Гродненка Елена Ефременко попала за решетку больше двух лет назад — в апреле 2022-го. Суд над ней начался спустя полгода, а после обвинительного приговора ее перевели в женскую колонию № 4 в Гомеле. Там практически все время Елена находится в санчасти по состоянию здоровья. Она не ходит, не может самостоятельно справляться со многими бытовыми делами, а сотрудники колонии не оказывают ей должную помощь и запрещают это делать другим заключенным. Долгое время о Ефременко не было новостей — и вот что удалось узнать «Зеркалу».
Елена Ефременко — 46-летняя гражданка Российской Федерации, жила в Гродно. Женщину задержали в начале апреля 2022 года и обвиняли по пяти уголовным статьям, в основном за негативные комментарии:
- ст. 342 (Организация и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активное участие в них);
- ст. 369 (Оскорбление представителя власти);
- ст. 368 (Оскорбление Лукашенко);
- ст. 366 (Насилие либо угроза в отношении должностного лица, выполняющего служебные обязанности, или иного лица, выполняющего общественный долг);
- ст. 130 (Разжигание вражды или розни).
Судья Владимир Позняк вынес обвинительный приговор — лишение свободы в колонии общего режима. Однако срок наказания неизвестен. В январе 2023-го Ефременко внесли в «список экстремистов».
У нее две несовершеннолетние дочери — 10 и 9 лет.
В санчасть в одеяле принесли сами заключенные
О проблемах со здоровьем политзаключенной Елены Ефременко стало известно больше года назад. Как рассказывала «Весне» одна из вышедших на свободу заключенных в марте 2023-го, были случаи, когда Елене в «очень тяжелом состоянии не оказывалась медпомощь, хотя все было чрезвычайно плохо». У нее поднялась температура около 40 градусов, женщина бредила, «потом начались проблемы с суставами, абсцесс». При этом местные медики не отправили ее в санчасть — туда Елену занесли сами заключенные.
Подробнее о том случае «Зеркалу» рассказала экс-политзаключенная Дарья Афанасьева. По ее словам, тогда, несмотря на проблемы со здоровьем и ухудшение самочувствия у Ефременко, администрация колонии отправила ее работать на фабрику.
— До срока у нее был инфаркт мозга (ишемический инсульт, при котором нарушается мозговое кровообращение, повреждаются ткани мозга и страдают его функции, может иметь серьезные последствия. — Прим. ред.), она заново училась говорить, ходить — и тут ее задержали, — передает Дарья рассказ Елены о своем здоровье до заключения. — Ей проводили экспертизу, которая показала, что она была в адеквате, когда писала комментарии. Но на суде уже нет — не могла сама себя защищать, потому что ее признали не совсем дееспособной. Тем не менее это не помешало им ее посадить.
Буквально через неделю или две после того как ее в тяжелом состоянии отправили на фабрику, у нее сильно ухудшилось здоровье. Она не смогла встать. То ли упала, то ли еще что-то случилось, и девочки в одеяле отнесли ее в санчасть. Там ей или дали таблетку, или сделали укол, а потом сказали обратно отнести в отряд. Девочки были в шоке: «Как вы себе это представляете? Человек не может встать. Как она будет ходить в туалет?» Но им пришлось отнести Елену обратно. Произошел скандал, все ругались, потому что никто не собирался за ней следить, естественно — у всех свои дела. Поэтому Лену все-таки поместили в санчасть.
«Лена только лежала и ничего ниже пояса не чувствовала, а медсестра периодически будто забывала принести ей обезболивающее»
В марте 2023-го Дарья попала в санчасть и в тот период виделась с Еленой. Она рассказывает, что гродненка с момента ухудшения состояния не может ходить — только лежать или сидеть. По медицинским показаниям ей нужно постоянно менять положение тела. При этом помощь политзаключенной должным образом не оказывается, а в городскую больницу для обследования ее не вывозили.
