Летом 2022 года один из известных белорусских комиков и создатель минского Stand Up Comedy Hall Дмитрий Нарышкин переехал из Беларуси в Польшу. К этому времени за плечами у него уже был опыт работы на телеканале ТНТ, сотрудничество с Comedy Club, попытка создать центр белорусского стендапа в Минске, волонтерство в ByCovid19 и угрозы от силовиков. Чем сейчас занимается комик, как можно зарабатывать на юморе в эмиграции и почему стендап напрямую связан с политикой? Обо всем этом Дмитрий Нарышкин рассказал в интервью «Зеркалу».
«После того, что случилось 24 февраля, мне бы совесть не позволила оставаться в России»
— Как у вас сейчас дела?
— Ну, я не дома. Как у меня дела? Я не знаю, как отвечать на этот вопрос. Но мой знакомый говорит очень интересную фразу: для того контекста, в котором мы сейчас находимся, нормально.
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Я в Варшаве, сюда я приехал летом 2022 года. У нас здесь объединение белорусских комиков, которое называется Pan Standup, мы делаем различные мероприятия на родной белорусской мове. Мы ездим, выступаем по Польше, по ближним странам для своей диаспоры, на наши выступления приходят и люди из Украины. Каждый занимается еще какими-то своими проектами. Я тоже, но свои планы в этом направлении я пока не могу афишировать.
— Это связано с вашей деятельностью?
— Это связано с тем, что я умею продюсировать и работать с различными визуальными проектами в YouTube. Сейчас это моя основная занятость. Моя деятельность как стендап-комика чуть-чуть сместилась. Я долгое время занимался своим юридическим статусом: стану резидентом — буду открывать ИП для концертной и стендап-деятельности. Очень много времени уходит на изучение польского языка — я хочу поднять его до конца года до уровня B1-B2, чтобы иметь возможность коммуницировать и работать с польским рынком.
— Вы сказали, что уехали из Беларуси летом 2022 года. Почему именно тогда?
— 24 февраля будет уже год с момента начала полноценного вторжения России в Украину. Я тогда был в Минске, уже был готов мой сольник, но он был сразу же переписан из-за начала войны. Я просто не смог закрыть рот на происходящую действительность, отражал это в своих выступлениях. В Минске, в зале, в клубе становилось все больше россиян. Им не очень нравилось слышать какие-то вещи: я лично общался с людьми, которые были зомбированы пропагандой, которые говорили мне разные клише. Ну и ближе к лету у меня начались определенные проблемы. Пик пришелся на июнь 2022 года. Тогда произошел административный канселинг меня: мне сказали, что я не смогу заниматься своей деятельностью. Рекомендовали «завалить лицо». Затем поступил ряд определенных недвусмысленных угроз, когда мне уже просто прямым текстом говорили, мол, пара месяцев — и настанет моя очередь.
— Вам не было страшно говорить о войне в Украине, находясь в Минске?
— Я знаю, что все белорусы с искренними чистыми помыслами всегда были «на изготовке». Ты просто находишься в перманентном состоянии собранности от понимания того, что тебя могут задержать, остановить на улице, проверить телефон, просто прийти к тебе домой по какой-то определенной наводке. С конца 2020 года я прекрасно отдавал себе отчет, что такое может случиться. Понимал: так как я занимаюсь стендапами, я буду находиться в таких списках, моя очередь когда-нибудь придет. В 2021 году я ходил в Следственный комитет по одному делу. Там был определенный допрос, из которого уже стало ясно, что силовики наблюдают за комиками и читают Twitter. Как только я вышел с допроса, сразу удалил там свой аккаунт: жалко было, конечно, семь тысяч подписчиков… Так что я не знаю, у меня нет какого-то яркого ответа. Наверное, я просто оставался честен перед собой в профессии.
— В Беларуси вы открыли Stand Up Comedy Hall. Расскажите, а как с ним дела сейчас?— Я был его управляющим партнером. Когда мне стали поступать предупреждения об угрозах, клуб не работал, шла зачистка этого поля. На данный момент он работает, но те, кто им управляет… Скажем так, они аполитичны. Я так понимаю, в каком-то виде стендап-комедия там есть, люди туда ходят. Просто я не имею никакого отношения к этому движению.
— Если сравнивать концерты, которые вы давали в Беларуси, с выступлениями в Польше, как сильно изменилась их посещаемость?
