Уроженец Пинска Рышард Капущинский — человек-легенда. Он пережил 27 революций, 12 вооруженных конфликтов, одну «футбольную войну», своими глазами видел, как рушатся тоталитарные режимы в Африке, на ближнем Востоке, в Латинской Америке, как на смену одним диктаторам приходят другие. Лауреат Нобелевской премии по литературе Габриэль Гарсиа Маркес называл его «лучшим журналистом XX века», а авторитетная немецкая газета Frankfurter allgemeine zeitung — «Геродотом нашей эпохи». Все свои звания — гласные и негласные — он заслужил. Все свои награды — заработал. Рассказываем о трудном детстве, экстремальной молодости и спокойной старости паренька из бедной полесской семьи, который стал мировой звездой журналистики.
Проект «Предки» — это цикл статей о людях, тесно связанных с Беларусью. Его герои — уроженцы «клочка земли», чьи имена в свое время гремели на весь мир — и не всегда в хорошем смысле слова. От невероятных ученых и предпринимателей, до гангстеров и основателей современного Голливуда. О них знают и помнят далеко за пределами Беларуси, а мы хотим, чтобы и на Родине их не забывали. Истории «Предков» вдохновляют, удивляют, шокируют. Но неизменно вызывают интерес.
Рышард Капущинский родился 4 марта 1932 года в Пинске. В то время город находился на территории Восточных кресов — западных территории нынешних Украины, Беларуси и Литвы, которые входили в состав Польши. Родители Рышарда — Юзеф и Мария — были поляками. Мама переехала с родителями на Полесье еще в детстве из польского города Бохня. Отец закончил педагогическое училище в Пружанах и отправился преподавать в пинскую школу. В столице Полесья они и познакомились.
Семья жила в доме на нынешней улице Суворова. Тогда она называлась Болотной. Капущинские снимали небольшую комнату на первом этаже. Здесь у молодой пары в 1932 году родился сын, а на следующий год — дочь.
— Бедность на Полесье была ужасной, просто невообразимой, — рассказывал Рышард автору книги «Царь Полесья» Гжегожу Ронковскому. — И бедность все еще существует. Так что можно сказать, мои корни в бедности. Наверное, поэтому я заинтересовался странами Третьего мира. Я мог их понять и чувствовать себя там, как дома.
В пинской начальной школе папа Рышарда преподавал рисование, мама — музыку. Сюда же они отправили и сына. Мальчик хорошо умел читать, поэтому его зачислили сразу во второй класс. Здесь Рышард успел проучиться всего год. 1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу и началась Вторая мировая война. Отца призвали в польскую армию, а мама с сыном и дочерью уехала к родственникам.
Назад Мария с детьми вернулась уже в советский Пинск.
«В школе на первом же уроке мы учим русский алфавит, — вспоминал Рышард Капустинский свои детские годы в книге „Империя“. — Начинаем с буквы „с“. „Как это с „с“, — спрашивает кто-то из задних парт. — Но должно быть с „а““. „Дети, — говорит подавленно господин учитель (он поляк) — посмотрите на обложку нашей книги. Какая первая буква в этой обложке? „С““! Петрусь — а он белорус — может прочитать всю надпись: „Сталин. Вопросы ленинизма“. Это единственная книга, по которой мы учим русский, единственный экземпляр этой книги. На грубой обложке, покрытой серым льняным полотном, большие позолоченные буквы. „Товарищ Ленин завещал нам“, — бубнит за первой партой смирный и тихий Владю. Кто такой Ленин, лучше не спрашивать. Все мамы уже успели нам сказать, чтобы мы ни о чем не спрашивали. В конце концов, эти предостережения даже не требовались. Я не могу описать, не могу сказать, откуда это бралось, но в воздухе висело что-то тревожное, такое напряженное и тяжелое, что город, по которому мы раньше носились так весело и безумно, неожиданно стал опасным минным полем. Мы даже боялись глубже вздохнуть, чтобы ничего рядом не взорвалось».
«Никто никогда не знал, какой ночью за кем придут»
Детские воспоминания Рышарда наполнены грустью, тоской и страхом перед неизвестным. Польские порядки сменили советские. Польские школы стали русскими, храмы закрылись, а у железнодорожного вокзала все чаще стали замечать товарняки, заполненные людьми, которых куда-то увозили. Взрослые старались поменьше обсуждать новые порядки с детьми. Хотя маленькие полешуки и сами все знали не хуже старших. Они прятались по кустам и деревьям и видели, как по ночам в дома соседей врываются вооруженные люди.
