у нас уже там были знакомые, связи, но я не могла смотреть в зеркало, когда ничего не могла сделать. Незаслуженно журналистов TUT.BY посадили. У нормального человека это не укладывается в голове, — рассуждает она. — За что сидят тот же Латыпов, Лосик? За что музыкантов брали на дворовых концертах? Я могла отправить кому-то деньги, купить туалетную бумагу в ИВС, но нормально помочь, что-то сказать — нет. И я не смогла больше находиться в этой стране. Мы выбрали совесть.
Может, люди скажут: «Почему она поехала в Беларусь, зная, что там такая тирания?» Во-первых, я не знала. Знаете, мне в Украине, когда слышали, куда я еду, говорили: «Боже, ты вытащила счастливый билет!» Там все считали, что достаточно родиться в Беларуси — и «батька» даст и еду, и жилье, — продолжает украинка. — Но я не ехала за халявой: так сложилось, сюда отправили мужа. И первые пять лет мы разбирались с бытом, как себя прокормить, я не вникала в суть. А когда стала изучать, читать того же Василя Быкова, других писателей, слушать Лявона Вольского, интервью «Ляписа», поняла: что-то не так. Потом начались протесты, и мы осознали, где мы живем.
Виктория последние годы пыталась узнать культуру и историю Беларуси, изучала язык, ездила по стране и смотрела достопримечательности.
— Я ко многим подходила и просила посоветовать, что почитать на белорусском, чтобы понять, кто такие белорусы, чем они живут. И все смеялись. Я сама начала гуглить, что-то почитывать. В 2020-м у нас во дворе парень пел хорошие по смыслу песни на белорусском. Тогда я окончательно влюбилась в язык, стала упорнее учить. Сейчас слушаю музыку и читаю только на белорусском или украинском. Считаю, как разрушается сейчас украинская культура под бомбежками, так она прорастает в нас. Так и в Беларуси, наверное. Когда все запрещают, у отдельных людей должно прорастать внутри это желание докопаться до истины, до своей истории.
Когда ездила смотреть замки, города, меня больше всего убивало, что китайцы путешествуют по Беларуси, но я не видела самих белорусов, которые бы приезжали смотреть свою историю. Может, тогда начнет появляться самосознание, когда люди станут интересоваться, какого они рода, кто их предки, читать на белорусском. Мне хочется, чтобы белорусы понимали, насколько они крутой и сильный народ — может, тогда что-то и поменяется.
Украинка после переезда помогала беженцам уже полномасштабной войны — размещала у себя. Друзья-белорусы тоже предлагали помощь. К людям, с которыми прожила восемь лет, девушка относится все так же тепло.
— Есть, безусловно, поддерживающие власть. Но самое страшное для меня — равнодушные люди: «Мы тут ни при чем, в политику не вникаем». Помню день, когда Степан Латыпов воткнул себе ручку в горло на заседании суда. Я понимаю, как довели человека, мне хотелось об этом кричать! Гуляю с ребенком во дворе, а большинству все равно. Ну как?! Это же ваш человек! Для меня это жизнь в клетке. Белорусы сами сильно пострадали от «русского мира», как и украинцы, — считает Виктория. — В моем окружении были высокоморальные, высокодуховные люди, которые любят свою страну. Среди белорусов выделяю кластер осознанных людей — они все знают, понимают, но ничего не могут сделать. Эти люди в первые день войны позвонили: «Хотим сбросить деньги, ты разберешься, на что». Мы потратили их на медикаменты, которые потом отправились на фронт, питание для беженцев у границы. И какое у меня после этого может быть отношение к белорусам? Только положительное. Я считаю, что им тяжелее, чем жителям Украины — даже там сейчас не так страшно, как в Беларуси. Там-то все понятно: есть белое и черное, враги и друзья.
Виктория говорит, что давно уже не надеется вернуться в домой в Донецкую область, но еще мечтает когда-нибудь, когда вырастут дети, все же переехать в Украину.
«Никто не помогал. Мужа в 2015-м даже депортировали, а хозяйке квартиры дали штраф за то, что он у нее жил»
32-летняя Александра (имя изменено по просьбе героини) уже восемь лет живет в Минске, несколько месяцев назад она стала мамой. В столицу девушка приехала в 2014-м из Донецка.
— У нас начали бомбить аэропорт, я поняла, что есть угроза жизни. Тогда я на месяц уехала. Но в Донецке оставались квартира и абонемент на три месяца в крутой фитнес-клуб. Так жалко было, что мои занятия пропадают, а вроде бы ничего страшного не происходит! Как раз женились мои близкие друзья, и я вернулась, — вспоминает она. — Мы отгуляли свадьбу, я походила на свой спорт, и в автоцентр, где я работала, стали регулярно приходить то ли россияне, то ли чеченцы и пытались отжимать новые машины на военные нужны. Милиции толком в городе уже не было. Все понимали, что творится какая-то жесть, в лучшую сторону ничего не поменяется. И те, кто адекватно оценивал происходящее, старались уехать.
