Недавно мы писали о синдроме самозванца — феномене, когда люди чувствуют неуверенность в своем интеллекте, навыках или достижениях. По мнению специалистов, он часто появляется из-за строгого воспитания в семье. Например, если человека чрезмерно контролировали или грубо критиковали за ошибки, это может вылиться в проблемы во взрослом возрасте. Впрочем, речь не только о синдроме самозванца — жесткое воспитание по-разному отпечатывается на психике. «Зеркало» рассказывает истории тех, на кого такая обстановка в семье сильно повлияла (не в лучшую сторону), и как это можно изменить, если вы уже не ребенок.
Все имена в тексте изменены в целях безопасности собеседниц.
«Жду, что мне сделают больно, ведь это то, чем занимаются близкие»
Детство 30-летней Маргариты можно назвать прекрасным: многочисленные поездки за границу с родителями, большие застолья с родственниками, хорошие отношения с братьями и сестрами, каникулы на природе в деревне и на даче. Но в такой внешне счастливой семье, рассказывает собеседница, ее воспитывали, основываясь на приказах, угрозах, запретах, критике, манипуляциях. Детьми обычно занимались женщины: мама и бабушка, — и это, по воспоминаниям Маргариты, было похоже на игру в плохого и хорошего полицейского.
— Бабушка забирала меня из садика и возила в музыкальную школу, гуляла со мной, проводила со мной все лето. А вот за «воспитание» ― желание, чтобы я соответствовала каким-то общепринятым нормам, определение того, что мне стоит и не стоит делать, наказания — отвечала мама, — рассказывает женщина. — Но она была непостоянна: в один день могла похвалить за что-то, в другой — отругать за это же.
Маргарита говорит, что до сих пор не знает: делалось это осознанно или чисто машинально.
— Она могла неделями игнорировать мое существование в детстве, когда я была особенно привязана к ней, в том числе и тактильно, — говорит собеседница. — Иногда мама развлекалась тем, что осознанно и планомерно доводила меня до истерики: садилась рядом и начинала что-то говорить. Из ее речей я сейчас не могу вспомнить ни слова, но помню, что через 15 минут после их начала, когда я уже начинала задыхаться от слез, прибегала бабушка и пыталась что-то с этим сделать. Один из любимых методов мамы — прикладывать все усилия, чтобы убедить меня в том, что какой-то мой поступок, нормальный с моей точки зрения, был совершенно неправильным.
Наказания для Маргариты до сих пор остаются сложной темой. Помимо непростых отношений с мамой, в жизни собеседницы было и физическое насилие: иногда на нее поднимал руку отец.
— Как метод контроля папа предпочитал крик и подзатыльники во время выполнения мной домашней работы. Его раздражало, когда я чего-то не понимала, была уставшей или недостаточно аккуратно писала в тетрадях и дневнике, — вспоминает Маргарита. — Хотя порой с ним даже можно было обсуждать разные вещи в формате дискуссии: без опасений, что это воспримут как-то неправильно и подвергнут критике.
А критику в свою сторону Маргарите приходилось часто слышать: внешность, поведение, успехи в школе — все было не таким, как хотели родители.
— Они часто обращали внимание на недостатки, чтобы я «не забывала их исправлять». Критиковали поведение: им явно хотелось, чтобы я соответствовала какому-то идеалу, но они и сами не до конца понимали, какому именно. Поэтому их «пожелания» всегда были расплывчатыми: «Не носи все время черное, а то как монашка! Фу, зачем ты вырядилась в эту красную кофту, у тебя и так зеленый цвет лица, тебе не идет! Дреды? Это уже смешно в твоем возрасте». А мне было 18, — с возмущением рассказывает женщина. — Требовали успехов и высоких оценок в детском саду, музыкальной и обычной школах. До средней и старшей школы весь процесс домашней работы строго контролировался и проверялся. Дальше контроль ослаб отчасти потому, что они уже не очень разбирались в дисциплинах, отчасти из-за того, что я научилась изощренно врать.
Маргарита говорит, что всегда старалась спрятаться, стать бесшумной, менее заметной. По ее словам, в семье отстаивать свое мнение было «слишком энергозатратно и бессмысленно» — в основном потому, что его вряд ли примут всерьез.
В старшей школе Маргарита все-таки начала оспаривать авторитет родителей и пресекать их попытки причинить себе вред. Но процесс сепарации (переход от «подчинения» родителям к тому, чтобы быть с ними на равных) у нашей собеседницы, по ее оценке, идет до сих пор. Ситуацию осложняет нежелание матери и отца принять, что то, как они себя вели с дочкой в детстве, воспринимается ею как насилие.
— Мама только повторяет: «Ты придумываешь, этого не было! Мне вот говорили, что все хорошее ты забудешь, запомнишь только плохое, и зачем я так старалась…» — пересказывает Маргарита. — Но надо отдать должное родителям: они поддержали меня после того, как мне диагностировали биполярное аффективное расстройство, которое проявляется в смене пониженного и повышенного настроения. И даже честно пытаются с пониманием относиться к моим состояниям. Правда, получается с переменным успехом.
