На этой неделе журналисты-расследователи обнародовали шокирующую историю витебского прокурора, который держал в секс-рабстве девочек-подростков, истязал их и «поставлял» силовикам. Все это происходило в 2000-х, но стало публичным только сейчас. В Беларуси тема педофилии часто не видна, многие жертвы насильников боятся и стыдятся говорить об этом. Как и наша собеседница Елена: рассказать журналистам о пережитой в 12 лет встрече с педофилом она решилась только сейчас, когда ей уже 50. События почти сорокалетней давности женщина помнит в мельчайших деталях. И вряд ли когда-нибудь сможет забыть те несколько часов страха и отвращения. Мы рассказываем ее историю, а также даем слово психологу.
Имя героини изменено, данные есть в редакции.
«Я шла рядом с этим мужиком и дрожала, как маленький цыпленок»
— Середина 80-х, мне тогда было лет 12. Но я всегда была очень худым ребенком и не выглядела на свой возраст, — начинает Елена. — Жила в Минске, в Зеленом Луге. В тот день пошла в магазин «Детский мир», а потом остановилась возле киоска «Союзпечати» посмотреть марки. Я тогда их собирала. И пока смотрела, сзади подошел мужчина и стал со мной говорить. Он у меня спросил: «Интересуешься марками?» Я говорю: «Да». Так застеснялась тогда, вообще очень стеснялась взрослых. Он все терся возле меня, не отходил, и я прямо почувствовала от него какую-то опасность. Он пыхтел, я слышала его дыхание.
Это был седовласый мужчина, с морщинами, но вообще довольно привлекательный и симпатичный внешне. Насчет возраста боюсь ошибиться, тогда мне казалось, что он уже старый. Думаю, ему было лет 60−65. Он спросил меня: «Ты здесь живешь где-то рядом?» Я сказала, что да. Почему отвечала, не знаю. Наверное, воспитание — это был Советский Союз, детей учили слушаться взрослых. Потом он показал в сторону и спросил, туда ли я пойду. Я снова сказала, что да, туда. Потом как-то боком от него отошла, и он вроде как исчез. Еще подумала про себя: «Слава богу, он свалил». И пошла домой.
Прошла метров 20, и этот мужик возник снова. Видимо, он ждал меня. Сразу подошел и начал со мной говорить. Это было по-доброму, просто шел рядом со мной и спрашивал: «Чем ты занимаешься?», «Какие у тебя увлечения?», «А где мама твоя?» А я ему все отвечала как честный ребенок, пионер. А потом он сказал: «Можно тебя проводить?» Я не умела говорить «нет», промолчала, и он пошел со мной рядом. Уже точно не помню, как там было, но в итоге он мне начал рассказывать про отношения, про мужчину и женщину, что-то такое, говорил про влюбленность.
Потом он сказал: «Слушай, если ты не спешишь, давай мы свернем и пройдемся по району?» Я почему-то не могла сказать ему «нет», хотя мне было очень страшно с ним идти. И мы пошли дальше. А потом начал моросить дождь, и мы стали под балконом какой-то хрущевки. Помню, как люди идут под дождем, а мы стоим там. Мимо шла какая-то женщина, она так пристально посмотрела на нас, но потом пошла дальше. А я про себя думала: «Боже, ну забери меня. Пусть кто-нибудь знакомый здесь окажется и заберет меня с собой». Но никого не было. И никто не обратил внимание, ну вот стоят дедушка с внучкой, ничего такого.
Там рядом было Цнянское водохранилище, и когда дождь перестал, мы пошли туда. Это сейчас там много людей, а тогда даже не было асфальтированных дорожек, просто вытоптанные тропинки. К тому же был будний день, все на работе, у детей каникулы.
В какой-то момент он достал из портмоне бумажку, на которой был нарисован женский половой орган. Я вот прямо сейчас помню этот клочок бумажки. И он начал какую-то х***ю рассказывать, причем матом, что женская, извините, п**да похожа на кошелек. Он шел, рассказывал и смаковал это. Потом стал спрашивать: «А ты изучаешь себя?», «А ты трогаешь себе писю, когда моешься?» Вот такие вот вопросы. А мне было так стыдно об этом говорить, потому что дома эта тема была табуирована. Мы с мамой никогда такого не обсуждали, она вообще относилась к этому как к чему-то грязному, запретному. Этот мужик продолжал говорить, а я шла рядом и дрожала, как маленький цыпленок, как кролик перед удавом. Не могла даже убежать. Он не мог не видеть, в каком я была состоянии, но продолжал все это говорить. Не спрашивал, как себя чувствую, приятно ли мне это слушать, хочу ли уйти. Он просто шел и говорил. Силой он меня не удерживал, но я была ребенком, и в то время взрослому нельзя было сказать «нет», взрослый был всегда прав.
Потом он рассказывал, как можно мастурбировать в ванне, прямо в деталях говорил. Вот сделай то и то, потрогай руками, направь струю воды себе туда, поводи, почувствуешь ощущение. Бл**ь, просто п****ц. Спрашивал, был ли у меня мальчик, целовалась ли я.