— Я почувствовал, что я в эмиграции, с самого первого дня. При этом уже через 15 минут после моего приезда в Варшаву на улице меня узнал человек, подошел, поздоровался. Говорит: «Летишь куда-то отдыхать из Варшавы?» Я говорю, что, походу, сюда уже приехал надолго. Он отвечает: «Что, доп***елся, да?» Я говорю: «Ну, да, да». Сейчас мы с ребятами делаем достаточно много мероприятий, потому что здесь большое количество наших соотечественников. Диаспоре мы очень благодарны и стараемся ее удивлять и развлекать на максимум. Плюс мы часто делаем всякие благотворительные концерты в поддержку наших политзаключенных, а также наших ребят, которые сейчас воюют в Украине.
В Минске, когда я публиковал свою афишу на концерт, на сольник у меня собирались сто человек за два дня. Билеты расходились, я был этим более чем доволен, было комфортно. Здесь, конечно же, не так. В Варшаве я могу позволить себе сольное выступление раз в месяц. А вот когда мы делаем совместные мероприятия с двумя-тремя комиками, то людей собирается уже достаточно. На белорусской мове все хорошо идет: чувствуется, что мы здесь диаспора. Но я отдаю должное тому, что мы делаем все возможное, чтобы быть в контексте с ней. Хотелось бы большего, но это, вероятно, все может быть только дома, где все свои. Поэтому довольствуемся тем, что есть.
При этом в то же время у нас, допустим, во Вроцлаве уже три или четыре приезда подряд происходит солдаут зала на 100−110 человек. Недавно были в Кракове — тоже собрался полный зал, это около 50 человек. Понимаете, мне уже 37 лет, и я научился получать кайф от того, что есть на данный момент. Поэтому я очень трезво смотрю на все, что происходит. Есть такой, знаете, принцип: работать с тем, что есть, и пытаться сделать из этого конфетку. Здесь прекрасные, не побоюсь этого слова, представители Беларуси. Это ребята с высшим образованием: не хочу, чтобы прозвучало ругательно, но это некая интеллигенция. И поэтому мы как-то с ними говорим на одном языке. Это круто. Плюс вот это приятное чувство солидарности и сплоченности. Приятное и теплое. Так что у нас есть некое родство.
— Вы не чувствуете, что в Беларуси и в Польше к вам приходила разная аудитория?
— Белорусы остаются белорусами. У нас ребята ездили в Германию, Австрию, Чехию, и везде наших людей выдают определенные нюансы. Вот как определить белорусский зал? Очень просто: когда он набирается, люди стараются садиться не в первый ряд. А потом, когда заканчиваются места и они вынуждены сидеть в первом ряду, они такие: «Блин, мы знаем, что будет происходить. Ты, сволочь, будешь с нами общаться и дергать. А мы не хотим, мы стесняемся».
— Изменение географического положения сильно сказалось на вашем экономическом положении?
— Конечно же. Глупо утверждать, что это не так. Когда ты у себя дома, в Минске, на родине, ты себя комфортно чувствуешь, потому что у людей есть определенное минимальное знание, что это за комик, сколько он может собрать, ты можешь это все монетизировать. А делаешь ты все это через свое хорошее выступление. Это приносило определенный уровень дохода. Он запросто меняется здесь, в Польше, просто из-за того, что у тебя меньше охват. У меня нет такой популярности (и я абсолютно к этому адекватно отношусь), чтобы я объявил свой сольный концерт в Варшаве — и со старта собрал там 200 человек.
Такое могут сделать только некоторые белорусские комики, высший эшелон. А я такой крепкий, на любителя, середнячок. Это сказывается в какой-то момент, да, так что приходилось жить на заначку. Но потом нарисовался один проект, второй. Ты начинаешь минимизировать какие-то расходы, и в принципе, если правильно с точки зрения экономики управлять финансами, все получается. Начинаешь ползти потихонечку вверх. Сейчас надо выучить на достаточном уровне английский и польский, чтобы взаимодействовать с поляками. Здесь, в Варшаве, очень много англоязычных мероприятий. Сюда приезжают англоязычные комики из Британии, США, Австралии, много разных «свободных микрофонов» и мероприятий. Плюс польский интертеймент тут тоже сложился достаточной интересный, у него большой охват. У поляков надо, конечно, поучиться тому, как они любят свое.