Недели через две я проснулась ночью от того, что вибрируют стены: начинались «прилеты». Стало безумно страшно. Всю ночь я не спала, понимала, что в эту квартиру уже не вернусь, и думала, что памятное забрать с собой, чтобы потом когда-то показывать детям. Взяла вещи первой необходимости и, может, восемь фотоальбомов. Поехала к мужу в Днепропетровск (в 2016 году переименован в Днепр. — Прим. ред.).
В Беларуси у Александры живут дальние родственники, поэтому семья решила перебираться туда. Первые три месяца пара жила у родных.
— Грубо говоря, на всем готовом — они помогали всем, слушали мои переживания. Я и работу быстро нашла. После Днепра мне казалось, что тут спа-курорт, — рассказывает украинка. — Там нас упрекали, что это мы, донецкие, во всем виноваты — пошли на эти референдумы, еще и приехали рабочие места у местных забирать. Хотя люди тогда, потеряв все, готовы были работать за еду. А тут воспринимали нас с теплотой, сочувствовали, предлагали помощь. Я очень благодарна — люди тут золотые. Когда мне говорили, что в Беларуси есть какие-то проблемы, я даже не верила — оттаивала от всего, что пережила.
Сразу после переезда, вспоминает Александра, они ни о чем никого не просили, поддержки как переселенцы от властей не чувствовали.
— Никто не помогал, разве что друзья. Но мне сложно просить помощи у кого-то, хотя бывало, выбирала: купить еду повкуснее или накопить денег на лечение. Я лучше сама «ужмусь», — говорит она. — А в той же миграционной службе иногда не пытались войти в положении, а некоторые еще и давили. Мужа в 2015-м даже депортировали за то, что просрочил дату подачи какого-то документа. Ему пришлось уехать и въезжать снова. Еще и штраф хозяйке квартиры дали за то, что у нее жил «такой» человек. Всем нам троим дали по «административке».
Спустя два года пара развелась, бывший муж девушки вернулся в Украину. Саша признается: если бы не встретила любимого человека в Минске и не вышла бы замуж второй раз, тоже бы не осталась.
— Все эти нюансы, которые показались в 2020-м, и раньше были видны, но для меня, для человека, который один раз уже переехал, все бросив, наверное, другое было в приоритете, — объясняет она. — Для кого-то «лишь бы не было войны» — просто слова, а я их очень хорошо прочувствовала на себе. У нас разбомбило две дачи в хлам, квартиру пришлось продавать за копейки. Что с еще одной, я даже не знаю. Когда понимаешь, что все нажитое родителями, тобой за жизнь разрушается, превращается в ничто, происходит переоценка ценностей. Я не знаю, останемся ли мы с мужем в Беларуси дальше (мы оба работаем в IT). Но когда ты однажды уже все потерял, потом снова накопил на жилье, завел друзей, оброс какими-то корнями, опять все заново переживать… Я поняла, что пока не готова переезжать без какой-то критической необходимости.
— Мой папа до сих пор живет в Макеевке, остались братья, близкие друзья — там большая часть моей жизни, — продолжает украинка. — У всех свои обстоятельства: кто-то с пожилыми родителями, у одноклассницы муж — следователь в ДНР, да и в целом мужчин призывного возраста сейчас не выпускают. Отец считает, что он никому не нужен в чужой стране в 60 лет: «Пусть я не сплю, потому что адски бомбят, но у меня тут жилье, работа». Для него переезжать сложнее, чем оставаться там. А мамы не стало, когда мне было 20 лет. Наверное, хорошо, что она хотя бы этого не видела. Все, на что они копили с отцом, о чем мечтали, разрушено, вся жизнь превращена в ноль.
У ребенка Александры — белорусское гражданство. Сама девушка в стране все еще живет с видом на жительство. Такая позиция была у нее еще до начала войны.
— Причем вышла такая ситуация: я тут прожила 6 лет, но работодатель не подал какую-то бумажку, что я сменила работу. В миграционке сказали, что я числюсь как полгода отсутствующая в Беларуси, — объясняет наша собеседница. — Аннулировали эти годы, и я начала «стаж» жизни здесь копить заново. Уже когда вышла замуж, по мужу получила новый ВНЖ. Несколько раз мне звонили и предлагали оформить гражданство, но я себя не особо ассоциирую с Беларусью. Не уверена, что я готова тут жить всю жизнь. Плюс я особо ничего не знаю о белорусской культуре и литературе (к своему стыду, наверное). А получать гражданство страны, о которой ты ничего не знаешь, не совсем правильно, я думаю.
