На прошлой неделе чиновники решили, что пора «принять более серьезные меры» к пьяницам, которые «не дают спокойно жить своим семьям и обществу». Замглавы МВД предложил упростить схему отправки таких людей в лечебно-трудовые профилактории (ЛТП) — подготовлен проект закона, по которому зависимых собираются отправлять туда уже после первого медосвидетельствования. Мы поговорили с белорусом, который был в ЛТП дважды. Расспросили его об условиях, в которых находятся люди с алкогольной зависимостью, и об эффекте «лечебно-трудового» года взаперти.
«Мать думала: раз называется „лечебный профилакторий“, там лечат. А это, грубо говоря, тюрьма»
Олег (имя изменено) живет в Брестской области. За свой 41 год в он побывал в ЛТП дважды — в 2014-м и 2017-м, каждый раз проводил там по году. Вечером после работы хрипловатым голосом он честно рассказывает о дороге «туда»:
— Все думают, что в ЛТП люди — синие-черные. Но это просто такая картина нарисована — на самом деле все не так. Вы знаете, с нашим законодательством туда попасть очень просто, особенно если где-то перешел дорогу органам. Если тебя забирают в милицию (могут откуда угодно, меня вот из дома забрали), а ты пьяный или выпивший — все, поехали к наркологу. Раз приехал к наркологу, значит, алкоголик. И тебя ставят на учет.
Если в течение года опять не попался пьяным, не будут трогать. А если еще раз где-то тебя забрали — везут на комиссию. Там ни о чем с тобой не разговаривают, не вникают в проблемы. Формально пишут бумажки. И если третий раз за год попадаешься — снова комиссия, а потом — суд, где судья тебя приговаривает на год в ЛТП. Как-то так. Я потом со многими общался, ни разу не слышал, чтобы судья отклонила направление.
В начале разговора Олег как будто немного стесняется. На вопрос, были ли у него все-таки проблемы с алкоголем, неуверенно отвечает: «Наверное, что-то да, было». Без подробностей уточняет: такой был жизненный период, тяжелый.
— Ну, иногда бывало, выпивал. Довольно часто. Когда услышал, что меня направляют, честно говоря, стало страшно, — объясняет он. — Я тогда еще ждал где-то полгода, пока меня туда завезут, и даже думал уехать куда-нибудь в Россию. Но потом узнал, что решение суда по направлению в ЛТП не имеет срока давности, можешь хоть 10 лет «гулять», вернешься на Родину — и поедешь туда. У меня, кстати, есть такой знакомый: в России работал 7 лет, вернулся, и его забрали.
На тот момент Олег не был женат, не имел детей. Из семьи — родители и брат. Но с отцом он тогда особо не общался.
— Мать, во-первых, думала: раз называется «лечебный профилакторий», там лечат, какие-то процедуры медицинские проводят. Но когда я ей рассказал что это такое, она схватилась за голову. А это, грубо говоря, тюрьма, — вспоминает мужчина.
Олег был в ЛТП в Могилеве и Новогрудке. «Лечебно-трудовой профилакторий» звучит, вроде бы, безобидно, и кажется, что это место должно помочь человеку исправиться, изменить свой образ жизни. Но во время разговора мужчина постоянно называет учреждение «зоной»:
— В Могилеве, когда нас туда привезли, только закрылась колония и все осталось как и было при тюрьме. Разве что к нам, может, лояльнее относились контролеры. Привезли в лес, грубо говоря. Вокруг забор, колючка, все огорожено. Между отрядами — решетки. Ты все время в этом дворике находишься. Подъем в 5 утра, отбой — в 22 часа. Выйти нельзя особо — только в библиотеку и столовую. В столовую — строем. Кто на выезд, строится и уезжает на работу. Кто остается в зоне, просто так не посидишь — тебя отправляют в так называемую промку, промзону. Там кто-то лукошки какие-то делает, кто-то на деревообработке, кто-то еще чем-то занят. В Могилеве вот некоторые проволоку перебирали.