— Вы работали в России, а точнее на ТНТ и с Comedy Club. Как я понимаю, могли строить довольно успешную карьеру в соседней стране. Почему все равно вернулись к белорусской теме?
— Это все зависит от того, как меняется твой взгляд на свою деятельность. У меня была возможность оставаться в Москве или взаимодействовать с ней. Но чем больше я занимался стендапом в Беларуси и в целом в жизни, видел холодный расчет ТНТ с определенной цензурой, редактурой, шуткой каждые 15 секунд, тем больше я понимал, что у стендапа нет четкой формы и каких-то жестких правил. Просто в России это все превратилось в огромную машину. И я не побоюсь этого слова, это бездушная машина. Надо понимать, что стендап — это в первую очередь индивидуальный жанр. В тот момент, когда мы занимались какими-то российскими проектами (даже просто развлекательными), когда я работал как сценарист или продюсер, я пришел к мысли, что в Беларуси этого нет. Мне хотелось делать и развивать что-то свое, пусть это даже будет приносить меньше денег.
Потом все разошлись, начали заниматься индивидуальными карьерами. У меня получилось попробовать открыть и запустить достаточно успешный минский стендап-клуб. Я это сделал в 2019 году, но его основная деятельность наложилась на события 2020-го. Потом было предвыборное состояние, сами выборы и зачистка после них, параллельно коронавирус. Финальный рывок — это нападение России на Украину. И вот как-то так мы оказываемся в нынешней точке.
— Учитывая то, где вы находитесь сейчас, не жалеете, что не остались в России?
— Кроме России в моей жизни был еще один очень мощный вектор — это Украина. Там сильнейший интертейнмент, самобытный взгляд именно на свой юмор. Со стендап-сценой Украины я знаком лет восемь, я привозил украинских комиков в Минск, когда они были еще неизвестны. Они мне по эмоциям, по взгляду на жизнь и по свободе мысли были всегда ближе. И даже если бы у меня выстраивалась карьера в России… После того, что случилось 24 февраля, мне бы совесть не позволила там оставаться.
В Минске после начала войны я мог бы замолчать и ничего не говорить — тогда бы я не потерял свой статус в клубе. Но моя совесть мне этого не позволила. Потому что друзья, коллеги, люди, с которыми я пил, ел, делил деньги, кров и классно проводил время, из Украины. Киев — один из самых моих любимых городов, я жил в нем. Поставить впереди всего деньги, карьеру и ждать, что потом, когда все закончится, ты отскочишь… Наверное, так многие сделали. Я этих людей не осуждаю. Это их выбор. Но лично для меня это тяжело.
«Я все это пережил — алкоголизм, наркозависимость и развод»
— Чем вообще измеряется успех в стендапе? Наличие аудитории, как у Славы Комиссаренко?
— Наверное, некрасиво учитывать в нашем разговоре контекст Славы. Он вышел за рамки комика, он в целом очень влиятельная и важная личность для культурного пространства Беларуси. И говорить о нем без него, наверное, некомильфо. Популярность стендап-комика измеряется тем, как легко и быстро ты собираешь в той или иной стране аудиторию в 200−300 человек.
— В стендапе вы уже 12 лет. Насколько успешным вы себя считаете?
— Я очень плохо отношусь к своему понятию успешности, потому что не считаю себя таким. Если бы у меня была возможность собирать 200−300 человек на концерт, это был бы другой разговор. Но я сам допустил ряд ошибок. Последние два года я занимался не своей карьерой, а клубом. И обо всем, что связано с ним, я не жалею ни капли, это прекрасный опыт. Я жалею только о том, что я немного подзабил на себя и на какие-то свои личные цели. У меня нет какой-то популярности, но я чувствую, что умею, что могу и некую минимальную свою значимость для жанра имею. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что этого всего недостаточно и можно было бы сделать намного больше.
— А как вы вообще оцениваете белорусский стендап? В нем есть что-то индивидуальное?
— Мне кажется, любую стендап-комедию надо рассматривать в рамках не коллективного, а индивидуального. Это очень большая ошибка, что мы относимся к ней, как ко многим другим вещам. Через этот гребаный КВН нас научили советскому подходу, что надо сбиваться в кучки, только тогда у нас будет какое-то мнение. И в этой кучке есть вожак, и мнение вожака — это главное.