Хозяевам давали 15−30 минут на сборы, а затем велели с вещами залезать на телегу. От дома их отвозили к железнодорожному вокзалу, где они со своим скарбом загружались в товарные вагоны. Когда состав заполняли людьми, поезд уезжал. Куда? Маленький Рышард не знал.
«Никто никогда не знал, какой ночью за кем придут, — писал Капущинский в «Империи. — Ребята, которые много знали о депортации, пытались вывести некие правила, некую иерархию, найти ключ. К сожалению, напрасно. Потому что, например, начали вывозить с улицы Бернардинской, но вдруг перестали. Взялись за жителей Киевской, но только четные номера. Вдруг исчез кто-то с Набережной, но этой ночью забрали людей с другого конца города. С тех пор, как у нас дома провели обыск, мама не позволяла нам на ночь снимать одежду. Можно снять ботинки, но надо все время держать их при себе. Пальто лежат на стульях так, чтобы мгновенно их надеть. В принципе спать нельзя. Мы с сестрой лежим рядом, толкаем друг друга, трясем или дергаем за волосы. «Эй, не спи!» — «Ты тоже не спи!» Но, конечно, так друг друга толкая, наконец, оба засыпаем. Зато мама действительно не спит. Сидит за столом и все время прислушивается. Тишина на нашей улице такая, что в ушах звенит. Если в этой тишине прозвучат чьи-то шаги, мама бледнеет. Человек в такую пору — это враг».
Детей в классе Рышарда становилось все меньше. Первым пропал Павел. Учителя сказали, что он заболел, но мальчик так и не вернулся в школу. За Павлом исчезли Янек и Сбышек, которые сидели на первой парте. Позже забрали и учителя.
«Школа опустела», — писал Капущинский.
«Война не кончилась для меня, ни в 1945, ни после»
Капущинские в Пинске были в группе риска, как родственники военнослужащего польской армии. Мария понимала, что и за ними когда-нибудь придут. Чтобы спасти себя и детей, летом 1940 года она продала все ценное, что у них было, и купила билет на поезд до Львова, чтобы оттуда перебраться в Польшу к родителям мужа.
— Я очень хорошо помню эту поездку: машинист время от времени останавливал поезд и говорил, что дальше они не поедут, — рассказывал Рышард в интервью газете Rzeczpospolita. — Тогда в вагонах объявляли сбор и каждый отдавал вещи, припасенные на черный день: кольца, серебряные портсигары.
Капущинские добрались до Польши и под Варшавой Мария встретила своего мужа. Оказалось, что отец Рышарда попал в плен к советским солдатам. Когда его с другими военнослужащими Войска Польского этапировали в Смоленскую область, ему удалось сбежать. По дороге он обменял свою униформу на одежду крестьянина и смог добраться до Варшавы. В столице семья воссоединилась и поселилась в доме, расположенном у одного из входов в будущее Варшавское гетто.
— Война не кончилась для меня, ни в 1945, ни после. Для переживших войну она никогда не кончится, — рассказывал Рышард в интервью «Gazeta Wyborcza».
«Я ничего не знаю об Индии»
Первое СМИ, в которое попал Рышард, был польский журнал «Sztandar Młodych». Сюда он пришел уже с дипломом исторического факультета Варшавского университета. Начинал с должности посыльного, но со временем его заметили и взяли в редакцию.
Карьера в журналистике у Рышарда сразу понеслась галопом. В 1955 году молодого корреспондента отправили написать репортаж о городе Новая Хута, который с нуля начали строить в 50-х вокруг сталелитейного завода. Это должен был быть идеальный социалистический город-антипод «интеллигентного Кракова», но образ мало соответствовал реальности. Честная и критическая статья начинающего автора произвела огромный резонанс. В итоге Рышарда решили отправить на несколько недель в командировку в Индию, чтобы таким образом помешать ему писать на неудобные темы.
