Недавно независимые белорусские издания поднимали тему вероятного харассмента в Европейском гуманитарном университете (ЕГУ), который был основан в 1992 году в Минске, но с 2004-го работает в Литве. В частности, речь шла о художнике и доценте департамента (аналог факультета) гуманитарных наук и искусств Сергее Селецком. По словам предполагаемых потерпевших, он отпускал резкие комментарии об их национальности или работах — то есть буллил студенток, — а некоторые из них заявили и о сексуализированных домогательствах. Пока этическая комиссия ЕГУ решает, на чьей стороне в этой истории правда, Ирина Сидорская рассуждает, как должна измениться среда в университетах, чтобы похожих ситуаций больше не возникало (или хотя бы стало меньше).
Ирина Сидорская
Доктор филологических наук, экспертка в области медиа и коммуникаций, гендерная исследовательница.
С 1998 года преподавала на факультете журналистики БГУ, в 2010—2020 годах там же возглавляла кафедру технологий коммуникации и связей с общественностью. Вела телеграм-канал Gender_gap. После протестов в Беларуси уволилась и уехала из страны.
Недавно вспомнилось: начало 1990-х годов, я спрашиваю у сокурсницы, как принимает зачет приходящий преподаватель, читающий у нас какой-то малоинтересный, но обязательный спецкурс. Она отвечает: «Я напрягаться точно не буду. Сказали, что нужно войти одной из последних и поговорить с ним „за жизнь“. Ну, подержит он меня за ручку, может, поцелует в щечку, не рассыплюсь. Ему это с девушками нравится, а у меня времени нет на всякие спецкурсы, нужно курсовую срочно доделывать».
Я думала, что давно и прочно забыла об этом разговоре. Не вспоминала о нем до недавней ситуации с отказом частной галереи в Вильнюсе от запланированной выставки белорусского художника и по совместительству доцента Европейского гуманитарного университета.
Этот случай вызвал бурную реакцию. Часть людей встала на защиту художника, обвинив галерею не только в необоснованной отмене выдающейся личности, но даже в желании хайпануть на его репутации. Другие стали активно требовать разобраться, отметив, что обвинения в адрес этого человека звучат не впервые, а в ЕГУ как раз существует этическая комиссия, которая и должна рассматривать подобные дела. Мол, вряд ли, зная о картинах художника, можно объективно судить о его поведении в университетской аудитории.
Ситуацией заинтересовались белорусские медиа. Они постарались разобраться в произошедшем, реконструировали события и предоставили слово всем участникам: самому преподавателю, его предполагаемым жертвам (большинство из них высказались анонимно), художественной галерее, ЕГУ, в том числе председателю его этической комиссии.
Эти тексты вызвали больше вопросов, чем ответов. После этого были опубликованы новые рассказы предполагаемых жертв (не только анонимные) и свидетелей поведения преподавателя, а пресс-служба ЕГУ сообщила, что преподаватель временно отстранен от работы и его дело рассматривает специальная комиссия. В ее состав включены «студент_ки, преподаватель_ницы, представитель_ницы Комиссии по академической этике и Сената ЕГУ», кроме того, «планируется привлечь независимых эксперт_ок в составе отдельной комиссии, которая изучит обстоятельства, послужившие поводом для публикаций, и представит свой отчет Специальной комиссии ЕГУ».
Вердикт комиссия пока не вынесла, но он уже вряд ли разрешит ситуацию. Если в нем будет сказано об отсутствии доказательств неэтичных действий, это вызовет возмущение тех, кто считает, что имеющихся доказательств достаточно. Подтверждение же комиссией случаев буллинга и домогательств — а именно в этом студентки обвиняют преподавателя — повлечет лишь дальнейшие разбирательства в отношении его самого и, возможно, департамента и университета.
Станет ли эта ситуация прецедентом открытого, честного и заинтересованного обсуждения важной социальной проблемы необходимости обеспечения безопасной академической среды для всех ее участников, покажет время.
Почему буллинга и харассмента может быть гораздо больше, но об этом почти не говорят публично
Вряд ли это единственный случай, когда университетский преподаватель обвиняется в буллинге и харассменте. Такие ситуации наверняка происходили раньше и продолжают происходить, однако информация о них почти не просачивается за пределы студенческих аудиторий или узких групп в социальных медиа. И тому есть причины.
Общественное мнение в таких делах — традиционно не на стороне жертвы, которая либо «сама виновата», либо «все неправильно поняла». Виктимблейминг — обвинение жертвы — на мой взгляд, основная реакция большинства белорусов и белорусок на информацию о насилии. Что жертва сделала не так, чем спровоцировала насилие, что могла сделать по-другому, чтобы избежать «нежелательных, но естественных в подобной ситуации последствий» — именно такие рассуждения распространены при обсуждении случаев домогательств или буллинга. И зная об этом, пострадавшие предпочитают молчать.
