Стефан Эрикссон работал в должности посла Швеции в Беларуси всего четыре года, но кажется, что его судьба навсегда неразрывно связана с нашей страной. Шведский дипломат свободно говорит по-белорусски, интересуется историей и культурой страны, дружит с культурными и политическими деятелями. «Зеркало» поговорило со Стефаном Эрикссоном и узнало, только ли «плюшевый десант» был причиной его отъезда из Беларуси, чем дипломат занимается сейчас, следил ли за событиями 2020-го и что сделает в первую очередь, когда вернется в Минск.
Стефан Эрикссон, 61 год. Первый посол Швеции в Беларуси (до него в нашей стране не было шведского посольства, работало только отделение дипмиссии в России и Минске, которое с сентября 2005 года также возглавлял Эрикссон), находился на этом посту с 2008 по 2012 год. Его аккредитация не была продлена белорусским Министерством иностранных дел после событий, известных как «плюшевый десант» (4 июля 2012 года граждане Швеции залетели на территорию Беларуси на легкомоторном самолете и разбросали из него плюшевых мишек с прикрепленными к ним демократическими лозунгами).
Стефан Эрикссон свободно говорит на белорусском языке, который выучил во время пребывания в Беларуси. Радой Белорусской Народной Республики награжден медалью «100 год БНР» и Крестом добрососедства от Объединенного переходного кабинета Беларуси.
«„Плюшевый десант“ останется со мной навсегда»
— Вы как-то говорили, что годы работы в Беларуси были для вас лучшими в профессиональной жизни. Объясните почему?
— Видимо, потому, что я тогда чувствовал, что то, что я делаю, имеет какое-то значение, что то, что происходило в Беларуси, было очень интересным для меня. У меня был опыт работы в других странах Восточной Европы, в России, и мне чисто профессионально было очень интересно. Я втянулся в белорусский культурный процесс. И до Беларуси, и после в моей профессиональной жизни было много интересных моментов, но то, что было в Беларуси, когда я там работал, оставило отпечаток на мне лично. Поэтому я до сих пор говорю, что этот период был один из лучших и интереснейших в моей жизни.
— Вашу аккредитацию в Беларуси не продлили после так называемого плюшевого десанта. Прошло уже более десяти лет с тех пор. Можете ли вы теперь рассказать, была причина только в «плюшевом десанте» или белорусские власти имели к вам и другие претензии?
— Этот «плюшевый десант» останется со мной на всю жизнь (смеется). К этому вопросу всегда будут возвращаться. Действительно, прошло уже много лет. Я бы сказал, что проблемы с моей аккредитацией были и до этого десанта в начале июля 2012 года. Видимо, десант не помог этому процессу. Что было главным в решении белорусских властей, мне трудно судить даже сейчас.
— Вы говорили, что втянулись в белорусский культурный процесс. Не была ли причиной ваша активность в белорусском культурном поле?
— Даже не знаю. Да, я действительно интересовался всем белорусским, культурой, историей, имел хорошие отношения со многими представителями белорусской культуры. Но я работал на развитие не только в этой области, были также хорошие отношения с государственными учреждениями, мы были заинтересованы в развитии связей между Швецией и Беларусью на всех уровнях.
— Когда вы покинули Беларусь в 2012 году, думали ли, что уезжаете на долгое время?
— Когда стало известно, что мою аккредитацию не продлят, я понял, что уже не вернусь в качестве посла. Но я приезжал, посещал Беларусь.
— В 2018 году, верно?
— Впервые, кажется, даже в 2017-м. Я приезжал несколько раз уже отсюда, из Латвии. Уже не помню, когда в последний раз. После 2020 года точно не приезжал.
— 2012 год, когда вы уехали, был временем закручивания гаек в Беларуси, в тюрьмах было много политзаключенных. Потом вы приезжали в 2017—2018 годах, когда царила оттепель. Вы ее почувствовали?