«Как кормят? Я весил 106 кг, когда уезжал, а вернулся — 86»
Олегу, по меркам обитателей ЛТП, повезло. Оба раза он работал за территорией, поэтому постоянно бывал за «зоной», в городе и в отряд возвращался в основном переночевать. Другим же выходить за пределы учреждения нельзя, рассказывает он:
— Выездных часто отправляют работать в колхозы. Я первый раз был на стройке, второй — сварщиком на предприятии. Туда тоже отправляют многих. Когда работаешь на выезде, какие-то деньги приходят на счет «зоны» и можно за них отовариваться в магазине. С моей зарплаты 75% уходило на ЛТП. У кого были какие-то штрафы, алименты — из оставшейся суммы еще половину «резали» на погашение этих исков. На выездные работы алиментщиков старались брать в первую очередь. Но у многих из тех, кто все-таки ходил только на «промку», за этот год алименты накапливались еще больше. Это тяжелая ситуация. Потому что за работу на территории не платят — может, какие-то копейки на коробку спичек выходят, и все.
В городах, где есть ЛТП, уже все привыкли к такой практике, нормально к нам относились — никто не обращал на это обстоятельство внимание. В Могилеве сначала на нас смотрели, как на дикарей, думали, что приедет непонятно кто с лицом цвета мокрого асфальта.
Но мы приехали, показали, что умеем делать, и больше к нам вопросов не было. Наоборот, помогали даже, те же сигареты приносили, даже поесть давали… Когда видели, чем нас кормят. А как кормят на зоне? Ну, я вам так скажу: я весил 106 кг, когда туда уезжал, а вернулся — 86 кг. Ну вот, подумайте, какая там кормежка. Каша, суп — все.
С работы Олег возвращался в основном поздно вечером. До отбоя оставалось время поужинать и помыться. Но сначала все выездные проходили проверку:
— Тебя обыскивают, бывает, можно сказать, до трусов. Поэтому туда пронести что-то особо не получится, особенно алкоголь. Хотя на выездах некоторые умудрялись напиваться. Их сразу замечали, потому что приехавшим надо было еще и в трубку дышать, и сажали в карцер. Там дают 15 суток, но могут срок продлевать и продлевать. Человек вышел, грубо говоря, помылся, ему начальник еще 15 суток дал. Некоторые по 3 месяца сидели. А еще могли до полугода срока в ЛТП добавить за дисциплинарное нарушение.
С родными и внешним миром те, кто был в ЛТП, держали связь через местный таксофон или письма. Но у Олега был мобильный телефон. Это роскошь по местным меркам, потому что на территории они запрещены.
— В таксофоне можно купить карточку с минутами или звонить за счет вызываемого абонента, но сначала надо выстоять огромную очередь, — говорит собеседник. — У меня телефон лежал на работе. Сам начальник просил, чтобы у нас были мобильные, потому что мы работали на разных объектах и надо было быть на связи. Вот я мог позвонить родным. Остальные тоже давали номера своих близких таким выездным, как я, и просили нас им набрать, что-то передать. А письма непонятно идут: то по неделе, то по две.
По субботам административно осужденные в ЛТП, по его словам, обычно тоже работали до 15−16 часов дня. Выходной был один — воскресенье.
— Тогда была баня, еще надо было постираться (в основном вручную). В остальное время можно телевизор посмотреть, почитать, кто-то писал что-то, кто-то в нарды или в домино играл — вот и весь досуг, — описывает Олег быт на «зоне». — На кровати сидеть нельзя — только на табуреточке. Периодически в подразделение приходили контролеры и проверяли. Отряд у нас был, грубо говоря, 100 человек. У нас было четыре секции, в этих секциях размещались люди. Было время, что нас уплотняли, негде было селить новых — ставили кровати даже в «ленинской комнате» и на коридоре.
«Вы приехали сюда не лечиться — вас тут изолировали от общества»
По словам Олега, «ленинская комната» — это помещение, где должны проводиться какие-то беседы, мероприятия с «отбывающими лечение». В выходные людей собирали в клубе и проводили какие-то мероприятия, читали «какие-то непонятные» статьи:
— Я имею в виду статьи Уголовного, Административного кодексов — в основном такое. Все или слушали, или просто сидели. Я не помню, чтобы говорили что-то в духе «нельзя пить». Им же надо было все для галочки (своя «палочная система»): вот мы провели собрание, беседу. Что-то, может, где-то мелькало о здоровье, но чтобы нас лечили, какие-то препараты давали — этого не было никогда. Не помню, чтобы нарколог проводил что-то. Лечения однозначно там никакого не предоставляется. Все формально.
