В начале августа из-за критики белорусских спортивных чиновников бегунью Кристину Тимановскую сняли с Олимпиады-2020 и пытались насильно вывезти из Токио в Минск. Легкоатлетка обратилась за помощью в полицию и Международный олимпийский комитет. С тех пор ее жизнь кардинально изменилась и стала напоминать сюжет голливудского фильма. Она переехала в Варшаву, в день у нее может быть два-три интервью, а на улицу ей разрешено выходить лишь под охраной. О громком олимпийском скандале, отношении к политике и желании, «чтобы все это поскорее закончилось», спортсменка рассказала Zerkalo.io.
Коротко об истории с Кристиной Тимановской
Кристина Тимановская — чемпионка Беларуси в беге на 100 и 200 метров, победительница Универсиады-2019 в дистанции в 200 метров, серебряный призер II Европейских игр в беге на 100 метров. Спортсменка должна была выступить на Олимпиаде 2 августа в предварительном забеге на дистанции 200 метров. Однако «в связи с эмоционально-психологическим состоянием» по решению врачей сборной (сама спортсменка позже опровергала, что ее осматривали врачи, только общался психолог) НОК Беларуси отстранил ее от участия на Играх в Токио-2020. 1 августа бегунью доставили в аэропорт и пытались посадить на рейс Токио — Стамбул, но Кристина отказалась улетать. Она обратилась к Международному олимпийскому комитету с просьбой о помощи. В опубликованном видеоролике спортсменка говорит, что на нее оказывалось давление, что ее пытались вывезти из Японии без ее согласия.
Накануне этой ситуации спортсменка раскритиковала руководство нацкоманды за то, что из-за не вовремя сданных другими атлетами допинг-проб ее заявили на эстафету 4 по 400 метра — непрофильную для нее дистанцию. После этого бегунья подверглась осуждению в провластных телеграм-каналах и на белорусском телевидении.
В итоге Кристина Тимановская осталась в Токио, откуда позже вылетела в Польшу. В МОК обещали разобраться в ситуации. В итоге тренеров сборной Беларуси Артура Шумака и Юрия Моисевича лишили аккредитации, а позже и выслали из Олимпийской деревни. Причина — участие в попытке заставить легкоатлетку Кристину Тимановскую вернуться на родину.
В августе бегунья заявила, что планирует сменить спортивное гражданство.
Вторую неделю Кристина не тренируется: у нее надрыв связок. Боль в шее, рассказывает, почувствовала еще в Токио. Ей «наклеили перцовый пластырь и сказали: все заживет». В Польше МРТ показало: ситуация гораздо серьезнее. Сейчас спортсменке нельзя ни бегать, ни прыгать, зато необходимо каждый день ходить на процедуры.
— Впереди полтора месяца реабилитации. Через неделю-две мне разрешат крутить велосипед, чтобы я могла хоть какую-то нагрузку давать ногам, — описывает происходящее с ней Кристина и говорит, что никогда еще так долго не жила без тренировок. — Но здоровье у меня сейчас на первом месте. К тому же это время я стараюсь использовать, чтобы обустроиться в Польше, решить бытовые вопросы. Завтра (мы общаемся во вторник, 7 сентября. — Прим. ред.) встречаюсь с главой польского союза легкой атлетики. Хочу узнать, на какой стадии мое дело о смене спортивного гражданства. Затем поеду в спортивный клуб, где познакомлюсь со своим новым тренером.
«Вопрос по поводу меня решался не на уровне министерства, а выше»
В Польше, рассказывает Кристина, они с мужем начинают все с чистого листа. Но прежде чем говорить о настоящем, вернемся в их прошлое (конец июля — начало августа). Олимпиада-2020, Токио.
