Не всегда эмигрантам удается забрать в другую страну свою семью или по крайней мере приезжать на родину, чтобы увидеться с близкими. Отцы, вынужденные уехать из Беларуси, рассказали «Салiдарнасцi» о том, как переживают разлуку со своими детьми.
«Чтобы встретиться со своими детьми, надо придумывать стратегическую операцию»
Валерий из Минска переехал в Варшаву полгода назад. В Беларуси у него был свой небольшой бизнес. В 2020 году мужчина участвовал в акциях протеста, в изготовлении и распространении независимой прессы. Несколько его соратников оказались в неволе. По счастливой случайности, как говорит сам Валерий, он задержан не был и в целях безопасности уехал из Беларуси.
Уже десять лет мужчина женат вторым браком, от первого брака у него двое сыновей — 20 и 15 лет, они остались жить в Беларуси.
— Была идея, чтобы они уехали со мной, их мать энтузиазма на этот счет не испытывала, но и палки в колеса ставить не собиралась. Старший сын уезжать не хотел — он сейчас учится в университете. Младший хотел бы переехать, и я прилагал к этому усилия, но есть нюансы: во-первых, проблема перехода с белорусского образования на польское, к тому же пока что у меня здесь не совсем понятен статус с документами.
Валерий не видел своих сыновей уже полгода.
— Когда разводишься и дети не с тобой, очевидно, многое теряешь, как бы ни старался, это уже не тот формат. Я стараюсь быть вовлеченным, общаться, хотя все равно недодаешь. Сейчас благодаря мессенджерам мы всегда можем связаться — конечно, это не полное общение, но элемент вовлеченности есть.
Для старшего сына в том, что я уехал, сильного драматизма нет — он живет молодежной студенческой жизнью. Но в любом случае печально, когда политика разлучает. Когда, чтобы увидеться с детьми, надо придумывать стратегическую операцию — например, встречаться в третьих странах, потому что приехать в Польшу — это надо потратить много усилий и денег. Пока что мы планируем увидеться на зимних каникулах сыновей.
Материально помогаю, но сильно меньше, чем раньше. Все время есть ощущение, что я недодаю, но я стараюсь участвовать в их жизни — это же мои дети.
Мужчина рассказывает, что политическая ситуация в стране сказывается на детях, учитывая, что они еще и воочию из окон квартиры видели, что происходило на улицах Минска в 2020 году.
— Дети учились в хорошей гимназии, где педагогический состав тогда занял человеческую позицию. А теперь коллектив где-то на 70% изменился, вместо профессионалов приходят лояльные, а школа все больше приобретает красно-зеленый оттенок. Важно, чтобы ученик демонстрировал идеологическую подкованность, а успеваемость — на втором месте. То же самое происходит и в университетах, зачастую честные увольняются или сидят за решеткой, на их место приходят менее профессиональные люди.
Поэтому, например, младший сын всерьез рассматривает возможность переезда. Он интересуется международной историей, хорошо знает английский. Мы решили, что он закончит школу в Беларуси, я за это время стану здесь на ноги, и он переедет в Польшу получать образование на английском языке.
«Разумееш, што ты пазбаўлены дзяцей па рашэнні нейкіх незразумелых людзей, і гэта яшчэ больш балюча»
Міхаіл з Салігорску, год таму ён з’ехаў у Польшчу, зараз часова знаходзіцца ў Грузіі, каб зноў атрымаць польскую візу. У Беларусі ў мужчыны засталіся сыны — хлопчыкам 12 і 10 гадоў, яны жывуць з мамай, былой жонкай Міхаіла.
— Я з’ехаў вымушана, бо два разы сядзеў. Дзецям я казаў, што, магчыма, з’еду надоўга і трэба да гэтага рыхтавацца. Яны ў гэта верыць не хацелі, казалі, што я хутка прыеду. I зараць вераць, што хутка прыеду, чакалі гэтым летам. Пытаюць пастаянна, ці прыеду на канікулы. Кожны раз прыходзіцца тлумачыць, што не прыеду.
Пасля разводу Міхаіл прыязджаў да сыноў кожныя выхадныя. Зараз ён падтрымлівае сувязь праз тэлефонныя і відэазванкі — яны стэлефаноўваюцца амаль кожны дзень.
— Зараз вельмі цяжка я пражываю разлуку з дзецьмі. Асабліва цяжка, калі бачу іншых дзяцей. А часам, бывае, бачу дзяцей, падобных на маіх. Бачыш, як чалавек абдымаецца са сваім дзіцём, і разумееш, што ў цябе гэтага няма і не зразумела, калі будзе. І яшчэ цяжка, што ў мяне ў атачэнні няма такіх людзей — або тыя, у каго няма дзяцей, або тыя, хто з’ехаў разам з дзецьмі.