Даже к обычному врачу было трудно попасть, вспоминает мужчина. В санчасти, помимо нарколога, работали терапевт или врач общей практики:
— Туда надо было записываться, а в том же Новогрудке нас было под полторы тысячи народу. В очереди, бывало, столько соберется… Как-то у меня была температура, и я приходил за таблетками. Я не видел, какие там были: их давали врассыпную. Если что-то серьезное, человека вывозили в город к специалистам. Мне, помню, на работе попала окалина в глаз, и на зоне окулиста не было. Мой гражданский начальник договаривался со знакомыми, чтобы мне достали эту окалину. Зубного тоже нет — если и лечат зубы, то только методом удаления.
Групп поддержки, психологов, с которыми люди, желающие разобраться со своей зависимостью, могли бы об этом поговорить, Олег тоже не видел:
— Висели объявления «Анонимных алкоголиков». Вроде бы, они пару раз даже приезжали проводили встречи… Как раньше рассказывали, чтобы освободиться по УДО и выйти на несколько месяцев раньше, надо было пойти закодироваться. А так, сами сотрудники нам говорили: «Вы приехали сюда не лечиться — вас тут изолировали от общества».
Отношение сотрудников ЛТП к его обывателям было разным, объясняет собеседник, но в основном без придирок. С некоторыми контролерами можно было даже подружиться — то есть быть в хороших отношениях, иногда говорить о жизни:
— В Могилеве к нам вообще шикарно, я считаю, относились — даже на вы называли, культурно. А в Новогрудке у меня особо времени не было с сотрудниками пересекаться. Но я не скажу, что сильно прессовали. Хотя было, помню, нас чуть не наказали за то, что мы на выборы не пошли. По-моему, парламентские. В итоге нас силой заволокли туда под «угрозой расстрела». И даже сказали, за кого голосовать. Никаких кабинок со шторками там не было, что вы. Бюллетени мы заполняли прямо при комиссии избирательной. Вот и все голосование.
«Люди выходят оттуда и, когда за ними закрываются ворота, идут до ближайшего магазина»
Первый раз Олегу в ЛТП, мягко говоря, не понравилось. Но все же он попал туда повторно. Как так вышло, рассказывать не стал, лишь коротко обмолвился: «Так получилось, сложилась судьба». И добавил, что две путевки в такое учреждение — нередкая история среди любителей выпить:
— Я еще не рекордсмен. При мне был товарищ, который там находился уже 11 или 12 раз. Понимаете, если ты не пьешь, к тебе особо на свободе никто приставать не будет. А если пьешь, еще не дай Бог не в том месте с участковым пересекся, он будет к тебе более предвзято относиться, пристальнее наблюдать. Кого-то родители, кого-то жена сдает. Почему родные туда людей отправляют? Потому что наши милиционеры всем рассказывают, что это шикарное место, говорят: «Там лечат. Это же профилакторий!» И они ведутся. А потом как узнают, что там творится, хватаются за голову…
Мужчина и сам говорит, что в ЛТП «не все белые и пушистые». Олег встречал там и 18-летних парней, и взрослых мужчин предпенсионного возраста с алкогольной зависимостью. Но система, на которой построены такие лечебно-трудовые профилактории, по его словам, не помогает таким людям выйти оттуда другими:
— Есть такие, что чуть ли не под себя ходят. Некоторым в удовольствие туда попасть, как, например, людям без определенного места жительства. Их там и накормят, и напоят, и спать уложат на чистое. Но две третьих точно — опрятно одетые, аккуратные мужчины. Встретишь на улице — не скажешь, что забулдыга. Там есть адекватные люди, хотя выпивают. Святых там нет.
Я думаю, что это все бесполезно — просто средство запугивания и изоляции. Они изолируют пьющих от общества в общество таких же больных, где их еще и научат тому, чего они раньше не знали. Если кто-то хочет вылечиться, ему нет смысла туда попадать. Посидеть и обдумать все можно и дома, если у человека есть голова на плечах. Потому что выходят люди оттуда и в первую очередь, когда за ними закрываются ворота, куда идут? До ближайшего магазина. И так большинство. Я не знаю, может, на некоторых и повлияло нахождение в ЛТП. Но сколько я знаю людей, кто там побывал, в основном, все работают, бывает, выпивают. Некоторые бросили, как я, но на меня повлияло другое.