«Шефиня вызывала меня к себе. «Мы посылаем тебя, — сказала она, когда я встал перед редакторским столом. — Поедешь в Индию», — писал Капущинский в своей книге «Путешествия с Геродотом». — Первой моей реакцией было потрясение. И сразу — паника: я ничего не знаю об Индии. Лихорадочно ищу какие-нибудь ассоциации, образы, названия. Ничего не нашел: об Индии я не знал ничего. Идея послать корреспондента в Индию родилась, когда несколькими месяцами ранее Польшу посетил первый лидер страны, не входящей в советский блок, и был им премьер-министр Индии Джавахарлал Неру. Устанавливались первые контакты. Мои репортажи должны были приблизить эту далекую страну. Под конец беседы, из которой я узнал, что еду, Тарловская (начальница Капущинского — Прим. Zerkalo.io) открыла шкаф, взяла книгу и, подавая ее мне, сказала: «От меня, в дорогу». Это была толстая книга в твердом желтом, полотняном переплете. На обложке читаю тисненное золотом имя автора и название произведения: «Геродот. История»».
«У каждого мира есть своя тайна и что постичь ее можно только на пути освоения языка»
Первая командировка далась молодому автору тяжело. Он не знал ни страны, ни языка. Коллег в редакции его трудности мало волновали — они ждали от своего зарубежного корреспондента репортажей. Все это вогнало молодого журналиста в депрессию.
Первое время Капущинский всерьез задумывался о том, чтобы вернуться обратно в Польшу. К счастью, в тот момент сделать это было невозможно. Дело в том, что обратный билет у него был на пассажирское судно «Баторий», которое курсировало между Гданьском и Бомбеем. В 1956 году тогдашний президент Египта Гамаль Абдель Насер национализировал принадлежащую иностранцам компанию, которая управляла Суэцким каналом. Англия и Франция на это ответили вооруженной интервенцией. В результате конфликта канал заблокировали и «Баторий» не мог доплыть до Индии.
Рышард понял, что застрял в стране, вероятно, надолго, и принялся учить английский язык, который был универсальным средством общения.
«Я ходил по городу, делая заметки по поводу надписей на вывесках, названий товаров в магазинах, слов, услышанных на автобусных остановках. В темноте кинотеатров на ощупь записывал субтитры, копировал лозунги с транспарантов, которые несли встреченные на улице демонстранты. Я пробирался к Индии не через картины, звуки и запахи, а через язык, причем не родной для Индии, а иностранный, навязанный, но настолько укоренившийся, что он стал ассоциироваться с этой страной, а для меня превратился в палочку-выручалочку. Первый раунд моего поединка с Индией состоял в преодолении языка. Я понял, что у каждого мира есть своя тайна и что постичь ее можно только на пути освоения языка. Иначе этот мир останется для нас непреодолимым и непонятным, хоть бы мы прожили там долгие годы. Более того, я заметил связь между названием предмета и его присутствием в моей жизни, потому что каждый раз, возвращаясь в гостиницу, я отмечал, что видел в городе только то, название чего я знал; например, я помню акацию, но не помню росшее рядом дерево, название которого было мне неизвестно. Короче, я понимал: чем больше слов я узнаю, тем более богатый, полный и пестрый мир откроется передо мной», — написал Капущинский в книге «Путешествия с Геродотом».
«Там может разразиться Третья мировая война»
Первая командировка для Капущинского закончилась удачно. Эта поездка дала ему много материала для заметок и очерков, а в 2004 году он, уже будучи на пенсии, на основе своих путевых заметок издал книгу «Путешествия с Геродотом».
После Индии Рышарда направили ненадолго в Японию и Китай. Уже в 1958 году он вернулся в Польшу и перешел на работу в Польское агентство печати (ПАП).
Зимой 1959 года его отправили работать корреспондентом в Африку. Он побывал в Гане, посетил Нигер. Из Африки он подробно описывал процесс деколонизации континента. Его репортажи пользовались большой популярностью в Польше. В интервью газете Rzeczpospolita Капущинский так объяснил интерес публики к этой теме:
— В период деколонизации и борьбы за независимость, недостаточно хорошо зная Африку, предполагалось, что происходящие там процессы могут стать ядром большого конфликта между державами, что там может разразиться Третья мировая война.
В Конго Капущинский и два чешских журналиста были арестованы и приговорены к расстрелу. От приговора их спасли солдаты ООН, которые вывезли их в безопасное место, писал портал польской культуры.
