Сразу после начала войны в больницы приграничных с Украиной белорусских городов массово повезли раненых российских военных. Один из медиков, который их лечил, рассказал изданию «Штодзень» о том, что происходило тогда и сейчас, как за персоналом медучреждений следят спецслужбы и почему информации о тех событиях до сих пор практически нет.
Издание не называет имя собеседника из соображений безопасности, однако утверждает, что он работает в одном из медучреждений Гомельской области.
— То, что в первые дни войны медучреждения Гомельщины были вынуждены (я подчеркну слово «вынуждены», нас никто не спрашивал) оказывать помощь российским военным, давно никто не скрывает. Это подтвердил и Лукашенко, и Министерство обороны. Но через некоторое время. Для нас же это было шоком. Нас экстренно собрали и предупредили: «Освободить несколько сотен коек, отменить плановые операции для гражданских и под страхом увольнений и самых серьезных последствий не разглашать абсолютно никакой информации по поводу того, что будет происходить дальше», — рассказал врач.
А дальше, по его словам, «учреждение превратилось в ад»:
— К нам стали свозить раненых изувеченных солдат. Из Украины их везли и по земле, и вертолетами. Впечатляло то, что это преимущественно были молодые парни, которым только исполнилось 18. Много кому требовалась ампутация — их уже привозили с гангренами, у многих руки-ноги были оторваны. Большое количество людей с пулевыми ранениями, рваными ранами. Словами это не передать. Это были люди в шоковом состоянии, многие голодные, упрашивали дать им возможность позвонить родным.
Оказывать помощь пострадавшим обязали даже узкопрофильных специалистов. Мы все не выдерживали. Казалось бы, чего только не видели во время своей работы. Но такое… Все коридоры были заставлены кроватями с ранеными солдатами, которые плачут, стонут и воют от боли. Некоторые просили их добить.
— Была информация, что солдат было так много, что не успевали делать операции. Многие умирали…
— Раненых действительно было очень много. Достаточно времени на диагностику у нас просто не было. Еще на входе визуально оценивали состояние, а чтобы никого не перепутать, прямо на теле обозначали их цифрами, чтобы коллеги могли понять, кого сразу «брать в работу», а кто еще может потерпеть. Но были и такие случаи, когда к нам привозили уже мертвых людей. Они просто не знали, куда их девать — и везли, бросали нам.
По словам медика, самый большой поток раненых российских военных был в конце февраля — начале марта 2022 года:
— Я точно знал, что подобная ситуация сразу в нескольких приграничных с Украиной городах. В Наровле создали практически полноценный полевой госпиталь. В Гомеле раненых везли в центр радиационной медицины (туда привезли даже российских медиков, они заняли несколько этажей), областную клинику, больницу скорой медицинской помощи. И в Мозырский госпиталь, и в Костюковку везли… Мозырь вообще был похож на военную базу — по улицам ездили танки, военные машины, огромное количество российских солдат.
Эти данные собеседнику стали известны от коллег-медиков из региона. Врач признался, что в то время морально чувствовал себя ужасно, и даже его родные «косо смотрели и намекали, что, помогая российским солдатам, я встаю на сторону России»:
— Сначала ты видишь изрешеченного пулями и осколками молодого человека — и как медик ему помогаешь, делаешь все возможное. Потом приходишь в себя и понимаешь — ты помогаешь тем, кто убивает твоих же родных в соседней Украине. Там, в Украине, у нас у каждого второго родня. Это ужасный моральный выбор. Многие не выдерживали, рыдали в коридорах, отказывались выходить [на работу]. Были и такие случаи — коллеги приходили домой, а родные называли их предателями.
Врач подчеркнул, что в действительности по нормам международного гуманитарного права помощь раненным на поле сражения солдатам не признается актом соучастия в военных действиях:
— По законам военного времени, медики должны оказывать помощь всем раненым и не разбираться, за какую армию они воюют.
— А как быть с тем, что Россия официально не называет войну войной?
— Если так, то статус раненых российских солдат на территории Беларуси вообще не понятен. И, по-хорошему, нормы международных конвенций действовать не должны. Но это война. И мы все это прекрасно понимаем.
— Многие медики увольнялись в то время?
— Нам угрожали. Когда началась война и к нам повезли раненых, с каждого из нас взяли подписку о неразглашении абсолютно любой информации по поводу оказания помощи российским солдатам, пригрозив для начала увольнением, а потом еще и всеми вытекающими последствиями — репрессиями, сроками и вот это все. Главный врач, когда собирал нас, прямым текстом сказал, что в здании работают сотрудники КГБ и ФСБ.
Медик уточнил, что лично он сотрудников ФСБ не видел и персоналу их не представляли:
— Но это мог быть любой человек — кто их там разберет. А то, что у нас работает сотрудник КГБ, я даже не сомневался. При каждой больнице еще в 2021 году создали должность, которая звучит как «заместитель главного врача по безопасности, режиму и кадрам». Мы прекрасно понимали, что он и есть сотрудник КГБ. Перестали даже общаться друг с другом. Никто никому ничего не рассказывал, медики боялись голову поднять и на кого-то посмотреть. Боялись и за себя, и за близких.
По словам врача, сейчас потока российских солдат в больнице нет и лечить их не приходится:
— Медицинскую помощь оказываем местному населению. Но понимаем, что в случае чего — все это снова может повториться.
Однако сотрудники КГБ следят за персоналом по-прежнему:
— Люди на той самой должности «заместитель главного врача по безопасности, режиму и кадрам» до сих пор есть в медучреждениях. В нашем — точно. Где-то их фамилии, а иногда и фотографии даже висят на официальных сайтах медучреждений в разделе «Администрация». Эти люди — явно не из медицины. Только халаты на себя белые накидывают. Когда человек устраивается на работу — сначала вызывают к тому гэбисту. Когда увольняется — тоже только через него. Люди, которым приходилось с ним разговаривать, выходят в шоке. Говорят, что на каждого есть досье из всей подноготной, на которую гэбэшник начинает давить. Знает даже все о личной жизни.