Сейчас Маргарита старается не таить обиды на родителей и считает, что социально одобряемое умение чувствовать настроение других людей и стремление гасить конфликты возникло у нее не от счастливого и спокойного детства. По ее мнению, воспитание также привило ей страх начинать что-то новое — вероятно, из-за критики со стороны взрослых.
— Также у меня есть проблемы с доверием: как только я привязываюсь к людям, жду, что они сделают мне больно, ведь в моей голове это как раз то, чем занимаются близкие. Не всегда понимаю, нормально человек ведет себя по отношению ко мне или нет, приходится уточнять у друзей, ведь с понятием нормы я знакома отдаленно, — признается собеседница. — И финальное: я живу со знанием, что абсолютно любой человек может меня ударить, как и мой отец.
«Ты видишь, что мама злая, — и все, у тебя нет шансов»
26-летнюю Альбину воспитывали примерно так же. Но, по ее словам, дополнительно навешивали на нее женскую ролевую модель и гендерные стереотипы, когда она была еще маленькой. Главными «воспитателями» снова были мама и бабушка. Поскольку Альбина — единственный ребенок в семье, они объединили свои силы в желании сделать из нее главный повод для гордости.
— Но я сразу как-то не сильно вписывалась в их представления об идеальной дочери: девочки-девочки, покорной и удобной для всех. От меня ждали, что я буду ходить в платьишках, постоянно говорить про то, как их люблю и уважаю, а я просто хотела с дедом в гараже сидеть, ремонтировать вещи, разбираться в деталях автомобиля, — вспоминает собеседница.
Уже с младшего школьного возраста Альбину без ее желания отдали на бальные танцы. Бабушка с мамой надеялись, что она смирится и будет прилежно учиться быть грациозной и женственной, а также познакомится — с заделом на будущее — с сыном бабушкиной подруги. Но долго это не продлилось — мальчик, который был в паре с Альбиной, слишком волновался и не мог участвовать в соревнованиях, а других партнеров подходящего возраста не нашлось.
— Их попытки на этом не закончились — в средней школе меня отдали уже на восточные танцы. И это в том возрасте, когда я уже точно осознавала, что не хочу этим заниматься! — вспоминает Альбина. — Мое желание ходить в секцию по каратэ, борьбе просто игнорировалось. У них был пунктик насчет фигуры. Даже когда я сказала, что хочу ходить в бассейн, первой реакцией было: «Ты накачаешь себе руки, посмотри на пловчих». А когда у меня уже отпал интерес, то под предлогом, что это полезно, все же отправили на плавание. В бассейне я хитрила: сидела все занятие в раздевалке, потом мочила голову и шла домой.
Чтобы как-то замотивировать Альбину слушаться и вести себя в желаемых взрослыми рамках, ее постоянно сравнивали с другими детьми. «Пример для подражания» выбирали прямо из ее друзей.
— Идеалом для них была моя подруга и по совместительству одноклассница, — говорит Альбина. — Например, если я буду есть что-то вкусное, то мне сразу с укором расскажут, мол, Ира, когда ее угостили чем-то вкусным, поделилась с мамой, а вот я и не подумаю так сделать. Или когда был выпускной в школе, то, конечно же, нужно идти в платье, как все мои подруги. Хотя я в принципе не хотела там быть.
Часто Альбина слышала в свою сторону угрозы, что ее отдадут в детский дом или что бабушка придет в школу и расскажет одноклассникам, как «плохо» девушка себя ведет.
— А меня ведь даже нельзя назвать хулиганкой! Да, я была странным, нелюдимым ребенком, но не делала ничего такого, за что даже минимально можно грозиться таким, — признается собеседница. — Мама со своей стороны всегда давила морально: ты видишь, что она злая, и все — у тебя нет шансов. Обязательно будет кричать, найдет повод сорваться из-за любой мелочи: предугадать какой было совершенно невозможно.
Также у Альбины достаточно рано возникли конфликты с родителями на почве жизненных ценностей: ее учили быть спокойной, сидеть тихо и не высовываться, быть умней и подстраиваться. Но она не хотела такой быть.
— Я не считала, что нужно лизать всем ж*пу, молчать в тряпочку, поэтому уже в средней школе решила больше читать — пусть меня литература воспитывает, а не родители. Конечно, это было определенной формой эскапизма (избегания. — Прим. ред.) из-за постоянной критики, — вспоминает девушка. — Она была во всем. Приду к бабушке — ругань с порога, ведь я не так и не там поставила кроссовку. И вместо того чтобы смолчать, она обязательно укажет на это. А я сразу сажусь на коня с мыслью, что нет, не буду терпеть.
Когда родители уставали бороться с неповиновением дочери словесно, то переходили к физическим наказаниям. По словам Альбины, бывало, что ее били ремнем.