Еще мне рассказал стихотворение:
Е****сь, девушки, не бойтесь,
Х** не приносит вам вреда,
Какого б ни был он калибра,
П***а не лопнет никогда.
Прошло 40 лет, а я до сих пор помню это стихотворение. Наверное, в состоянии сильного стресса и страха все это отложилось в башке. Он рассказывал, что секс — это очень хорошо. Только в других формулировках, матом, о какой-то корректности речи не шло. Причем было видно, что такой рассказ доставлял ему удовольствие: он говорил медленно, с таким смакованием, несколько раз повторяя одну и ту же фразу. Он кайфовал.
Потом, помню, мы сели на лавочку возле Цнянки. Там все еще было безлюдно, только какие-то кусты рядом. У меня в голове пронеслось, что слышала какие-то истории про изнасилования, но в реальности я с этим не сталкивалась и не знала, как быть. И он начал меня целовать в губы. А я же была крошечная, худая — и вот он схватил это детское тело и начал целовать в губы. Помню это отвратительное ощущение его языка в моем рту, это было ужасно. Огромные противные губищи, которые закрыли, наверное, пол моего лица. Это было мерзко.
Потом он так разогнулся, вытер губы и сказал: «Ну вот, теперь ты целованная, я тебя поцеловал первый раз. Ты согласна?» Отвечаю, что нет. И он говорит: «Как нет? Почему?» Я только пробормотала: «Потому что это не по любви». И он начал убеждать: «Нет, нет, ты целованная, я тебя уже поцеловал. Ты можешь говорить, что уже целовалась с мальчиком». А мне было так мерзко.
Больше ничего не было. Не знаю, может, он был каким-то импотентом. Может, если бы у него работал этот аппарат, он бы предпринял попытку изнасилования. Но больше ничего не было. Мы с ним гуляли часа два-три, и этот поцелуй, наверное, был завершением. Потом он сказал: «Ну, давай провожу до дома». И мы пошли туда. Он попрощался и сказал: «Я тебе все рассказал, я тебя подготовил, иди». И я пошла, а он смотрел вслед.
Я прошла несколько метров, а потом как дернула. Бежала не останавливаясь, ветер свистел в ушах. Мы жили на пятом этаже, забежала туда без остановки. Мама уже пришла домой с работы, но я ей ничего не сказала. А она ничего не заметила, не было никаких вопросов, что со мной. Просто закрылась в комнате, дрожала и не знала, что делать. Была очень испугана, не могла сказать маме, мне было стыдно. Во-первых, потому что было такое табу. А во-вторых, я не знала, как это рассказать, мне почему-то было очень-очень стыдно и страшно. После того случая старалась не оставаться одной.
Через пару дней вышла с девочками во двор, и они рассказывали, что к ним подходил мужчина и звал погулять. По описанию это был именно он. Но девочки сказали ему «нет». Может быть, у них в семье был разговор об этом, они знали, как себя вести. И они всех предупреждали: «Будьте осторожны, какой-то придурок ходит». Но этот мужик у нас ходил недолго, через какое-то время про него перестали говорить.
Я никому не говорила об этом много лет. Но до определенного времени постоянно вспоминала эту ситуацию, все время боялась. В 19 лет вышла замуж, в 20 у меня родился ребенок. И только тогда я об этом рассказала, но без подробностей, не так, как сейчас. Тогда уже понимала, как это х***во и что ни в чем не виновата. А уже после 30 лет, когда у меня была вторая дочь, я поняла, что должна ее предупредить. Рассказала ей о том, что со мной произошло и как себя вести в таком случае.
Не знаю, отразилось ли все это на моей психике и характере, но, наверное, да. У меня тревожный тип мышления, очень беспокоюсь из-за всего. А еще мама всегда говорила про секс как про что-то плохое, грязное, запретное. После общения с мужиком все это стало еще грязнее, и когда я вышла замуж, при занятии сексом мне было стыдно.
В детстве я это никак не прорабатывала, раньше не было такого понятия, как детский психолог. Во взрослом возрасте первый раз рассказала об этом психологу, когда уже развелась с мужем. Мне тогда было около 35, и когда мы прорабатывали развод, вытягивали вообще все. Но до конца это не прожито: сейчас говорила, а по спине дрожь, руки стали очень холодные, мокрые. Вот это те ощущения, которые у меня были тогда, когда я была еще совсем девочкой. Может быть, стоит еще раз поработать с психологом.
В тот момент хотелось, чтобы мама со мной проговорила, какие ситуации могут быть и что делать, если к тебе подходят незнакомые, как себя вести. Возможно, тогда этого всего могло бы и не быть. Но когда все случилось, мне хотелось бы с кем-то поговорить, прижаться. Чтобы мама обняла, чтобы мне помогли. Хотелось этим поделиться, но не было доверия. Хотелось, чтобы кто-то спросил: «Что с тобой? Почему ты выглядишь бледной? Почему ты испугана? Что произошло?» И я хочу об этом рассказать, чтобы мамы и дети понимали, что надо сказать «нет». Большинство сегодняшних детей, к счастью, могут это сделать, и психологи сейчас есть. Но вот такие люди никуда не делись.
