Она уехала из Беларуси в 1944-м, когда ей было всего восемь лет. Вместе с родителями какое-то время жила в Дании, потом семья перебралась во Францию. Выйдя замуж, переехала в Испанию, которой в то время руководил диктатор Франсиско Франко, а позже судьба направила ее в Канаду. В зрелом возрасте Беларусь она посетила всего однажды, но ее жизненный путь всегда был связан с родиной. Уже 27 лет Ивонка Сурвилла — восьмой председатель Рады Беларусской Народной Республики. «Зеркало» поговорило с ней о различиях между «старой» и «новой» волнами беларусской эмиграции, диктаторах Франко и Лукашенко, смерти дочери и отношениях со Светланой Тихановской и Зеноном Позняком.
«Дома говорили только по-беларусски»
— Вы родились в 1936 году в Столбцах, вместе с родителями уехали из Беларуси в 1944-м. Почему они решились на этот шаг?
— Когда большевики в 1939 году в первый раз пришли в Западную Беларусь, то арестовали моего отца и осудили на пять лет ссылки в Сибирь, но отправить не успели. В тюрьме он сидел девять месяцев, и когда большевики бежали перед надвигающимся немецким фронтом, узники выломали стену тюрьмы и разбежались. Поэтому родители мои знали, что их ждет после прихода советской армии. По инициативе мамы они выехали в беженство с тремя маленькими детьми — мной, младшим братиком Лёником и восьмимесячной сестричкой Предславой.
— Какие воспоминания о родине сохранились у вас с детства?
— Лучшие воспоминания — из Засулья (деревня в Столбцовском районе. — Прим. ред.), где я проводила много времени у моих деда и бабушки, пока семья не выехала в Барановичи, когда мне было шесть. Выехали, потому что маму искали партизаны, чтобы расстрелять, — она учила детей в беларусской школе.
В Барановичах я ходила в беларусскую школу, научилась писать латиницей и кириллицей, много рисовала, и за это меня хвалили. Жизнь в Барановичах, однако, была очень тяжелой, запомнились страшные бомбардировки 1944-го, когда мы слышали свист бомб и дрожали в окопчике, вырытом папой у дома.
— Потом вы жили в Дании, а с 1948-го — во Франции. В каком возрасте к вам пришло понимание, что вы беларуска? Это был естественный процесс из-за беларусскости вашей семьи или что-то стало толчком к появлению национального сознания?
— Я всегда знала, что я беларуска. Никогда и в голову не приходило, что могу быть кем-то другим. Дома говорили только по-беларусски.
В Дании, в лагере беженцев, папа начал учить меня и брата — вместе с математикой рассказывал беларусскую историю, диктуя по-беларусски тексты о Рогнеде и Рогволоде, иллюстрируя их рисунками, которыми мы восхищались.
Позже мы с братом читали коласовского «Сымона-музыку» вслух, передавая книжку друг другу, когда от слез дальше не могли читать (книгу привез нам в Данию Микола Абрамчик, президент Рады БНР).
«Диктатор Франко предпринял шаги для гражданского примирения. Ничего подобного нет у Лукашенко»
— Когда вы переехали в Испанию, этой страной руководил диктатор Франсиско Франко. Что это была за диктатура? Какой вы запомнили ее?
— В Испанию я переехала, выйдя замуж за Янку Сурвиллу, который там окончил факультет экономики, и готовила вместе с ним беларусские радиопередачи из Мадрида. Это было в 1959 году, более чем через два десятилетия после гражданской войны.
Франко старался заботиться о том, чтобы жизнь была спокойной, ведь страна в большой степени жила с доходов от туризма. Испанцы любили критиковать режим, но когда мы обращали их внимание, что Франко стар и скоро уйдет, они обычно выражали надежду, что будет жить сто лет.
Франко был, конечно, диктатор, но в старости он предпринял определенные шаги для гражданского примирения. Ничего подобного не видно у Лукашенко, который, наоборот, углубляет раскол в обществе и все более ужесточает репрессии.