«Пока в ЛТП будут главными милиционеры, а не медики, ничего там не поменяется»
Сам Олег на эту тему старается часто не говорить, но честно рассказывает, что его два года в ЛТП не исправили — отказаться от алкоголя помогла поддержка брата:
— У меня в 2020-м умерли родители, оба — очень сильный стресс был. Я тогда сорвался, запил хорошо. Помню, дня три не вставал практически — лежал, отходил. Как вам сказать… Оно забывается, когда пьешь. А когда просыпаешься, становится еще хуже. И ты опять идешь пить. Так по накатанной. Остановиться сложно.
Брат видел, наверное, что я уже скоро реально умру — в таком состоянии я был. Сначала кричал, ругался, но потом у нас случился разговор. Он хоть и младше меня, но нашел какие-то слова, подход ко мне — сказал: «Брат, у меня кроме тебя больше никого нет. Все». Я задумался: и правда ведь у нас больше никого нет — только мы друг у друга. И вот уже более полутора лет я не употребляю вообще. Знаете, у алкашей друзей же хватает. Приходили: «Давай выпьем». Говорю: нет, ребята, хватит. Нашел работу более-менее оплачиваемую на частной фирме, еще и подрабатываю, чтобы было чем заняться, чтобы не бездельничать.
Сейчас мужчина хочет сделать ремонт дома, копит деньги. Старается помогать брату, который его в свое время поддержал:
— Мне денег хватает, а ему нужнее. Пока у меня ничего не было, он и за квартиру мне, бывало, платил. Я тогда страшно экономил, чтобы не сильно его напрягать… Если так подумать, алкоголь — это слабость. Вот у меня был знакомый, лет 35, недавно умер. У него была жена, маленький ребенок. Он говорил: «Я пью, потому что от меня жена ушла». Я ему отвечал: «Дурак ты. Это она от тебя ушла, потому что ты пьешь». Многие находят оправдания, что во всем виноваты не они сами, а окружающие. Хотя есть и те, кто признает: да, я пью, но не могу остановиться. Но здесь нужна поддержка близких: у кого родственники понимающие, как у меня брат, — они меньше пьют. Выпивают, может, но находят работу, живут.
Напоследок спрашиваем у Олега, нужно ли продолжать алкозависимых «изолировать от общества» и дает ли это эффект.
— Если и изолировать, то не всех подряд. Есть такие, с кем без толку разговаривать — они практически потеряли человеческий облик, что ты с ним сделаешь? — рассуждает мужчина. — Ну, отсидит год, чуть-чуть печень отдохнет, потом он выйдет и продолжит то же самое. Но ко всем должны по-человечески относиться, какой бы там этот пьяница ни был. Тем, кто начинает осознавать свою зависимость, а таких больше половины, — им можно помочь. Какие-то психологи должны работать, какие-то слова подбираться. В ЛТП должны перестать относиться ко всему для галочки, начать воспринимать зависимых как больных, а не сажать их, грубо говоря, за их же деньги в тюрьму. Но пока в ЛТП будут главными милиционеры, а не медики, ничего там не поменяется, это бесполезно. А чтобы оттуда ушло МВД, в нашей стране, думаю, вряд ли возможно.
Горячие линии по вопросу получения лечения при алкоголизме и наркомании (работают ежедневно, кроме выходных):
- Республиканский центр Минздрава 8 (017) 289- 88−33 (с 8.00 до 20.00);
- Брестская область 8 (0162) 28 20 51;
- Витебская область 8 (0212) 48-61-58;
- Гомельская область 8 (0232) 71 96 32 (с 8.30 до 17.30);
- Гродненская область 8 (0) 170 (круглосуточно);
- Минская область — 8 (017) 233-55-88;
- Могилевская область 8 (0222) 28-65-01;
- Минск 8(017) 345−71−57 (с 8−00 до 14−00), 245−14−01 (с 14−00 до 20−00).
Круглосуточная горячая линия «Анонимных алкоголиков»: +375 (29) 276−83−17, +375 (44) 780−73−29.