— Весь этот год было тяжело каждому белорусу, все сталкивались с какими-то проблемами. Что касается меня то, когда в августе 2020-го я высказалась в Instagram против насилия, а потом открыто сказала об этом же на встрече с министром спорта, я, как мне объяснили, попала в черный список министерства. На полгода мне запретили выезды на сборы и соревнования, — вводит в курс дела собеседница. — Мне постоянно поступали телефонные звонки, в которых мне говорили: если я не перестану делать [политические] сторис, не успокоюсь, то меня успокоят. Набирали Володько (Евгения Володько — старший тренер национальной команды по спринту. — Прим. ред.), Моисевич (Юрий Моисевич — главный тренер. — Прим. ред.), с работы (Кристина была сотрудником МВД. — Прим. ред.). Первый раз обычно просто просили все убрать. Во второй могли пригрозить увольнением. А если и это не работало, вспоминали родных: «Ты же хочешь, чтобы все они у тебя работали».
Главный тренер и министр спорта, продолжает собеседница, вызывали ее на разговоры. Предупреждали: если хочешь на Олимпиаду, ты должна молча готовиться, иначе никаких Игр не будет. Все это длилось полгода, пугало. По словам бегуньи, она перестала высказываться, но проблемы с выездами сохранились. Перед летним сезоном, когда до Токио оставалось пару месяцев, Кристина сама попросилась на прием к министру. Сказала, мол, если вы хотите, чтобы на Олимпиаде я показала результат, мне нужны соревнования.
— «Нельзя хорошо пробежать, до этого ни с кем не соперничая», — объясняла я. После этого мне удалось выехать на два старта в Австрию, — продолжает Кристина. — Затем был командный чемпионат Европы. Тут тоже не без интересной истории. Когда я туда летела, мы договорились: я бегу 100 и 200 метров. На месте узнаю, что к этому добавляется еще и эстафета 4 по 100. Стала спрашивать, почему так. Мне ответили: если хочешь на Олимпиаду и чтобы у тебя был плюсик, нужно пробежать. Я согласилась, все же 4 по 100 — это еще куда не шло.
Незадолго до Токио, вспоминает собеседница, легкоатлеты отправились в Стайки — в центр олимпийской подготовки.
— Там было отвратительное питание (муж специально возил мне еду) и ужасные кровати. Через неделю у меня начались проблемы со спиной, — не скрывает эмоций бегунья. — В это время в центр как раз приехал министр, я пожаловалась — и матрас, пружины которого впивались в спину, заменили. На эту проблему обращали внимание и другие спортсмены, но к ним не прислушались. «Вы должны адаптироваться к любым плохим условиям, — говорили нам. — Якобы чем хуже условия, тем лучше результат», — передает те беседы бегунья и переходит к ситуации на Играх. — И вот мы прилетели на Олимпиаду, и я узнаю, что меня без предупреждения заявили в лишний вид, в котором я вообще никогда не участвовала. И тут, наверное, подошла моя точка кипения. Терпение лопнуло — я высказалась в Instagram. Ну а где я еще могла высказаться? Выкрикнуть в окно? Хотелось, чтобы люди знали, как не уважают спортсменов.
— А в чем, объясните, была проблема пробежать в эстафете 4 по 400.
— Я спринтер и никогда не бегала 400 метров. У дистанции на 200 и 400 метров разная биомеханика бега. Когда я бегу больше 300 метров, мои мышцы начинают закисляться, а это чревато травмами, — объясняет Кристина и говорит, что если бы об эстафете ее предупредили заранее, она бы рискнула и согласилась. — Нервничала, возмущалась, но как могла пробежала бы. Однако мне ничего не сказали, мои звонки и сообщения тренеры игнорировали.
Зато, продолжает девушка, ее сторис в Instagram заметили минут через десять. Из Минска, говорит, ей позвонила Евгения Володько. Сказала «срочно удаляй ролик, его уже увидели в министерстве» и предупредила: по возвращении домой спортсменку ждет большой штраф и, скорее всего, ее отчислят из нацкоманды.
— Я решила: зачем мне нужны лишние проблемы — и все убрала. А через пару часов мне стали присылать отрывки из белорусского ТВ, где говорили, что моя карьера закончена, что я психбольная и недоспортсмен, — озвучивает Кристина обидные ей слова. — Назавтра ко мне пришли главный тренер (Юрий Моисевич. — Прим. ред.) и Шумак (Артур Шумак — представитель белорусской нацкоманды. — Прим. ред.). В какой-то момент я поняла: если запишу наш разговор, это будет шанс что-то доказать. Сказала: «Извините, мне нужно ответить маме», взяла телефон и включила диктофон. Правда, ключевые фразы прозвучали до этого.