Психолог: «Надо четко доносить до ребенка, что с ним совершили зло»
Ситуации насилия над детьми можно предотвратить, если говорить с ними, считает психолог Екатерина (имя специалистки изменено, данные есть в редакции). И здесь важно делать акцент на сексуальном просвещении.
— То есть говорить с детьми не о том, что есть какие-то педофилы и так далее, а о неприкосновенности личного тела. Начинать это нужно с самого маленького возраста, когда ребенок только начинает ходить в сад. Причем говорить с ним на понятном языке. Для малышей подойдет так называемое «правило нижнего белья», дети это очень хорошо понимают. Что вот есть трусики и маечка, и нельзя никому позволять дотрагиваться до этой области, и сами мы тоже не прикасаемся, — объясняет психолог. — Также стоит открыто говорить о сексе с детьми, но опять же, на их языке. То есть дошкольникам не нужно знать, что такое секс, но им можно рассказывать названия половых органов, не делать из этого чего-то табуированного.
Маленькие дети не знают, что говорить об этом стыдно, объясняет собеседница. Но когда они видят, что взрослые отмахиваются от таких тем, воспринимают такие действия как сигнал, что о таком говорить нельзя.
— Насильники зачастую этим пользуются и выбирают детей, которые много чего стыдятся. Потому что тогда они будут стыдиться и рассказывать о том, что с ними сделали. А когда ребенок спокоен и уверен, совершить насилие сложнее, — говорит Екатерина. — Также здесь проговариваем правила: кому можно доверять, а кому нет. Чтобы ребенок понимал, что есть близкие люди, которых он знает, а есть незнакомые. Нужно учить детей говорить «нет», если они не доверяют или не знают человека. Это можно закреплять даже в игровой форме, и такие действия очень хорошо закладываются в их реакции. А если мы не учим ребенка говорить «нет», то он может растеряться в моменте.
Психолог рассказывает: если все же с ребенком случится насилие, у этого, скорее всего, будут «звоночки». Такие события в любом случае — психологическая травма, даже если не будет физического насилия. А в современной терминологии понятие «сексуальное насилие» давно означает любое вовлечение в действия сексуального характера.
— В подавляющем большинстве случаев поведение ребенка, который подвергся насилию, изменится. Дети младшего возраста могут мучаться ночными кошмарами, вздрагивать без причины, становиться агрессивными. Могут быть энурезы и повышаться тревожность. Кроме того, могут появиться игры с сексуальным подтекстом, — перечисляет эксперт. — У детей постарше возможны резкие скачки успеваемости, прогулы, они могут уходить из дома. У подростков может возникать самоповреждающее поведение: они могут начать резать себя, пытаясь избавиться от душевной боли. Может быть агрессивное поведение, которого раньше не наблюдалось. Могут начаться беспорядочные половые связи.
Собеседница резюмирует: важно просто быть внимательными к своему ребенку, так как любое необъяснимое изменение поведения имеет свои причины. И одна из них может быть в том, что происходит или происходило что-то подобное.
— Здесь есть такая неприятная вещь: зачастую педофилы — это совсем не люди с улицы. Довольно часто это кто-то знакомый или даже близкий. И важно детям давать какие-то маркеры, чтобы они знали: если из-за происходящего возникает страх, тревога или беспокойство, об этом нужно рассказывать. Потому что насильники могут запугивать ребенка, говорить, что ему или ей не поверят. Могут говорить ребенку: «Вот, у нас с тобой будет тайна». Поэтому нужно рассказывать детям, что есть хорошие тайны, а есть плохие. И если тревожно и страшно — это как раз второе, и нужно делиться, — объясняет собеседница. — Также важно, чтобы был близкий контакт с детьми, чтобы о них действительно заботились. Если у родителей и ребенка есть взаимное доверие, гораздо больше шансов, что он не попадет в такую ситуацию. А если и попадет, то расскажет об этом.
Но если насилие все же случилось, самое главное, уверена Екатерина, — осознавать, что это преступление. И обязательно обращаться в правоохранительные органы и за психологической помощью:
— Я бы советовала начать с психолога, причем обязательно с такого, который работает с детьми. Но если мы понимаем, что у ребенка начинаются приступы паники, суицидальные мысли, неадекватное поведение, — то, скорее всего, уже нужен врач. Если ребенок маленький, ему можно помочь справиться с этим через игру. Например, идет маленькая куколка-ребеночек, идет нехороший дядя и что-то хочет сделать с ней. Но потом обязательно приходят добрые и хорошие взрослые и наказывают этого дядю. А вообще тут самое важное — поддержка ребенка. Дети, которых поддерживает семья, выйдут из такой ситуации с гораздо меньшим вредом для себя. И ни в коем случае нельзя осуждать ребенка, ни прямо, ни косвенно. Не спрашивать: «А зачем ты пошла с ним?» или «А зачем ты все же раздевался?» Так у ребенка формируется ощущение, что он виноват. Но это не так, всегда вина лежит на взрослом. И надо четко доносить до ребенка, что это с ним совершили зло.