За время командировки в Африке это был далеко не единственный раз, когда репортер оказывался на волосок от смерти. Однажды его чуть не расстреляли, заподозрив в том, что он работает на вражескую группировку. Другой раз Рышард выжил только благодаря тому, что солдат, который собирался в него выстрелить, был так пьян, что не мог держать револьвер.
В Африке Капущинский заболел малярией и туберкулезом. В местной больнице его выходили, но в 1966 году журналиста свалила тяжелая форма тропической лихорадки. Два месяца он провел в больнице в Нигерии, а затем вернулся в Польшу.
«В спорах все были согласны с тем, что прежде всего необходима расплата за все».
Весной 1967 года Капущинский отправился в трехмесячное путешествие в семь азиатских и закавказских республик Советского Союза, а уже осенью уехал корреспондентом в Латинскую Америку. Там он провел пять лет в разъездах по Чили, Мексике, Бразилии, Боливии, Гватемале.
В Центральной Америке он стал свидетелем «Футбольной войны» — шестидневного военного конфликта между Сальвадором и Гондурасом в 1969 году, который унес жизни нескольких тысяч человек. Поводом для вооруженного столкновения стал проигрыш футбольной команды Гондураса сальвадорской дружине в матчах отборочного этапа чемпионата мира по футболу.
После Латинской Америки Капущинский вернулся на родину. В 70-х он много путешествовал по Ближнему Востоку. В книге «Шахиншах», описывающей свержение последнего шаха Ирана Мохаммеда Пехлеви, Капущинский обобщил свои многолетние наблюдениям за переворотами:
«Иран — это двадцать седьмая революция, которую я наблюдал в странах Третьего мира. В дыму и в грохоте взрывов сменялись властители, падали правительства, в креслах располагались новые люди. Но одно было неизменно, неистребимо, боюсь сказать — вечно: беспомощность. Как эти помещения иранских комитетов напоминали мне то, что я видел в Боливии и в Мозамбике, в Судане и в Бенине. Что делать? А ты знаешь, что делать? Я? Нет, не знаю. А может, ты знаешь? (…) В спорах, которые велись в комитетах о том, что делать дальше, все были согласны с тем, что прежде всего необходима расплата за все».
«Сев в лодку в Пинске, можно добраться до края света»
Во времена польской «Солидарности» Капущинский поддержал рабочих. После введения военного положения он вышел из партии. Все свое время он посвятил написанию книг на основе своих репортерских заметок, воспоминаний, цитат и отчетов. В конце 80-х он уехал в двухлетнее путешествие по разваливающемуся СССР. Итогом этой поездки стал сборник впечатлений и воспоминаний — книга «Империя».
В начале 2000-х Рышард вновь навестил Латинскую Америку. В Мексике и Аргентине он провел мастер-классы для журналистов по приглашению своего друга, Нобелевского лауреата по литературе Габриэля Гарсиа Маркеса. Колумбийский писатель высоко ценил творчество Капущинского, называя его «лучшим журналистом XX века». Эта цитата классика используется в аннотации к русскому изданию «Империи».
Рышард часто заезжал в родной Пинск. Иногда сам, иногда с польскими коллегами, которые писали о нем биографические статьи. В столице Полесья сохранился дом на нынешней улице Суворова, в котором он провел детство. На фасаде здания повесили мемориальную табличку в память об именитом жильце.
— Как только у меня появляется свободное время, я с радостью возвращаюсь в Пинск, — рассказывал Капущинский журналисту газеты Rzeczpospolita. — Дорога недалекая. Днем можно выехать из Варшавы, а вечером быть у реки Пина. Брожу по немногим уцелевшим улицам, хожу на кладбище — там похоронена моя бабушка. Еще я всегда хожу на улицу Суворова, бывшую Болотную. Я смотрю на дом, в котором провел свои самые ранние годы. Я смотрю на пологий холм, на котором лежит Пинск. Давным-давно, в сезон паводков, я мог видеть оттуда море без границ, простирающееся до горизонта. Только потом я узнал, что Пина впадает в Ясельду, Ясельда — в Припять, Припять — в Днепр, а Днепр впадает в Черное море. Сев в лодку в Пинске, можно добраться до края света.
Рышард Капущинский умер 23 января 2007 года в Варшаве в возрасте 74 лет, оставив после себя богатое литературное наследие. Многие его книги переведены на десятки языков мира и считаются эталоном документалистики.