— Ваши дочери Анна и Паулина родились в Испании. Какой язык для них родной? Вы целенаправленно воспитывали их в беларусском духе или осознание беларусскости пришло к ним в более зрелом возрасте?
— Мы с Янкой воспитывали Аню и Паулинку беларусками, как в свое время наши родители воспитывали меня и брата Лёника. Родной язык у них, разумеется, беларусский. Хотя обе владели с детства также испанским, французским и английским.
— Как живут ваши дочери сейчас? Чем они занимаются и вовлечены ли в беларусскую жизнь?
— Старшая дочь Аня живет во Франции. По образованию она математик, работает в сфере консалтинга.
Младшая, Паулинка, жила в США. Была профессором кафедры гуманитарных наук Вартбургского колледжа (штат Айова), специализировалась в области этномузыкологии и музыковедения. Написала среди прочего несколько научных исследований о беларусских рок-музыкантах (это были первые подобные работы в Америке). Вместе с первым послом США в Беларуси Дэвидом Суорцем создала Центр беларусских исследований в Юго-Западном колледже в Канзасе и была его исполнительным директором. Центр этот дал возможность стажироваться в Америке молодым ученым из Беларуси.
Жизнь Паулинки оборвалась четыре года назад в результате внезапной и тяжелой болезни, от которой пока нет лекарств. Это была огромная потеря для меня, для всей нашей семьи. Из-за пандемии и карантина я не смогла проститься с ней.
«Приходилось чуть ли не ежедневно доказывать, что мы беларусы»
— В 1969 году вы вместе с семьей переехали в Канаду. Почему приняли такое решение?
— Прежде всего по материальной причине. Была возможность работы, связанной с моими знаниями и способностями.
— Как воспринимали беларусов в Канаде в то время? Было ли у канадцев понимание, что это отдельный народ, а не часть серого обезличенного советского народа?
— Когда я приехала в Канаду, именно так, как вы говорите — частью советского народа, — беларусов и воспринимали. Во всяком случае большинство.
Нам приходилось чуть ли не ежедневно доказывать, что мы беларусы. Хотя стоит сказать, что со стороны канадского правительства мы всегда встречали дружелюбие, в Канаде внимательно относятся к потребностям национальных меньшинств. А на обычном, бытовом уровне было по-разному.
— В вашей официальной биографии на сайте Рады БНР написано, что вы занимались живописью и участвовали в 30 художественных выставках в Канаде и США. Сожалеете, что не стали профессиональной художницей?
— Тем, что вы назвали «профессиональным искусством», на Западе могут заработать очень немногие, обычно у людей есть еще какая-то работа. Если повезет — преподают в университетах, а большинство вынуждено жить за счет того, что никакого отношения к искусству не имеет.
У меня же еще всю жизнь была и деятельность, связанная с беларусским делом. Не было много времени на рисование.
Я надеялась, что после ухода на пенсию (я работала в правительственном учреждении, связанном с переводами официальных документов) наконец займусь искусством. Но в 1997 году меня избрали председателем Рады БНР, и эти надежды не сбылись, потому что дела Рады занимают буквально все время.
Хочу сказать, что ни я, ни кто-то из родных не получает ни цента за работу в Раде. Рада БНР не имеет никакого финансирования от государств или международных организаций, от фондов, и все, что у нас есть, — это членские взносы родных и «Дар Сакавіка» (фонд поддержки Рады БНР. — Прим. ред.), собираемый диаспорой.
Это очень скромные средства. Они идут на покрытие каких-то канцелярских расходов, нечастых поездок, ну и мы еще стремимся помогать культурным инициативам. Знаю по себе и своим ближайшим коллегам, что деятельность в Раде в финансовом смысле, наоборот, убыточна — люди тратят часть собственного, семейного бюджета.
Но мы не жалеем, потому что работаем для Беларуси. И я, если вернуться к вашему вопросу, хотя и могу иногда пожалеть, что судьба не полностью связала меня с искусством, но ведь она связала меня с Беларусью. Мои родители жили Беларусью, меня так воспитали, другой судьбы для себя не представляю.