— Когда я там лежала, у нее была большая проблема с получением медикаментов. В колонии это как работает: врач тебя осматривает и прописывает препараты, ты пишешь письмо родным, а они присылают посылку с этими лекарствами. Посылка поступает к врачу, он распаковывает и выдает тебе таблетки, — объясняет собеседница. — В санчасти есть манера говорить, что всего хватает и ничего просить у близких не нужно, а потом оказывается, что необходимых тебе медикаментов нет. Лене прописывал специальные таблетки еще врач с воли, который хорошо знает ее ситуацию, и она месяца три-четыре добивалась, чтобы ей их прислали. Это замедлило лечение. Она чувствует очень сильную боль в спине, ниже спины, у нее болели руки, потому что постоянно опиралась на них. Медсестра пользовалась тем, что Лена не может ничего с этим поделать, и периодически будто бы забывала принести ей обезболивающее. Более того, по санчасти пускался слух, что она симулянтка, все это выдумала, чтобы не ходить на фабрику. У меня в голове не укладывается, как такое можно говорить и зачем человеку было бы такое делать.
В санчасти — постельный режим. Там разрешено отдыхать днем, выходить обязательно только на проверки и процедуры. К Ефременко проверяющие приходили как к лежачей сами. Дарья вспоминает, что Елене сложно самой справляться в быту:
— Она даже не может себе воды налить, потому что не доберется до раковины сама. У нее все находится в такой доступности, чтобы можно было протянуть руку и взять с тумбочки. Сама она встать не может — когда, например, нужно в туалет, Лена руками перетягивает ноги. Может, сейчас ситуация чуть улучшилась, но, когда я там была, она только лежала и ничего ниже пояса не чувствовала. Так там и живет.
Дарья старалась помогать Ефременко, как и некоторые другие заключенные, — она лежит в четырехместной палате. При этом администрация колонии запрещала оказывать помощь обездвиженной гродненке, а иногда и просто общаться с ней.
— Есть в правилах внутреннего распорядка пункт, который запрещает нарушать локализацию. Изначально, как я понимаю, это касалось ШИЗО, ПКТ и карантина. Но в итоге стало трактоваться в пользу администрации, и нарушением стало даже банально помахать друг дружке через локальный участок, — вспоминает Дарья. — В том числе посещать палаты. То есть если я лежала в первой, не могла зайти во вторую. Но так как девочкам в палате Лены запрещалось помогать, я с еще одной политической по очереди приходили и уносили ее утки, помогали мыться, голову мыть. Некоторые девочки приносили еду, но она все равно рассказывала, что ей пригрозили рапортом за нарушение локализации или за использование труда другой осужденной в личных целях. В общем, на Лену давят. И каждый раз, насколько я понимаю, находится кто-то, кто соглашается помочь ей переместиться на утку, чтобы сходить в туалет.
Когда Дарья последний раз видела Елену, женщина пыталась делать разминку для ног с помощью костылей.
— Она клала руку мне на плечо, старалась держаться за меня, а другой рукой опиралась на костыли и старалась немного становиться на ногу — так ее разминала. И так она выдерживала максимум минуты полторы. То есть ей даже так трудно было держаться, а сама стоять она вообще не могла, — описывает собеседница. — Но, понимаете, просто получить костыли тоже была проблема. Она долго просила, чтобы ей их выдали. Проблемы со здоровьем — это вообще в колонии самое ужасное, что может с тобой случиться. Потому что медицинская помощь неоперативная, некачественная и нерегулярная, поставлена нелогично и не для людей. Там нет задачи тебя вылечить — им нужно, чтобы ты лишний раз не обращалась за помощью.
«Нужно просить, чтобы за тобой убирали утку. Я представляю, как это взрослой женщине тяжело морально»
За время, пока Афанасьева находилась в колонии и могла слышать что-то от других заключенных, узнала, что на гродненку составляли рапорт. Также собеседница рассказала, что Елену на тот момент давила администрация, к ней в санчасть приходили оперативные сотрудники. Причин таких визитов Дарья не знает, но говорит, что и ситуация со здоровьем, и давление ухудшают ее моральное состояние.