Даже в управлении клубом я допустил ошибку. Вот якобы я им руковожу и, значит, знаю, что вот так все и должно быть. Это та же форма тоталитаризма. Здесь, в Польше, я увидел, что надо немного по-другому выстраивать работу. Надо помнить, что комики — это индивидуумы. У комиков должна быть свобода действий и мыслей. Вот это очень важная основа — стендап должен быть самобытным. Нам надо понимать, что стендап — это не шутка ради шутки. У него есть очень много мыслей, векторов, направлений.
Я считаю, что белорусские комики — очень мощные текстовики, как бы странно это ни прозвучало. Как-то так получилось, что из Беларуси вышло очень много талантливых авторов. Очень многие сериалы и в Украине, и в России были написаны белорусами. Мне нравится, что, может быть, не всегда в белорусском стендапе будет что-то гомерически смешное, но там есть какая-то мысль. Сейчас это не модно, но белорусский стендап по-настоящему добрый: подача и форма — все это какое-то дающее надежду. Ну и еще надо понимать, что Беларусь скоро три года как будет находиться в кризисе. И мне нравится, как белорусы умеют справляться с этим через юмор. Наверное, задача комика — протянуть этот вектор и помочь.
— Можете объяснить, почему выстрелили Слава Комиссаренко и Ваня Усович, а у других не получилось?
— Мы опять лезем в сравнительную характеристику комиков, что само по себе неправильно. Путь и карьера Славы неповторимы и уникальны. Так же, как путь и карьера человека по имени Ваня Усович. Так же, как путь и карьера Димы Нарышкина или Миши Ильина. Нельзя говорить, что что-то получилось или не получилось.
Я, например, вам сейчас могу назвать именитых, по моему мнению, мировых стендап-комиков, и вы их не будете знать. Но это же не значит, что это делает их хуже. Наш канал в YouTube называется «Все свои». Мы хотели собрать аудиторию своих людей, но белорусы все еще живут в русском мире с русскими комиками. И вот они считают, что русский комик — это эталон. Но это же не так, эталона нет. К тому же если ты разбираешься в жанре стендапа, ты понимаешь, что он многообразен, нет понятия того, что на кого-то стоит равняться.
— И все же, по вашему мнению, почему с ними случилась такая популярность?
— Да ответ прост. Слава сделал сам себя. Он был в первом составе комиков, который выступал на ТНТ — тогда даже в Украине все смотрели этот канал. Он такой первопроходец, он шел по тонкому льду куда-то вперед и не понимал, куда именно. Но он просто это делал. Он большой трудяга, сделал себя сам. А про Ваню Усовича у меня просто нет ни малейшего желания говорить.
— Почему?
— Ну, очевидно же.
— Нет.
— Я не буду это произносить. Если мы будем в интервью или вообще со сцены все разжевывать и говорить, то мы превратим людей в тех зомби, которые сейчас в России. Я имею в виду вот эти 60 или 70% россиян, которые прожевали и запихнули себе в голову пропаганду. Я не вправе говорить про него просто потому, что когда-нибудь ему надо будет высказаться. И почему я должен делать это за кого-то в нашем разговоре?
— В одном интервью вы говорили, что комики решают выходить на сцену, потому что они хотят денег, славы или секса с незнакомками. А почему выходите вы?
— Вообще все люди, которые идут на сцену, вначале делают это, чтобы понравиться. Но это обычная психология. Просто когда ты юнец, тебе это сложно принять. В 18−20 лет ты выходишь на сцену, чтобы нравиться, чтобы тебя узнавали девочки, чтобы был секс. Потом какие-то деньги начинают появляться. И ты такой: о, оказывается, на этом можно зарабатывать! Ты стараешься, а потом вдруг становишься, не побоюсь этого слова, профессионалом. Ты уже прошел этап, когда тебе хотелось, чтобы после концерта с тобой познакомилась девушка и у вас завязался краткосрочный или не краткосрочный роман. И вот когда ты уже достиг какого-то спокойного, стабильного состояния в деньгах, тогда, наверное, ты по-настоящему начинаешь всецело заниматься комедией. Начинаешь как личность влиять на свое видение и на то, что ты делаешь, как ты это несешь, какой ты делаешь перформанс. Получается, что твой рост происходит через вот эти низменные потребности.