— О чем они?
— Что вопрос по поводу меня решался не на уровне министерства, а выше, — пересказывает ту беседу Кристина. — Говорили, им поступил указ убрать меня с Олимпиады, а затем уволить из нацкоманды. Я поинтересовалась, чего еще мне ждать, мне ответили: чего угодно. Для себя я до сих пор не понимаю, зачем было придавать этой ситуации такую огласку. За 10 минут в моем Instagram это видео посмотрело человек тридцать.
— Кстати, почему запись вашего разговора с Артуром Шумаком и Юрием Моисевичем впервые появилась в телеграм-канале «Ник и Майк»? Почему вы не обратились в СМИ?
— Эту запись как доказательство того, что мне угрожали, я отправила в Фонд спортивной солидарности. Что происходило с ней дальше, я не знаю.
«Набирала родителям и мужу, спрашивала, что делать»
Во время беседы со спортивными чиновниками, вспоминает Кристина, они договорились: до конца Олимпиады бегунья не дает комментариев, не ведет Instagram и записывает интервью для белорусского госТВ, в котором рассказывает, что перенервничала, вспылила, но уже извинилась и готовится к своим двумстам метрам. Через два часа после того как девушка поговорила с госжурналистами, ей, вспоминает, сообщили: «Собирай вещи, ты летишь домой».
— Я держала себя в руках, не плакала. Набирала родителям и мужу, спрашивала, что делать. Они включили новости. Судя по сюжетам, было очевидно: дома со мной что-то будет, — озвучивает свои тогдашние мысли и действия Кристина. — Пока собирала вещи, решила связаться с Фондом спортивной солидарности: знала, они помогают спортсменам. По дороге к машине, на которой меня должны были везти в аэропорт, мне позвонила бабушка и предупредила: «Тебе в Беларусь нельзя. Иначе из аэропорта домой можешь не вернуться».
— А что могло бы случиться?
— Возможно, меня забрали бы в психиатрическую клинику. Неспроста же они говорили, что у меня проблемы с эмоционально-психологическим состоянием.
— А каким, кстати, было ваше эмоциональное состояние в тот момент?
— По приезде на Олимпиаду я была абсолютно спокойна. За день-два до старта начался мандраж. Ночами вспоминала главное по технике, прокручивала в голове лучшие тренировки, но это нормально. А когда узнала про эстафету, меня переполняло чувство обиды. Обиды за то, что никто не уважает мой труд, — описывает ситуацию Кристина и просит акцентировать внимание на следующих моментах: — Во-первых, когда мы готовимся к Олимпиаде, мы дважды в год проходим медкомиссию. Среди специалистов есть психолог. Мы делаем тесты, которые проверяют наше психоэмоциональное состояние. Во-вторых, я сотрудник МВД. Устраиваясь на службу, я тоже проходила психолога и медкомиссию. А поскольку мне недавно оформляли новый контракт, я заново посещала этих специалистов. В-третьих, перед самими Играми нас осмотрели все врачи. Выходит, я была абсолютно здорова — и тут вдруг резко стала больна.
— В Токио после ситуации с видео психолог ведь вас тоже осматривал?
— Когда я собирала вещи на самолет, пришел какой-то странный мужчина. Он попросил меня выйти из комнаты без телефона. Сообщил, что он психолог, работал в Новинках с убийцами, психопатами и маньяками. Сказал: ему нужно провести со мной терапию. Попросил представить, что он — это я, а я министр спорта. И говорит: «Кричи на меня». Я отказалась. Затем он спросил: «А почему ты не плачешь? Плачь». Повезло, что в этот момент ко мне в комнату зашел человек — и психолог благополучно исчез. Возможно, он хотел записать на диктофон какие-то мои эмоции, а потом выставить это на гостелевидении.