Университет, как и любая другая корпорация, встает на защиту «своего», ведь неблаговидный поступок сотрудника бросает тень на всю организацию, а погоня за высокими рейтингами, привлекательным имиджем и в итоге — за абитуриентами — способствует заметанию проблем под ковер.
К такой позиции организации нередко подключается профессиональная общественность — из той сферы, где работает или с которой связан преподаватель. Представители сферы присоединяются к стороне защиты, подчеркивая выдающиеся профессиональные (а отнюдь не педагогические) компетенции своего товарища. Им жаль ломать налаживаемые годами связи и отношения, не хочется лишних действий и разбирательств. Опять же: тень, упавшая на коллегу, может затронуть и их, поэтому важно показать, что никакой, самой маленькой, тени здесь нет вовсе.
Для этого используется презумпция невиновности — общественность требует предоставить доказательства неэтичного поведения, аргументируя свою позицию тем, что если бы хотя бы небольшая часть обвинений соответствовала реальности, то обвиняемый давно бы получил по заслугам. Понимание того, что в ситуации буллинга и особенно харассмента классический принцип презумпции невиновности может не действовать, так как представить доказательства порой крайне сложно, пока не сформировано. С другой стороны, пока остается непонятным, а что должно действовать вместо нее.
Ситуацию обостряет разность социальных статусов абьюзера и жертв. Абьюзер — обычно уважаемый профессионал, проработавший в сфере и корпорации не один год, у него есть значимые достижения, подкрепленные соответствующими наградами и степенями, сформированная репутация. Ему доверяют по многим вопросам, и часто небезосновательно.
Жертвы же, наоборот, обычно никому не известны, так как очень молоды и только начинают свой профессиональный и карьерный путь. Это студентки, стажерки, молодые специалистки — причем чаще те, кто не имеет поддержки семьи, для кого данный город или даже страна не являются родными, кто очень нуждается в подработке или стипендии.
Часто это не слишком уверенные в себе и своих способностях молодые женщины, те, кто первыми в семье получают высшее образование или выбирают данную сферу, кому не на кого опереться. У них может не все получаться и даже может многое не получаться, поэтому на фоне профессионального и уверенного в себе преподавателя они выглядят как сторона, не заслуживающая доверия. Все это делает их в глазах общественного мнения не пострадавшими, а либо «глупенькими девочками, которые напридумывали себе неизвестного чего», либо проходимками, которые рассчитывают таким способом добиться незаслуженных благ.
Особенно внимательными нужно быть к риску появления буллинга и харассмента в университетах — вот почему
Речь, конечно, идет не о том, что в университетах собираются лишенные моральных принципов или склонные к насилию люди. Но специфическая структура и атмосфера образовательных учреждений являются благодатной почвой для злоупотреблений. Поэтому университетам так необходимы подробно прописанные этические кодексы и — главное! — реальная работа по внедрению этих кодексов в повседневную практику.
Во-первых, университеты — это корпорации, где в абсолютном большинстве случаев на низовых должностях или в качестве студенток (магистранток, аспиранток) трудится большое количество молодых женщин, тогда как на другом полюсе организационной иерархии находятся мужчины «в самом расцвете сил» и обладающие выраженной харизмой (конечно, такими преподавателями могут оказаться и женщины, но я рассматриваю типичный случай).
Во-вторых, все участники и участницы академической корпорации — совершеннолетние, это снимает многие этические ограничения, действующие на предыдущих этапах обучения. Одновременно речь идет о молодежи, в силу возраста настроенной на построение отношений, поиск пары. Обе группы хорошо видят преимущества друг друга: в одном случае — красоту, свежесть, перспективность юности, в другом — статус, репутацию, ресурсы зрелости.
Однако необходимо помнить, что романтические и иные межличностные отношения могут быть только между равными друг другу людьми. В организации такое равенство исключается: сотрудники и руководители, студенты и преподаватели обладают разными социальными статусами — и неравенство статусов автоматически делает неравными любые другие их взаимодействия. Поэтому отношения между начальниками и подчиненными, преподавателями и студентами — это отношения не любви, симпатии, сексуального влечения, это отношения власти и подчинения.
В-третьих, выстраивание эффективного взаимодействия между преподавателем и студентами требует времени, усилий и мастерства, которых у современных белорусских преподавателей, обычно донельзя замотанных и заработавшихся, нет. Возникает соблазн управлять этим взаимодействием с позиции силы: понятно, что не физической, а силы профессиональной харизмы — и нередко буллинга. Рецепт простой: доказать свое право на управление группой максимально быстро и понятно для всех можно с помощью демонстрации собственного профессионального и интеллектуального превосходства над остальными.