При этом Александра говорит, что не видит свое будущее и в Украине из-за нынешних боевых действий. По ее мнению, после их завершения все равно будет риск новой войны. Девушка очень скучает по отцу, который остается там, под контролем самопровозглашенной ДНР.
— Как бы ни было тяжело, при всей моей безумной любви к Украине, я приняла это. Хочу туда приезжать в гости, но покупать там жилье уже не хочется, — объясняет она. — Отца я не видела 7 лет. Год назад он впервые после моего отъезда приезжал сюда — на мою свадьбу. Поэтому сейчас, когда белорусы мне говорят, что они уехали год-два назад и им тяжело, как бы просят посочувствовать им, я вспоминаю, сколько я не видела своих близких.
— В первые дни полномасштабной войны было очень тяжело: я созванивалась со всеми своими и ничем толком не могла помочь — физически их оттуда не вывезешь. Было ощущение бесполезности, стыда, что я тут хожу по спокойным улицам с коляской, а они прячутся от снарядов, — делится Александра. — Я живу в постоянном страхе из-за того, что на Донбассе продолжаются обстрелы. В какой-то момент поняла, что нет сил улыбаться своей маленькой дочке, а она в этом нуждается. Я решила отвлекаться, не загонять себя в мысли, что завтра, возможно, уже не спишусь с папой, чтобы не подпитывать маленького ребенка этим негативом. Стараюсь быть полезной, недавно приехали несколько человек из Мариуполя, я отдала им много своей одежды.
— Для меня нет большой проблемы в том, что в Беларуси нельзя вывесить тот же украинский флаг, что-то писать про войну — флаг я и так не вывешивала бы, а в соцсетях я закрыла профиль и делаю репосты. Мне скорее сложнее от того, что я не могу передать в Украину какие-то вещи, отправить деньги и поддержать близких, — заключает украинка.
«Пересекли границу с Беларусью — я впервые жизни побывала «за границей»
В годы, когда начался Майдан, а потом война на Донбассе, Татьяне (имя изменено по просьбе героини) было 23 года. Они только поженились с мужем, было не до политики. Девушка родилась и выросла в Дебальцево Донецкой области и ни о каких боевых действиях тогда не думала.
— Знаете, как молодым — все до лампочки. Помню, встречали 2014-ый, по телевизору смотрели все эти события и хихикали: «Людям делать нечего, майданы устраивают, Януковича просят уйти». Мы жили своей жизнью, у нас ничего не менялось, — вспоминает она. — Донбасс — промышленный, угольный регион, с него шло много денег в бюджет. Я работала в банке, в начале года началась паника с валютой, появился слух: что-то будет на Донбассе. Мы испугались, но подумали: какая война в 21 веке? Периодически смотрели видео про Беларусь — какая расцветающая страна аграрная. Ближе к маю появилась паника, блокпосты, на них — люди с оружием. Мужу, чтобы добраться до работы, надо было пройти три блокпоста. Причем, знаете, у него был одноклассник, который всю жизнь ни писать, ни читать, грубо говоря, не умел, а тут вдруг он на этом блокпосту у него требует паспорт! Я не поддерживала никакие стороны, потому что ничего не понимала. Была сумасшедшая пропаганда, якобы Украина будет себя обстреливать, немного мы, конечно, верили… Хотя я сама со всем этим притеснением русского языка, о котором рассказывали, никогда не сталкивалась.
С февраля 2015 года Дебальцево перешел под контроль ДНР. К тому моменту Татьяна уже полгода как жила в Беларуси. Уехали внезапно, еще до начала обстрелов.
— Муж как-то пришел с работы: «Надо уезжать. У тебя же в Беларуси родственники? Лучше пересидим там пару недель». А у меня по линии мамы там есть родные, хотя до этого я их видела только на фото. И вот в том возрасте это воспринималось как путешествие: «Хорошо, поехали», — вспоминает она. — Мы уволились, я даже не стала отрабатывать две недели, бросила трудовую. Взяли два пакета вещей и выехали с мужем и свекровью. Пересекли границу с Беларусью — я впервые жизни побывала «за границей».
В Дебальцево у пары осталась квартира и кредит в 40 тысяч гривен (около $ 3 400 по курсу на то время). По словам Татьяны, сбережений почти не было: все уходило на ремонт. С собой на тот момент они взяли совсем немного денег: в гомельском обменнике им выдали всего 100 тысяч рублей, то есть 10 деноминированных.
— Я не знаю, чем мы тогда вообще думали! Даже не было денег на гостиницу — оплачивала свекровь. А дальше — куда ехать?! — эмоционально рассказывает украинка. — Купили «лайфовскую» симку, пошли в миграционную службу. Там нам ничем помочь не могли, но дали список работодателей, которые могли принимать иностранцев на работу. Позвонили в одно, второе, третье место, дозвонились до хозяйства в Гомельской области.