«Если он нашел мою карту поляка, мог бы мне ее прислать»
По словам Кристины, в аэропорт ее везли два человека: тот самый психолог и сотрудник НОКа. Ехать с ними, вспоминает, собирался еще и Артур Шумак, но «он забыл аккредитацию, и его не выпустили из олимпийской деревни». Параллельно туда же мчались и представители белорусской диаспоры в Японии. Их к помощи бегунье подключил Фонд спортивной солидарности.
— Мне сообщили, что представители диаспоры не успевают, им необходимо еще 20−30 минут. Сказали: встретишь полицейских — беги к ним, — описывает происходящее спортсменка. — Полицейского я увидела только возле стойки регистрации. Еще в машине написала в google-переводчике, что меня хотят вывезти из страны, мне нужна помощь — и перевела на японский. Полицейский прочел, но ничего не понял. Подозвал человека с аккредитацией Токио-2020. В этот момент к нам подошел сотрудник НОКа, спросил, что я делаю. «Забыла телефон в деревне», — пояснила я, якобы почему отстала. «Что ты выдумываешь, быстро на стойку», — ответил он. Полицейский сообразил и показал мне: «Он?». Я кивнула, они его оттолкнули — и мы ушли в участок.
Затем, продолжает Кристина, полиция отвезла ее в секретное место — в отель, где она позже переночевала. До этого туда приехал специалист, «который занимается суперважными делами». Он связался с МОК, сообщил о ситуации. До четырех утра спортсменку опрашивали.
Возвращаться в Беларусь Кристина боялась. Начались поиски страны, которая готова была бы ее принять. Первой, рассказывает, помощь предложила Польша.
— Ведущий ОНТ Игорь Тур утверждал, что еще год назад вы оформили карту поляка. Даже фото с якобы доказательством выложил в своем телегам-канале.
— Если он ее нашел, мог бы мне ее прислать, потому что у меня ее нет и не было, или я чего-то не знаю, — отвечает Кристина и снова возвращает разговор к Токио. Говорит, что два следующих дня после скандала провела в посольстве Польши в Японии. — Эти двое суток я даже не выглядывала в окна, потому что под окнами было очень много людей. Кто-то приехал меня поддержать, кто-то за интервью. Первое время от стресса у меня постоянно тряслись руки. Не скажу, что я чего-то боялась, скорее не понимала, что происходит, почему ко мне такое внимание.
— В это время вы общались с МОК?
— Когда я была в участке, они звонили мне каждые 2−3 часа, интересовались, как я. Позже, уже в Польше, у нас был отдельный разговор, где меня подробно расспрашивали о ситуации. Вплоть до того, кто и в какое время ко мне приходил.
— А кто-то из белорусских официальных лиц пытался с вами поговорить, разрешить ситуацию?
— В первые дни нет, а потом если и пытались, то мой белорусский номер давно вне доступа.
«Хочется посоветовать [Недосекову], чтобы он купил себе пару учебников и почитал»
В Беларуси ситуацию с Кристиной Тимановской активно освещали не только независимые, но и госСМИ. Тон у последних был специфический. По телеканалу «Беларусь-1» поступок спортсменки назвали мерзким, а сотрудник СТВ Григорий Азаренок в своем телеграм-канале предложил отправить девушку в «лагерь беженцев» к «двумстам крепким мужикам с Ближнего Востока». В адрес бегуньи звучали и прямые оскорбления.
— Мне было все равно, — описывает Кристина свое отношение к накрывшей ее информационной волне госканалов. — Я за ними не следила, потому что считаю, что все телеведущие на гостелевидении некомпетенты, а настоящие профессионалы оттуда давно уволились. Видела только одно интервью, в котором участвовал Максим Недосеков (бронзовый призер Олимпиады-2020, который осудил поступок Тимановской. — Прим. ред.). Смотреть на это мне было неприятно. Причем не из-за Недосекова, а из-за ведущих, которые даже фамилии называли неправильно.
— А как вы относитесь к словам Максима Недосекова и Анастасии Мирончик-Ивановой, которые негативно высказывались по вашей ситуации?