— В местах лишения свободы и так чувствуешь себя отвратительно. Но, когда ты еще и обездвижена, я даже не представляю, что там происходит в голове, — какое там отчаяние, безнадежность и беззащитность, — объясняет она. — Это еще большая зависимость от какой-то девочки-осужденной, которая попадает к тебе в палату, потому что ты каждый раз вынуждена находиться в просящей позиции. Это всегда сопряжено с какими-то неловкими моментами. Ты всегда чувствуешь себя некомфортно, тебе сложно одеться, самой себя где-то помассажировать.
Она вынуждена каждый раз просить выйти всех из палаты, чтобы пописать. Нужно просить, чтобы за тобой убирали утку. Я представляю, как это взрослой женщине тяжело морально. И хорошо, если там находится кто-то из десятой категории, «экстремистов», — ощущаешь какое-то доверие, мы все как-то делимся друг с другом переживаниями, эмоциями. А когда никого из наших нет, это не всегда положительный отклик, как я догадываюсь. Ну и она понимает, что некоторые девочки могут бояться рисковать за помощь политической.
В тот период Дарье все же удавалось периодически общаться с Еленой в санчасти. Экс-политзаключенная говорит, что та была подавлена из-за отсутствия лечения. Она также лишена свиданий с близкими и звонков, так как у нее нет коляски, а «выносить ее куда-то из санчасти никто не будет». Письма от родных доходили нерегулярно, многие не передавали. Но, несмотря на это, Елена старается держаться.
— С ней всегда было интересно поговорить. Я старалась побыть с Леной полчасика, потому что она там сидит или лежит, ничего не делает, с ней никто не разговаривает. Мало того, что Лена в отчаянии, так еще и не в курсе, что дальше, что с ее здоровьем. Понимает, что много времени упущено, которое можно было бы потратить на лечение, а ей придется все заново начинать на свободе, — вспоминает Дарья. — Естественно, когда была возможность все это выплеснуть, она со мной и поплакала, и делилась, как все несправедливо, как переживает, что не знает, как после освобождения приходить в себя. Но при этом держится молодцом. Лена улыбалась, шутила, находила силы и меня послушать и поддержать! Она, как и все девочки по нашей десятой категории, смелая и отважная женщина, которая сейчас вынуждена выживать в этих условиях, которых ни она, ни кто-либо другой из нас не заслужил.
Как минимум в марте этого года, когда Дарья Афанасьева выходила из колонии, гродненка все еще находилась в санчасти. Что с Еленой сейчас, неизвестно.
— Когда я выписывалась из санчасти, вроде бы, ей становилось получше, прислали таблетки, а сотрудники обещали их давать. Но как там дальше, я не знаю. Когда другие девочки попадали в санчасть, они оттуда тоже особо нового ничего не приносили. Говорили, что Лена так и лежит, не двигается, медикаменты так же с трудом получает. Видимо, она в санчасти проведет весь срок. Это такой урон здоровью… Говорили, у нее все же был рапорт за конфликт с другой осужденной, но подробностей, к сожалению, я не знаю, — объясняет экс-политзаключенная. — Хорошо, что девочки, кто выходит, как я сейчас, хотя бы могут сообщить обо всем, что происходит. Потому что информация из колонии в другом случае не выходит. И вот та же Лена вынуждена справляться со всей этой болью, беззащитностью и безысходностью одна. Потому что добраться в ту санчасть, банально что-то принести простая осужденная не может — это может сделать только начальница отряда, у которой есть пропуск. Эти условия — бесчеловечны. Не знаю, что происходит в мужских колониях, но в женских — фемицид, это нельзя замалчивать.
Как мы уже рассказывали раньше, на сколько лет Елену Ефременко осудили, правозащитникам не известно. По словам Дарьи, политзаключенную могли приговорить к 3,5 года колонии и, вероятно, в ноябре 2024-го она должна выйти на свободу.
Читайте также