— Однажды бабушка настолько сильно ударила, что выступила кровь, а потом и синяк появился. Правда, после этого она извинилась, — говорит Альбина. И добавляет, что связывает детство с постоянным чувством сожаления, что «у нее все не так, как у других»: — Когда я приходила к кому-то в гости, то видела, что к детям не цепляются по малейшим поводам, не критикуют каждый их шаг и поведение.
Особенно запомнилось Альбине, что мама и бабушка любили припомнить ей все «грехи», даже если они были в далеком детстве.
— Даже сейчас припоминают, как я не стала останавливать отца, когда он захотел уйти из семьи, а просто сказала, мол, хорошо, ладно. По мнению мамы и бабушки, я должна была сказать: «Нет, не уходи, нужно сохранить семью». Хотя я последний человек, от которого это зависело, — удивляется собеседница.
До сих пор Альбина старается не делиться ничем личным с мамой и бабушкой. По ее ощущениям, она никогда не будет для них равной собеседницей.
— Что бы я ни сказала, они будут считать, что я глупая и ничего не понимаю про жизнь, — говорит женщина. — Парадокс в том, что мама и бабушка меня любят — это чувствуется. Правда, в то же время они не могут принять, что я такая, какая есть, что нужно перестать меня переделывать.
Альбина считает, что из-за такого отношения у нее появилось понимание, что важно иметь доход, чтобы больше не приходилось зависеть и прогибаться, надеясь, что тебе соизволят купить что-то желанное. И если это вроде бы неплохо, то в то же время собеседница боится начать что-то новое, чувствуя неуверенность в успехе.
А что делать, если мое детство было таким же?
Имя специалиста, с которым мы консультировались, не называется в целях его безопасности. Он магистр психологии с 5 годами опыта работы, практикует когнитивно-поведенческий подход. В основном работает с запросами, вызванными тяжелым детством.
Авторитарный тип воспитания — именно так называется то, что описывают собеседницы «Зеркала», — повышает риск формирования тревожных расстройств. А если такое воспитание сочеталось еще и с жесткой критикой, то также повышается и риск развития депрессии, говорит специалист.
Несмотря на то, что травмы всегда индивидуальны, общие выделить можно. Психолог называет среди них заниженную самооценку, чувство отверженности и непринятия, неумение дисциплинировать и контролировать себя без подсказки и наставления со стороны, а также ригидность. Это означает неумение приспосабливаться и импровизировать.
— Кроме того, один из распространенных вариантов психологической защиты — это игнорировать все вышеперечисленные проблемы, поэтому признать их наличие может быть довольно сложно, — добавляет специалист. — Еще сложнее бывает связать их с той или иной детской травмой, как это получилось у Маргариты и Альбины. Если само наличие проблем вы уже заметили и признаете их, то в дальнейшем можно проанализировать их влияние на вас.
По словам психолога, доступный способ это сделать — попробовать представить свою жизнь через 2−3 года с сохранением связанного с травмой поведения и без него.
— Таким образом, вы будете четче понимать, какое влияние на вас имеет травма. Также часто бывает, что схожая травма может присутствовать у ваших братьев или сестер, родителей. Подумайте о том, как она влияет на их жизнь, — предлагает психолог. — Довольно часто оказывается, что именно травма сформировала те черты, которые вам активно не нравятся в ваших близких, а значит, и в себе.
Если финансы позволяют, не будет лишним посетить психотерапевта. Такие специалисты могут смягчить силу негативных эмоций, связанных с травмой, и обратят внимание на ваши сильные стороны, которые могут помочь справиться с ней.
— Часто достаточно помочь человеку подкорректировать стратегии переживания и борьбы с травмой, которые он использует. Если же травма игнорируется самим человеком, работа начинается с эмоций: их нужно научиться распознавать и не критиковать себя за их наличие, — поясняет специалист. — В некоторых случаях применяются методики, нацеленные на то, чтобы помочь человеку как бы заново пережить момент травмы, воспринимая ее уже с позиции взрослого, тем самым изменить взгляд на ситуацию, снизив выраженность негативной эмоции.
Для того чтобы полноценно проработать травму самостоятельно, по мнению психолога, нужно больше смелости и упорства, чем для того, чтобы сделать это же со специалистом. Но несколько советов для тех, кто готов попробовать, он все же дает:
- Почитайте специальную литературу. Существует большое количество хороших книг для самопомощи: в первую очередь, акцентирует специалист, в рамках когнитивно-поведенческого подхода. Если у автора есть несколько работ, написанных для специалистов-психологов, то, скорее всего, книга заслуживает вашего доверия.
- Ведите дневник мыслей и событий, которые вызывают у вас негативные эмоции, связанные с травмой. Специалист говорит, что если научиться отслеживать и записывать мысли, то проще смотреть на них критически, искать логические ошибки, преувеличения и искажения в восприятии реальности.
- Обратитесь к собственному опыту и проанализируйте те стратегии, которые уже помогали вам справиться с другими тяжелыми ситуациями в жизни. Подумайте, как можно применить их, чтобы легче переживать последствия именно детской травмы.