— По поводу Мирончик-Ивановой скажу так: у нее не сложилась Олимпиада, сезон. Она обещала нам первое место на Играх, но мы этого не увидели. Думаю, ей нужно было как-то реабилитироваться, и она решила это сделать, дав интервью обо мне. Хотя какое отношение она имеет ко мне и ситуации?
По поводу Недосекова. Мы видели его эфир с Леной Левченко и то, как он умеет общаться. Мне просто хочется посоветовать, чтобы он купил себе пару учебников и почитал […].
— Иван Тихон как председатель Белорусской федерации легкой атлетики с вами связывался?
— Нет, за год я так и не поняла, чем он занимался на этой должности. Я трижды просила его помочь. Например, выехать к тренеру, он у меня живет в Австрии, заниматься с мужем, который на тот момент работал в Республиканском центре олимпийской подготовки по легкой атлетике. Реакции не было никакой. Зато [то, что случилось со мной в Токио] комментировал.
Но мне звонил Девятовский (Вадим Девятовский возглавлял БФЛА с 2014-го по 2020 год. — Прим. ред.). К сожалению, я сначала не увидела его звонок, а когда перезвонила, он не ответил. На данный момент у нас нет никакой связи. Но я хочу сказать, что Вадим Анатольевич поднял нашу легкую атлетику с колен и всегда мог найти нужные слова, чтобы поддержать спортсменов.
— Кто-то из спортсменов в Беларуси поддерживает с вами связь?
— Да, есть пара человек. Думаю, на моей стороне многие, но не все пишут. Были спортсмены, от которых я даже не ожидала получить слова поддержки. В то же время три человека, с которыми мы хорошо общались, заблокировали меня в соцсетях.
— Это люди из нацкоманды?
— Да.
— Как думаете, почему никто из спортсменов не «вписался» за вас публично?
— Стоит поставить себя на их место. Они увидели, что смогли сделать со мной, это же может произойти и с остальными, кто начнет говорить. Думаю, все боятся, и отношусь к этому с пониманием. Возможно, окажись я на их месте, поступила бы так же.
«[За мои посты и сторис] на работе меня четыре раза лишали премии»
Во всех интервью Кристина Тимановская говорит, что она вне политики, но ситуация, которая возникла вокруг нее, из спортивной сразу стала политической. Даже Александр Лукашенко, когда вспоминал о ней, говорил про ее бэчебэшное прошлое. Это о чем?
— Я не знаю, — отвечает Кристина. — Как и большинство белорусов, политикой я не интересовалась. […] В 2020-м я тоже старалась этого избегать. Это был год с COVID-19, было довольно опасно посещать массовые мероприятия. Я понимала: мне хочется поддержать народ, но нужно было думать о себе как о спортсмене и человеке. Впереди Олимпийские игры, где мне необходимо крепкое здоровье. В то же время нас предупреждали: если поймают на митинге — будут проблемы. А еще нам говорили идти на провластный митинг, но практически никто из знакомых мне спортсменов туда не пошел. Разве только Мирончик-Иванова и Недосеков.
— Кстати, а как уживались и тренировались спортсмены разных политических взглядов?
— Расскажу на примере легкой атлетики. Когда все началось, процентов 80 спортсменов были солидарны с моим мнением и выступали против насилия. А августе-сентябре 2020-го с людьми, которые поддерживали власть, у нас, можно сказать, оборвались контакты. Их никто не хейтил, к ним не проявляли неуважения, просто их избегали. Позже, когда сезон закончился и мы после отдыха снова вернулись к тренировкам, все стало как обычно. С тем же Недосековым мы нормально общались. Все пришли к выводу: поддерживаешь ты власть или нет — это твое решение, но не стоит вносить нездоровую атмосферу в коллектив.
— В августе 2020-го многие спортсмены писали в соцсетях посты против насилия. Многие их позже удалили, но вы свой оставили. Почему?
— Это мое выражение в поддержку людей, — отвечает Кристина и не скрывает, что в Instagram она также высказывалась о фальсификации выборов, смерти Александра Тарайковского, но эту информацию потом убрала. — [За мои посты и сторис] на работе меня четыре раза лишали премии. Не знаю, каким чудом не уволили.
— Но письмо спортсменов против насилия вы сначала не подписывали.