Буллингу не обязательно становиться повседневной практикой: достаточно время от времени осадить студентов снисходительной иронией, плохо замаскированным сомнением в их интеллектуальных и творческих способностях, публичным унижением. Особенно часто обесценивание ежедневных усилий, результатов учебных и творческих проектов, сексистские шутки и опора на стереотипы применяются в отношении студенток. «Курица — не птица, женщина — не философ», «Зачем вам напрягать вашу хорошенькую головку», «Вот выйдете замуж, будете мужу и детям диплом показывать», «Девоньки, вы такие тупенькие» — примеры высказываний белорусских преподавателей, которые я слышала, когда сама была студенткой.
В-четвертых, отношения между преподавателями и студентами не регулируются конкретными правилами. За исключением аудиторий, в которых происходит публичная коммуникация, остается немало возможностей для непубличных взаимодействий. Это индивидуальные консультации, беседы после пар, совместная работа над курсовым или дипломным проектом, наконец, экзамен, который также может быть проведен в формате «тет-а-тет». Это способствует тому, что часто о буллинге и тем более о домогательствах в отношении определенной студентки группа, в которой она учится, а также другие участники образовательного процесса могут даже не подозревать.
Такая свобода взаимодействий является частью академических свобод и, безусловно, должна оставаться, однако в целях ее безопасной для обеих сторон реализации должны быть прописаны соответствующие «красные линии», выход за которые повышает риски неэтичного и даже криминального поведения.
Так что могут сделать университеты, чтобы обеспечить условия безопасности в такой среде?
Все перечисленное создает сложную, в том числе для преподавателей, ситуацию. Особенно это касается возрастных академиков, заставших времена, когда крутить романы со своими студентками, а тем более аспирантками, было не только не зазорно, но и составляло предмет гордости. Все мы — продукты своего времени, поэтому без подсказок извне и дополнительных усилий бывает сложно понять, почему то, что было возможно и если не приветствовалось, то и не запрещалось ранее (например, еще 40 или 25 лет назад), сегодня воспринимается совершенно по-другому и может стать большой проблемой для всех вовлеченных.
Решение здесь, на мой взгляд, — постоянно обсуждать и совместно определять, что возможно, допустимо в рамках взаимодействия преподавателей и студентов, а также сотрудников разного уровня иерархии, а что нет. Белорусские университеты должны взять на себя ответственность помочь всем группам академической общественности совместно выработать четкие критерии и правила поведения.
Это можно делать через специальные обсуждения, вернув, например, «кураторскому часу» (что-то вроде аналога «классного часа» в школе, который проводит для группы преподаватель ее кафедры. — Прим. ред.) его актуальный смысл. Он задумывался как механизм более легкого включения первокурсников в университетскую общность через ознакомление с ее ценностями и принципами вместо наполнения пустыми идеологемами или посещения пропагандистских мероприятий. Подобную роль могут выполнять спецкурсы «Университетоведение», «Корпоративная культура университета» и другие, в которых информирование о философии и этике академической корпорации сочетается с активным обсуждением проблемных моментов и привнесением каждым поколением студентов нового, актуального содержания.
Подобные обсуждения необходимы и среди сотрудников университетов. HR-департаменты, коммуникационные подразделения могут взять на себя организацию и модерацию подобных обсуждений, а также знакомство академической общественности с зарубежным опытом в этой области. Мы, граждане Беларуси, не являемся первопроходцами в сфере университетского буллинга и харассмента, поэтому имеем возможность не изобретать велосипед и учиться на ошибках других людей и структур.
Наконец, этические комиссии, сейчас действующие в большинстве университетов либо абсолютно формально, либо лишь для идеологического контроля поведения студентов и сотрудников, должны стать реальным органом самоуправления и предупреждения дискриминационного поведения. Для этого в их состав должны входить представители и представительницы всех целевых групп, причем действительно вовлеченные и мотивированные в разрешение проблем, а также обладающие специальными знаниями и компетенциями, чтобы эти проблемы решать. Периодическое «повышение квалификации» в области инклюзии, гендерного равенства, предупреждения буллинга и домогательств должно стать таким же привычным для университетской среды, как любое другое развитие профессиональных компетенций.
Получается, что только совместные действия академической общественности — не только преподавателей и учащихся — сделают образовательную среду более безопасной и дружественной в отношении всех ее участников.
Но пока я все это писала, поняла: у белорусской системы высшего образования сейчас совсем другие задачи и проблемы. Заставить замолчать несогласных, уволить и отчислить нелояльных, убедить студентов в том, что обязательное распределение — для их же блага, а государственная идеология — истина в последней инстанции… Там точно не до безопасной образовательной среды, не до уважения к человеческой личности, а призывы к нулевой толерантности к насилию и манипуляциям просто не будут восприняты. Поэтому сегодня так важен прецедент Европейского гуманитарного университета — все еще белорусского вуза, работающего в изгнании и по стандартам Евросоюза, — чтобы на его примере увидеть, как академия может решать проблемы, защищать тех, кто нуждается в защите, и — главное — извлекать уроки из допущенных ошибок.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