— Вы также говорили, что надо помнить, что комики — самая суицидальная профессия, все они переживают алкоголизм, наркозависимость, депрессию, другие психологические проблемы. Как с этим дела у вас?
— Я все это пережил — алкоголизм, наркозависимость, развод, где это все было тоже внутри. У меня был очень ускоренный темп, я все это успел пробежать за полтора-два-три годика. Алкоголизм — это одна из самых ужасных вещей, которые есть в нашем обществе. У нас об этом не любят вспоминать, потому что нас по-совковому приучили говорить об этом высокомерно, надменно и плохо. На самом деле это очень острая проблема. Вот этот культ «каждую пятницу я в говно» показывает, что у нас нет культуры пития. У наших людей разные стадии алкоголизма. Я не осуждаю — это выбор каждого. Кто-то может бухать десятилетиями и жить долго и счастливо. Но я знаю очень много и плохих подобных раскладов.
— Вы с этим всем уже справились или в процессе?
— Я не употребляю алкоголь вот уже больше пяти лет. Вещества — их сейчас нет, но были. Самый яркий пик депрессии случился, когда произошел вынужденный переезд. Но я справился. Спасибо людям, которые оказались рядом. Это очень важно. Поэтому в конце 2022 года я очень сильно поверил в человечество.
— Еще одно ваше высказывание: «В основном на стендап приходят девушки или пары, потому что комик — это такой альфа-самец. А женщины чаще выбирают мужчин по юмору». Объясните, пожалуйста, кто такой альфа-самец?
— Ну, я это говорил в первую очередь иронично. Но подразумевается, что это обычная психология. Мужчин всегда везде меньше. Потому что юмор — это оружие очарования. И многие мужчины неправильно его истолковывают. Если они пойдут на концерт с дамой или одни и увидят более смешного человека, у них тогда появляется чувство уязвленного самолюбия. Это просто есть в психологии. Поэтому больше все-таки на концертах женщин. Но я бы сказал, что здесь, в Польше, многие парочками приходят и прекрасно смеются. Видимо, здесь все как-то более раскрепощенно.
— Вы считаете себя альфа-самцом?
— Людей почему-то это триггерит, но это обычная психология, так выстраиваются взаимоотношения между личностями или группами личностей. Здесь же все просто: где-то да, я чувствую себя доминантой и вот этим альфой. У меня сейчас микрофон, и я главный в этом зале. Это же просто вот такая модель. А где-то появляется вместе со мной комик с более сильным ресурсом, мы с ним на одной сцене — и вот мы уже конкурируем. И вот он уже выигрывает. Я либо это принимаю, либо нет.
— Вы упоминали, что часто комику достается звенящая тишина в зале и угрызения совести перед сном из-за того, что он не понравился 50 или 100 незнакомцам, которые не оценили шутку. Как часто это случается у вас? И насколько болезненно вы воспринимаете такую реакцию?
— Уже уже давно такого не случается. Люди идут на стендапы либо за шутками, потому что насмотрелись ТНТ, либо на комика как на личность, либо еще за чем-то. Но все они хотят эмоций. И тут ты просто борешься или, наоборот, помогаешь им с эмоциональным фоном. На самом деле если даже взять самого известного комика и подойти к людям спустя 15 минут после его концерта, 90% не перескажут ни одной его шутки. Все потому что они шли за эмоциями. Какими бы они ни были, вы выйдете, и вам точно будет лучше. Даже если вы пришли на открытый микрофон, вам никто не понравился, но вы уже идете домой с ощущением, мол, вот я такой крутой, разбираюсь в юморе, мне никто не понравился, они все дерьмо.
— Можете рассказать, какая сейчас цель у ваших проектов? Чего вы в итоге хотите достичь?
— У нас прекрасное сообщество Pan Standup. Мы хотим просто делать много качественного юмора, причем индивидуального. У нас очень много разных проектов, мы взаимодополняем друг друга. Мы просто хотим это преумножать, увеличивать, развивать контент на белорусской мове. Заниматься каждый своими карьерами. Я надеюсь, что благодаря этому интервью пара тысяч людей придут посмотреть и мой сольник. Надо понимать, что все, что делают музыканты, артисты, художники, писатели, комики и так далее — это все делается для того, чтобы кто-то это читал, смотрел, пользовался.