— Я хотела, но пообещала родителям, которые очень за меня переживали, что не стану этого сделать.
— После ситуации в Токио в августе 2021-го вы все-таки поставили там свою подпись. Футболист Александр Сверчинский назвал это лицемерием — и отозвал свою. Как вы на это отреагировали?
— Для меня это абсолютно не мужской поступок. В моем понимании, если он отозвал подпись, значит, перешел на другую сторону и таким образом показал, что поддерживает насилие. Если у него есть претензии ко мне, можно было высказать их мне, а не забирать подпись.
«Если я возьму медаль, я подниму оба флага — польский и белорусский»
Сразу после олимпийского скандала супруг Кристины Арсений тоже переехал к ней в Варшаву. Семья заселились в новую квартиру, случилось это недавно.
— Не скрою, на старой квартире было хорошо. Нас кормили, польская сторона нас приняла и оплатила аренду, но мы решили, что хотим вернуться к нормальной жизни: снять квартиру и жить пусть и под охраной, без которой нам до сих пор нельзя никуда выходить, но самостоятельно.
— Жить пока приходится на сбережения?
— Я стала амбассадором нефтеперерабатывающей компании Orlen. Они финансируют спортсменов, чтобы те могли добиваться более высоких результатов в спорте. Они меня поддержали, но так как в моем контракте есть пункт о неразглашении, я не могу рассказывать детали. Кроме того, нам помогает Польский национальный фонд. По его условиям, деньги, которые они дают, можно тратить на тренировки, спортивное питание, обучение, съем жилья.
— А у Арсения получилось найти работу? Почему, кстати, он так быстро покинул Беларусь?
— В Фонде спортивной солидарности сказали, что его могут использовать для шантажа и требовать, чтобы я вернулась в Минск. Изначально мы думали, что у мужа есть пара дней, он соберет нужные документы. Но в Фонде посоветовали покидать Беларусь побыстрее, иначе может быть поздно. В итоге он уехал даже без вещей. Сейчас, поскольку без охраны на улицу мы не выходим, он проводит тренировки онлайн.
— А как ваша семья, которая осталась в Беларуси?
— Пока у них все хорошо, надеюсь так будет и дальше.
— Они не пожалели, что отдали вас в профессиональный спорт?
— Нужно у них спросить.
— А как вы, кстати, попали в спорт?
— В детстве у меня были проблемы со слухом. Одним ухом я не слышала полностью, вторым — чуть-чуть. Мне сделали несколько операций. К 13 годам слух восстановился — и мне дали разрешение ходить на физкультуру, но эти уроки я прогуливала. А потом сложилось так, что мы сдавали нормативы и мой результат оказался выше 10 баллов. В итоге учитель предложил мне выступить на соревнованиях. Они проходили параллельно с контрольной по математике. Математику я не любила, поэтому согласилась. Забег я выиграла, мне понравилось. Потом были еще одни соревнования, потом другие. Затем мне поступило предложение поступить в училище олимпийского резерва в Могилеве. Там в 15 лет я начала свою спортивную карьеру.
— С 15 лет вы выступаете под белорусским флагом, но сейчас хотите сменить его на польский. Уже думали, каково это выступать под цветами другой страны?
— Я бы не хотела менять спортивное гражданство, но после скандала меня отчислили из национальной сборной Беларуси. Так что новое спортивное гражданство — это вынужденная мера. В любом случае Беларусь остается моей родиной. Я ее не предавала и горжусь тем, что здесь родилась. Если я возьму медаль, я подниму оба флага — польский и белорусский (мы уточнили — бело-красно-белый).
— Добежать свои 200 олимпийских метров все еще планируете?
— Конечно, до этого я планировала минимум две Олимпиады, поэтому все впереди.
— Свалившаяся на вас публичность мешает заниматься спортом?
— Пока я лечусь и не занимаюсь, мне сложно ответить на этот вопрос. Но тренироваться каждый день по пять-шесть часов мне было легче, чем давать интервью, ездить на встречи.
— Чувствуете себя звездой?
— Жду, чтобы это поскорее закончилось и я вернулась к нормальной жизни.