— Честно говоря, когда я приезжал в 2017—2018 годах, у меня было время только для встреч с друзьями, знакомыми. Ситуация в Беларуси менялась постоянно, как было именно тогда — сейчас трудно вспомнить.
— Я жил в Минске в то время, и мне казалось, что началось движение в правильном направлении. Появились новые места, активизировалась городская и культурная жизнь.
— Я приезжал на несколько дней, поэтому полного ощущения ситуации у меня не было. Конечно, было заметно, что в Минске что-то изменилось, чувствовалась городская жизнь, появились новые культурные и другие учреждения. Но не могу сказать, что я заметил появление веры в будущее. Возможно, белорусы действительно это чувствовали. Но потом пришел 2020 год, это уже другая история.
«Люди почувствовали себя настоящими белорусами»
— Вы сейчас работаете в Совете министров северных стран в Латвии. Расскажите, чем вы занимаетесь и присутствует ли в вашем рабочем расписании белорусский вопрос.
— В Совете министров северных стран в Риге мы работаем над развитием отношений между северными странами и Латвией. Это моя основная работа. Белорусский вопрос всегда со мной останется, но он уже не связан непосредственно с моей профессиональной деятельностью. Совет министров северных стран занимается белорусскими проектами, но это делает наш офис в Литве, в Вильнюсе. Это не значит, что Беларусь совсем отсутствует в моей жизни в Риге, здесь тоже есть белорусская диаспора, я поддерживаю контакты с ней. В прошлом году сюда приезжала Светлана Тихановская, нам удалось вместе с Датским институтом культуры и шведским посольством организовать концерт «Вольнага хору» из Беларуси. Это, скорее, исключение, но мы посчитали важным такой концерт поддержать.
— Вы видели жесткий разгон протестов в Минске в 2010 году, многие из политиков и активистов оказались в тюрьмах. Какие мысли и чувства у вас были, когда вы узнали о событиях 9 августа 2020 года и следили за тем, что происходило позже?
— Конечно, я следил за всем этим. С одной стороны, было удивление. Не потому, что все это произошло неожиданно, а из-за того, как это происходило, как белорусы в Минске и не только мирно вышли сказать, что хотят перемен. Я этого не ожидал. Возможно, потому, что не был в стране и чего-то не знал, но думаю, что некоторые белорусы тоже удивлялись этому. Это движение, когда люди будто бы проснулись — это то, чего многие долго ждали и не все верили, что это возможно, но обстоятельства сложились так, что это произошло. И я так же, как многие белорусы, испытывал определенную эйфорию сначала, это давало надежду на то, что изменения возможны и что они произойдут.
— Но потом у большинства белорусов эйфория перешла в апатию. У вас тоже?
— Потом все развивалось так, как развивалось. Примечательно, что в этом движении существенную роль сыграла именно белорусскость, что оно было по своей сути белорусским. Люди, видимо, сами того не ожидая, почувствовали себя настоящими белорусами и были готовы это показать. Но, к сожалению, мирные манифестации, в которых приняли участие, думаю, миллионы белорусов, оказались недостаточными для того, чтобы наступили изменения.
— Как вы думаете, почему жесткое поведение белорусских властей стало возможным? Может, странам Запада следовало в 2010 году сильнее давить на Лукашенко, чтобы избежать событий 2020-го?
— Произошедшее показывает, что у властей были средства противостоять мирному протесту и их хватило, чтобы его подавить. Я думаю, что давление со стороны Запада в этой ситуации — вопрос гипотетический. Я не уверен, что в то время это помогло бы. Трудно сказать, я следил за событиями как обыватель и не был связан с тем, что происходило, но думаю, что, к сожалению, такое давление вряд ли изменило бы что-то. Возможно, я ошибаюсь, но не знаю, какое давление было бы возможно в той ситуации, по крайней мере мне не совсем ясно, что извне смогло бы повернуть события в другую сторону.
— С кем из белорусов вы сейчас поддерживаете самые тесные контакты?