«Белорусам надо не делиться, а каким-то образом объединяться и помнить, что злой гений есть»
— В 2020 году вы были волонтером ByCovid19. Можно сказать, что спустя какое-то время этот проект стал политическим. Вы сами тоже занимали жесткую позицию по отношению к Лукашенко. Какие у вас сейчас отношения с политикой?
— Это звучит так, будто есть некая героизация моих поступков. Я на самом деле ничего особого не сделал. Я просто потерял определенный статус, потому что захотел остаться человеком. Это сугубо мой выбор. Просто я бы хотел, чтобы люди обратили внимание, что настоящие герои сейчас в другом месте.
— Нет, в моих словах не было никакой героизации, я пытаюсь вас понять. Вы сейчас в политике или нет?
— Вот это самое большое заблуждение. Люди должны понимать, что политика сказывается всегда на всех сферах жизни, они должны были это увидеть за последние два с половиной года. Говорить «я вне политики» или «я аполитичен» — в 2023 году в наших широтах это достаточно странно. Я понимаю людей, которые находятся в Беларуси и вынуждены сейчас молчать. Но те, кто пострадал от каких-то решений властей и сейчас выбирают быть вне политики, — это немножко удивительно. Конечно же, в своих выступлениях я оставляю треть политического контента, но я не собираюсь быть полностью политизированным комиком. Или, наоборот, шутить про все бытовые жизненные темы, но не замечать, что что-то происходит в политике. Мне кажется, что комик — это лакмусовая бумажка общества. Если в обществе становится много политики и есть какой-то нарыв, комик будет это отражать. Поэтому с 2010 года я просто считаю, что политика — это неотъемлемая часть жизни любого гражданина.
— Вы поддерживаете кого-то из представителей демократических сил? Кто вам импонирует?
— Я сейчас не назову ни одной фамилии, потому что я исхожу из следующей позиции. Я понимаю, что такое realpolitik. Я не хочу называть никаких личностей, имен я не назову. Я просто понимаю, что сейчас немного другая конфронтация, и я бы не хотел произвести какой-то раскол, в этом никакого нет смысла. Так же, как я не делю белорусов на оставшихся и уехавших.
— Отношение к Объединенному переходному кабинету у вас скорее положительное или отрицательное?
— Я еще разбираюсь в этом вопросе.
— После того как Беларусь станет демократической, вы бы хотели вернуться назад?
— Путь к тому, чтобы Беларусь стала демократической страной, мы будем проходить очень долго и тяжело. Это не случится за один месяц или пару лет. Мы еще не знаем, что такое демократия, мы все еще будем учиться десятки лет пользоваться ей. Я просто хочу, чтобы в Беларуси у людей была возможность свободно высказываться и не бояться, что они могут оказаться за решеткой или пропасть.
— Так при каких условиях вы вернетесь в Беларусь?
— Когда эта возможность будет у всех. Вместе со всеми.
— Чем бы в таком случае вы хотели заниматься?
— В своей программе Азаренок очень смешно утверждал, что я хотел дорваться до власти. А я за последние три года понял: ребята, мой функционал заключается только в одном. Я должен быть комиком, который создает классные шоу. Но когда происходит какой-то п***ец: коронавирус, прорвало трубы в Минске и так далее — если у меня есть возможность быть гражданином, я просто, как и тысячи белорусов, становлюсь волонтером и помогаю социуму. Неужели вы думаете, что, когда будет такая возможность, я такой: «Ну все, хочу быть премьер-министром!»? Не дай бог. Комик остается комиком и просто занимается своим делом.
— Как вы думаете, когда в Беларуси произойдут те самые перемены и вы сможете вернуться в страну?
— У меня есть фраза, которую я говорю всем: мы здесь надолго. Как бы кто к Лукашенко ни относился, мы должны понимать, что есть слово «гений». Гении бывают плохие и злые. Он злой гений. Было много ситуаций, когда, казалось бы, уже все его прижимали, а он раз — и упетлял. Я вижу, что он реальный политик, и я вижу, что сейчас, когда война закончится победой ВСУ, он все равно отскочит, выплутает, договорится, выменяет. Все идет к тому, что у него получится. Вот почему я выступаю за то, что белорусам надо не делиться, а каким-то образом объединяться и помнить, что этот злой гений есть. И ему в противовес нужен другой злой гений.
Читайте также