— Как и когда вы начали сотрудничать с Радой БНР?
— Я вышла замуж за Янку, когда он уже был в Раде БНР, а сама официально присоединилась к ней в 1970-е годы. Но это официально, реально же участвовала в беларусских мероприятиях, которые проводила Рада, еще в юности.
— В прошлом году вас переизбрали председателем Рады БНР на очередной шестилетний срок. Вы руководите организацией уже 27 лет. Почему не нашлось преемника или преемницы?
— Было бы странно, если бы, как вы говорите, их не нашлось. Но Сессия Рады БНР попросила меня дальше исполнять обязанности председателя.
«Очень сочувствую „новым“ эмигрантам»
— Сейчас беларусы, выехавшие из своей страны, сталкиваются с проблемами при получении документов, замене паспортов. А как во второй половине ХХ века решались вопросы с легализацией беларусов за рубежом? Просто ли было получить вид на жительство или гражданство?
— Знаю, что вопрос документов непростой, очень сочувствую «новым» эмигрантам. Но так было всегда. Нужно было пройти много бюрократических процедур.
Разве что лично меня это не очень затронуло — я была маленькая, и этим занимались родители. И была еще одна проблема: Беларуси как суверенной страны не существовало (она входила в ООН, но это считалось формальностью), о ней мало кто знал.
В некоторых странах для чиновников даже существовали инструкции записывать беларусов русскими, о чем мы узнали гораздо позже. Сейчас такой проблемы перед беженцами из Беларуси не стоит.
— Как вы оцениваете состояние беларусских диаспор на сегодня? Сильно ли современные беларусские эмигранты отличаются от тех, которые окружали вас в молодости?
— Я могу говорить о поколении моих родителей, то есть о послевоенной эмиграции. Как и сейчас, тогда тысячи беларусов были разбросаны по всему миру. Общее также то, что послевоенные эмигранты (конечно, я говорю о большинстве тех, кого знала лично) верили в скорое возвращение на родину, воспринимали свое положение как временное. То же самое они думали и о своих детях. Может, только где-то в середине 50-х начали строить собственную недвижимость.
Но когда они стремились дать своим детям хорошее образование, думали также о Беларуси, о том, как молодежь применит свои знания и умения не на чужбине, а на родине.
Сегодня, как мне кажется, основная часть тех, кто после событий 2020 года был вынужден спасаться от репрессий на чужбине, тоже верит, что темные времена ненадолго.
Что отличало послевоенных эмигрантов и их детей от нынешней волны — так это сильные национальные ценности практически у всех. Мы с детства понимали значимость Акта 25 марта, объявления независимости Беларусской Народной Республики. О беларусском языке и говорить нечего, невозможно представить, чтобы мои родители, или я, или мои дочери спрашивали: «Какая разница, на каком языке говорить?»
— Как вы считаете, почему Лукашенко вообще стал возможен в Беларуси?
— Причин можно назвать много, но главная — низкий уровень национального сознания большой части населения. А это, в свою очередь, было результатом более чем двухсотлетней принудительной русификации сначала царским, а потом коммунистическим режимами Москвы.
Беларусам вбивали в головы, что они не могут иметь свое государство и самостоятельно строить собственную судьбу. То же самое делает и Лукашенко.
— Ожидали ли вы, что в 2020 году беларусы выйдут на такие массовые протесты? Что вы чувствовали, когда узнавали о тех событиях? И есть ли у вас объяснение, почему сотни тысяч беларусов вышли протестовать под национальными флагами?
— Почувствовала большую радость от того, что беларусы захотели осуществить свое законное право выбирать себе власть. И что сделали это под бело-красно-белыми флагами и под «Погоней».
В самый критический момент беларусы обратились к своему исконному, национальному. Также многие (пусть и не в те дни, а позже) переосмыслили свое отношение к беларусскому языку, перестали воспринимать его как нечто вторичное или даже ненужное. Это очень хороший знак. И это дает надежду на будущее.