— Контакты я поддерживаю со многими, но ситуация такая, что мне не хочется называть имена. Извините, не стоит лишний раз подставлять людей. Конечно, сейчас я в основном встречаюсь с белорусами, которые уже живут не в Беларуси, а в Латвии, Литве, Польше, Швеции. С теми, кто остается в стране, приходится поддерживать связь через социальные сети или другие средства коммуникации.
«Знаю многих белорусов, которые сейчас за решеткой»
— Как вы оцениваете нынешний белорусский политический процесс? По вашему мнению, демократические силы Беларуси сейчас более объединены, чем были во время вашей работы в Беларуси?
— Я наблюдал за тем, как демократические силы пытались объединяться в прошлом, и я знаю, что это было сложно делать в условиях, которые были тогда в Беларуси. Люди разные, они, к сожалению, не идеальны, у них есть амбиции, это хорошо, но амбиции могут мешать процессу. Мне кажется, что сейчас сотрудничество ведется успешно, и я всегда считал и считаю, что важно, чтобы люди, находящиеся в сложных условиях (многим пришлось уехать из страны), искали общее, находили способы вместе бороться за демократическую и европейскую Беларусь. Полного объединения никогда не произойдет, всегда будут люди, у которых есть свои мысли, и они имеют на это право. Но в основном то, что я вижу, свидетельствует, что процесс объединения идет успешно, насколько это возможно.
— Во время Конгресса белорусской культуры в эмиграции вы поддержали Алеся Беляцкого. За судьбой кого еще из белорусских политических заключенных вы следите? Поддерживаете ли контакты с ними, с их семьями?
— Я знаю многих людей, которые сейчас, к сожалению, находятся за решеткой. Стараюсь следить за их судьбами. Иногда мне немного стыдно, что я не пишу им писем. Кому-то я писал, но, конечно, нужно было писать больше. Через социальные сети я поддерживаю контакты с семьями некоторых политических заключенных.
— Как вы поддерживаете свой уровень белорусского языка и вообще «Беларуси-в-себе»? Что читаете, смотрите?
— Когда я приехал работать в Латвию, у меня было задание выучить латышский язык, поэтому некоторое время «Беларусь-во-мне» не очень активно присутствовала. Но я встречаюсь с белорусами здесь и в соседних странах, это помогает. В тех же социальных сетях у меня остается много контактов и моя лента полна событий из Беларуси. Я поддерживаю связи с культурными деятелями, но немного и читаю, конечно. На Конгрессе белорусской культуры в эмиграции была возможность не только встретиться с людьми, но и приобрести новые книжки Ольгерда Бахаревича, Юлии Тимофеевой, буду с удовольствием читать их произведения и другие тоже.
— Сотни тысяч белорусов оказались в эмиграции. Как думаете, у них есть шанс вскоре вернуться домой и когда это может произойти?
— Я хорошо понимаю чувства белорусов и их желание вернуться домой. Я очень надеюсь и верю, что это обязательно произойдет. Когда это произойдет — зависит от многого, не только от самих белорусов, но и от процессов, идущих в соседних странах. Мне не хочется верить, что белорусы смогут вернуться домой через поколение, такие прогнозы я иногда слышу. Сейчас все в мире развивается довольно быстро, поэтому я верю, что могут случиться неожиданные события, которые ускорят этот процесс. А если конкретно — этого, к сожалению, не знает никто.
— А когда вернетесь в Беларусь, то что сделаете в первую очередь? Куда пойдете, с кем встретитесь?
— Думаю, что в первую очередь пойду на прогулку по Минску. Мои любимые места — это сохранившийся исторический центр, я там жил и работал. Я знаю, что там произошли изменения, надеюсь, положительные. Потом я бы выехал из Минска, посмотрел бы на другие места, где давно не был. Поехал бы на Полесье, на Браславщину, в Витебск. Приблизительно так я представляю свое возвращение.
Читайте также