І вось я бачу, як бацькі купляюць дзецям кукурузу, нейкія забаўкі… Вельмі б хацелася падарыць гэта сваім дзецям, але ж пакуль не атрымліваецца. Разумееш, што ты пазбаўлены дзяцей па рашэнні нейкіх незразумелых людзей, і гэта яшчэ больш балюча.
Я высылаю трэць заробка былой жонцы, у параўнанні з Беларуссю гэта значна больш, чым раней, таму што зарплата павысілася. Таксама амаль кожны месяц я выдзяляю бюджэт на перадачу — гэта звычайна цукеркі, шакаладкі, кіндары, рэчы, абутак. Нядаўна купіў Xbox, а зараз гульні да яго. Малодшы сын ходзіць на футбол, яму купляю розныя прылады для футболу.
Міхаіл ужо год не бачыў сваіх сыноў. Ён кажа, што магчымасць сустрэцца ёсць, але ёсць праблема.
— Праблема, што мая былая жонка — «ябацька». Ёсць магчымасць зрабіць дзецям карту паляка, але яна супраць. Ёсць таксама магчымасць, каб яны прыехалі з маёй мамай, бо ў яе ёсць віза, але яна шукае нейкія адгаворкі. Зараз думаем, што наступным летам мы сустрэнемся ў Батумі.
У выхаванні сыноў, кажа мужчына, ён таксама намагаецца прымаць удзел:
— Канешне, я стараюся ўкладваць дзецям у галаву нейкія правільныя рэчы, але пакуль гэта цяжка. Напрыклад, пытаю, што рабіў сёння ў школе, а сын кажа, што яны ездзілі ў нейкі лагер міліцыі — чуць гэта цяжка і балюча. Але я стараюся ім штосьці расказваць, больш старэйшаму сыну, канешне, бо малодшы яшчэ далёка.
«Дочка обижена на меня. Ей не объясняли, что у папы не получается приехать совсем по другим причинам»
Иван из Минска, уехал в Польшу в декабре 2020 года, сейчас живет во Вроцлаве.
— У меня дочка, ей 10 лет. Я пока что женат, хотя не уверен. Недавно жена захотела развестись, я не уточнил, получилось ли. Мы в хороших отношениях, но так вышло, что мы очень давно не виделись и, наверное, не увидимся.
Я был волонтером в штабе Виктора Бабарико. Когда начались «разгоны», пришлось прятаться, а потом уже и выехать. Жена не поехала со мной, потому что, ну, как это сказать — она за стабильную процветающую Беларусь в Беларуси, у нее другие взгляды на политику. Плюс она очень привязана к родителям. Поэтому так сложилось, что мне пришлось уехать без них.
Я выезжал со студенческой визой и с планами, что смогу возвращаться в Беларусь. Это выглядело как командировка. Но получилось иначе. Сразу не было тяжело, а вот где-то через полгода стало. Это, конечно, очень неприятное чувство, когда созваниваешься с ребенком, делаешь с ним уроки, и все это через плохую связь, все в квадратиках — естественно, от этого психовали все: и я, и супруга, и ребенок.
Сейчас становится все только хуже. Дочка очень обижена на меня. У нее под настроение — то хорошо, то плохо. Но в любом случае это грустно. Сейчас еще проблема с визами, а так бы они приезжали, мы бы виделись. Дочка до сих пор думает, что я учусь себе в университете и не могу приехать.
Иван созванивается с дочкой несколько раз в неделю. Помимо этого «без пауз и перерывов» поддерживает финансово.
— В учебное время делаем вместе уроки — математику, английский. Дочка также встречается с моим братом и его детьми, а я подключаюсь по видеозвонку. Морально, конечно, разлука дается тяжело. По ребенку скучаю больше всего, еще по маме, но как-то справляюсь — много работы.
Перевезти ребенка к себе Иван не думал. Во-первых, у него во Вроцлаве «не самые лучшие условия», во-вторых, в Беларуси у дочки вся остальная семья и друзья. При этом, если в Беларуси не произойдут перемены, Иван хотел бы перевезти дочку к себе после окончания школы. Такая идея нравится и его жене — почему бы и нет, но до этого «надо еще дожить».
— А пока я пытаюсь сделать визы, чтобы они смогли ко мне приезжать. Жена в этом плане очень даже за, но организовать все это очень сложно. Она работает в госорганах, не совсем понятно, как будут выглядеть эти ее выезды. То есть нюансов много.