— Сколько раз вы приезжали на родину после вынужденного отъезда с родителями?
— К сожалению, я посетила Беларусь за 80 лет лишь однажды, когда ездила на организованную Геннадием Грушевым (основатель и руководитель фонда «Детям Чернобыля», депутат Верховного Совета Беларуси 12-го созыва. — Прим. ред.) конференцию «Мир после Чернобыля» в 1992 году.
Вместе с моей подругой Зиной Гимпелевич (она филолог, среди ее работ — книга о Василе Быкове) мы создали в Канаде фонд помощи жертвам Чернобыля, удалось собрать довольно много денег для закупки лекарств и медицинского оборудования, организовывали лечение беларусских детей в Канаде.
Вот в этом качестве я и была приглашена в Минск. Тогда страной еще руководил Станислав Шушкевич.
Самое большое счастье в жизни я испытала, когда самолет приземлился в Минске. Провела тогда в Беларуси 12 дней и все еще живу воспоминаниями. Единственное, что не нравилось, — что нужно было слушать доклады на конференции в английском переводе с русского языка, потому что по-русски я не понимала.
— По чему в Беларуси вы больше всего скучаете?
— Скучаю по всему. По земле моих предков, по чудесным людям, которых тогда встречала, по историческому наследию, которое успела увидеть, — еще не отреставрированному Мирскому замку и церкви в Столбцах, где меня крестили, по Жодишкам, где увидела дом, в котором рос мой муж Янка и который так часто вспоминал, по Засулью, хотя наш семейный дом принадлежал какому-то колхозу и ничего уже не осталось от хозяйства дедушки и красоты пейзажей, которые я помнила с детства.
«Светлана Тихановская прекрасно справляется с работой, которую делает»
— Какие у вас отношения со Светланой Тихановской? Часто ли вы общаетесь? Что вы обсуждаете, о чем разговариваете?
— Я не раз говорила, что Светлана Тихановская прекрасно справляется с работой, которую делает. Информирует мир о Беларуси, о судьбе нашего народа под руководством промосковского диктатора, о нашем желании жить спокойно на нашей свободной земле, без войн и без издевательств.
Безусловно, я поддерживаю ее деятельность. Недавняя наша встреча в Канаде была особенно приятной, мы наедине обсудили с ней в том числе и как сохранить беларусскость в беларусах в нынешней крайне неблагоприятной ситуации.
— А контактируете ли вы с Зеноном Позняком? Что думаете о его критике Светланы Тихановской?
— Зенону я очень благодарна за недавнее выступление, которое он посвятил БНР и в котором называет БНР чудом в жизни нашего народа. Советую каждому беларусу его прочитать. Встречаемся, когда бываю в Нью-Йорке. Мы не всегда соглашаемся, но оба желаем только светлого будущего нашему народу.
— Можете ли вы сделать прогноз по поводу того, когда и чем закончится нынешняя ситуация? Когда сотни тысяч беларусов, выехавших из страны в 2020 году, смогут вернуться домой?
— Я не люблю делать прогнозы, потому что никогда не знаешь, какие причины могут неожиданно возникнуть и как повлияют на ситуацию.
Но с другой стороны, история человечества учит, что тирании не вечны. А в наше время процессы в политике и обществе гораздо быстрее, чем полвека назад.
В чем я убеждена, так это в том, что беларусы «новой» эмиграционной волны, о которых вы говорите, должны накапливать знания и опыт и быть готовыми применить их на родине.
«Зеркало» регулярно публикует интервью с известными политиками, деятелями искусства и экспертами. Если вы считаете важным сохранить профессиональную и качественную журналистику для беларусов и о Беларуси, станьте патроном нашего проекта.
Поддержите «Зеркало», чтобы мы могли публиковать больше таких материалов 🙌
Станьте патроном «Зеркала» — журналистского проекта, которому вы помогаете оставаться профессиональным и независимым. Пожертвовать любую сумму можно быстро и безопасно через сервис Donorbox.
Всё о безопасности и ответы на другие вопросы вы можете узнать по ссылке.