Это было частное сельхозпредприятие. Там переселенцев сразу позвали в гости, провели экскурсию, предложили жилье и работу, «накормили и дали время подумать». Татьяна с мужем съездили к родным в Гродненскую область, а потом стали строить новую жизнь на Гомельщине.
— Нам от хозяйства выдали домик со всеми условиями, нашли кровать, кто-то на работе дал холодильник, жена этого фермера даже привезла вилки и сковородку. Ну и нам очень помогли тем, что дали возможность себя реализовать. А вот морально было очень сложно, я рвалась домой, — вспоминает девушка. — Потом в Дебальцево началась бомбежка, у меня там оставались родители. Но как-то мысль, что мы вернемся, начала отходить на задний план. Месяцев через девять, когда мы уже купили свое постельное белье, полотенца, любимую чашку, нашли себе знакомых, она совсем отступила. В хозяйстве мы получали очень хорошие деньги: я пять миллионов, муж — семь (500 и 700 рублей после деноминации. — Прим. ред.) На эту зарплату я еще ездила в Украину выплачивать кредиты. Был выгодный курс, мы покупали доллары, меняли их на гривны и за пять месяцев все выплатили.
Спустя пару лет даже купили машину и ездили отдыхать. Жизнью в Беларуси пара была довольна. Супруг Татьяны в 2015-м получил помощь от государства.
— Я осталась прописана в общежитии харьковского вуза, где училась, а вот у мужа в паспорте была прописка в Луганской области, — рассказывает собеседница. — Ему внезапно выдали единоразово семь миллионов (700 деноминированных рублей. — Прим. ред.) и несколько месяцев давали ваучеры от Красного Креста в продуктовые магазины. На этом и все. Дальше уже помогали друзья, но мы особо и не обращались ни за чем: молодые, здоровые, можем работать сами.
Жизнь казалась уверенной и стабильной, семья планировала строить дом в Беларуси. В 2019-м Татьяна стала замечать, что «что-то не так».
— После первого просмотра видео Тихановского у меня начались вопросы. Потом стали интересоваться политикой, дальше были выборы. Я участвовала в акциях протеста, меня допрашивали в КГБ, — рассказывает украинка. — Беларусь для меня — второй дом. Белорусы — прекрасные люди. Это не россияне, не украинцы — это совершенно другой народ. И мне очень обидно, что все так сложилось после 2020 года.
После начала полномасштабного вторжения России, когда военная техника на украинские земли пошла в том числе из Беларуси, Татьяна с мужем уехали. Хотя на Гомельщине у нее остаются родители, которые тоже переехали туда в 2015 году.
— Когда Путин признал ЛНР и ДНР, я достала чемодан и начала собирать вещи. Не знаю, куда я собиралась, муж говорил, что я сумасшедшая. А 24-го утром, когда все уже началось, мы решили уезжать: не хотим это все поддерживать, платить налоги, — объясняет украинка. — Еще и жили недалеко от границы с Украиной, эти постоянные самолеты — сумасшествие. Все мои друзья, коллеги и родственники здесь (в Беларуси. — Прим. ред.) они все ненавидят то, что происходит, но ничего не могут сделать. Я понимаю, почему они молчат, потому что знаю, как тут расправляются с людьми. Как только мы пересекли границу, сразу стала постить все, что я об этом думаю. Мне ничего уже не грозило, у меня нечего отбирать — ни бизнеса, ни недвижимости, ни детей в Беларуси нет.
Татьяна говорит, что ее греет надежда о возвращении домой. Квартира пары, где они жили в Донецке, пока не пострадала. Так и стоит с подаренной на свадьбу стиральной машиной, которую молодая жена так ни разу и не включила. Есть и родительский дом в Дебальцево. Еще в 2015-м в него попал снаряд, но не разорвался. Спустя год пара приезжала туда. Ребята заделали дыру в крыше, «забрали ковры и сервизы» и приехали обратно.
— Ты никогда не сможешь забыть место, в котором родился. Не было и дня, чтобы я не думала о своем месте, где я делала первые шаги, росла, где я была невестой. И меня греет надежда, что когда-нибудь я приеду. Муж спрашивает, зачем. Я не знаю, что ему ответить. Это моя Родина, мой дом. И где бы я ни была, расстояние вообще не имеет значения — от себя не убежишь. В Украине большая коррупция, так было, когда я еще жила там. Есть другие проблемы. Но Донбасс — это ее земли. Если кому-то что-то не нравится — езжайте в Россию. Нельзя просто выйти и махать чужим флагом — это варварские методы. И я надеюсь, что после войны Донбасс и будет Украиной, — заключает она.
