Поддержать команду Зеркала
Беларусы на войне
  1. В Украине после интервью пропагандистке Лебедевой задержали мужчину, который помогал уклонистам бежать от мобилизации
  2. Еще одна претендентка вышла из президентской гонки
  3. Армия РФ стремится выровнять линию фронта на западе Донецкой области — эксперты рассказали, какую тактику для этого она использует
  4. Полку почетных консулов прибыло. Кто завел дружбу с новыми странами в интересах Лукашенко
  5. Один из богатейших людей Беларуси рискнул всем ради нашей страны. Современники не оценили — вот трагическая история этого политика
  6. Беларусы пожаловались в Совмин на нехватку «естественного света» и предложили вернуть переход на зимнее время. Что им ответили
  7. Президент Польши отказался от совместной фотосессии на климатическом саммите из-за Лукашенко
  8. «Много ли мужчин скажут это?» Писательница Светлана Алексиевич вспомнила, как Виктор Бабарико бывал у нее в гостях и что ее поразило
  9. В Беларуси продукты вырвались в лидеры по росту цен. Удержать их не получается даже госрегулированием
  10. «На момент встречи чувствовала себя бодрой, красивой». Отец Марии Колесниковой — о встрече с дочерью
  11. БРЦ: Как агенты спецслужб внедрились в оппозицию и к волонтерам
  12. У КГБ есть специальная памятка по рейдам у политических. Документ оказался в распоряжении «Зеркала»
  13. Трамп придумал, какую должность в его администрации займет Илон Маск. Специально для него создали новое министерство
  14. Таксисты, не включенные в реестр, пошли на хитрость. Довольны все — и пассажиры, и водители
  15. Минскую детскую поликлинику закрыли на капремонт, а теперь там КГБ допрашивает беларусов. Рассказываем, что выяснили расследователи


Евгений Савватеев, Алексей Нежиков, Мила Мороз, Кирилл Лукеренко, /

Беларусский поэт Сергей Прилуцкий занимается переводами с украинского, польского и английского языка, пишет стихи сам и за свое творчество был номинирован на премию Ежи Гедройца. А еще Сергей около 15 лет живет в Украине. После начала полномасштабной войны он вместе с женой Аленой и сыном Адамом провел в оккупации более двух недель. В рамках совместного проекта «Погоня и Тризуб: беларусы в Украине», который «Зеркало» делает с «Громадськім радіо», наши украинские коллеги записали подкаст с Прилуцким. Это его текстовая версия с сокращениями.

Сергей Прилуцкий, Киев, 2024 год. Фото: Марьяна Чорниевич
Сергей Прилуцкий, Киев, 2024 год. Фото: Марьяна Чорниевич

«Вышел на балкон, глянул в окно — а там уже дым»

В Украине Сергей с семьей жили в Буче — городке на север от Киева, название которого многие даже не слышали. До апреля 2022-го, когда весь мир увидел последствия российской оккупации.

— У меня как раз тогда был выходной (речь о 24 февраля 2022-го. — Прим. ред.), часов в пять утра звонит коллега. Я думаю: «Капец, что за хрень, у меня выходные. Чего ты мне звонишь?» А он говорит: «Началась война». Я ему: «Ну как началась, она уже давно началась». Он: «Зайди в интернет», — вспоминает Прилуцкий. — Я зашел и увидел, что происходит. У нас было относительно тихо. А потом я вышел на балкон, глянул в окно — а там уже дым, вертолеты летают. Какой-то самолет прилетел.

Российское полномасштабное вторжение Сергей Прилуцкий вместе с женой и сыном встретили на той окраине Бучи, через которую въезжали колонны российской техники. И оттуда было видно стратегически важный аэродром в Гостомеле. Около их дома проезжала военная техника, но самих российских военных мужчина вблизи не видел.

— 25-го в наш дом «прилетело». Соседний подъезд — в крышу [попал] какой-то снаряд. И поэтому мы решили, что оставаться в доме стремно. Тем более, у нас квартира на верхнем этаже. Тогда подруга жены дала нам ключи от своей квартиры (она с мужем и с мамой выехала на машине). И мы жили в другом конце Бучи. Я, жена, сын, наша подруга из соседнего подъезда и двое дочек. Все две недели провели в маленькой квартире. Трое детей, трое взрослых. Дети на кровати спали, а мы на полу.

На новом месте тоже были обстрелы, но не так близко, вспоминает беларус. Прилетало примерно в трехстах метрах от их нового дома. Когда становилось громко, все шли либо в укрытие, либо в ванну.

— Когда были самые громкие [прилеты], мы в ванной ложились спать. Например, в один день снаряд прилетел в дом рядом. И целиком подъезд рас*****ило. Чудом никто не погиб, потому что все спускались в подвалы. Было таких пару прилетов мощных, — рассказывает поэт. — Главная задача была — не показывать детям, что мы боимся. Пытались их веселить, быть на позитиве. Они не видели по родителям, что мы в ж**е. Сразу поняли, что, как только начинаются обстрелы, нужно бежать прятаться, с улицы — в подвал или ванную. Когда мы уже немного расслаблялись, понимали, что обстрел слабее, уже дети нас подгоняли: «Что вы так медленно идете, давайте бегом». Первые забегали и родителей «строили». Я записывал дома видео, спрашивал Адама: «Ты боишься или нет?», ответ: «Нет, не боюсь». Но это было… Он еще маленький, в принципе, не все еще понимал. Ему было четыре с половиной года тогда, малютка. Вроде бы он [перенес] нормально. Надеюсь, на психике это не отразилось…

Фото: Reuters
Уничтоженный российский танк на улице в Буче, Украина, 1 марта 2022 года. Фото: Reuters

«Немного затишье — выходишь с детьми покататься на качелях»

За те несколько недель, которые поэт с близкими провели под оккупацией, они не раз пересекались с российскими солдатами. Правда, вспоминает, что те «особенно не трогали никого».

— В квартиру заходили, смотрели, нет ли там оружия, или еще что-то. У них там блокпост недалеко стоял от наших домов, — рассказывает он. — Но подруги моей жены были как раз в районе улицы Яблунской (на этой улице в Буче происходили самые масштабные убийства мирных людей. — Прим. ред.), прятались там от россиян. И они рассказывали, что видели, как мужчина просто вышел во двор — его застрелили. Даже не могли забрать тело, россияне не давали. Он там несколько дней лежал. Потом забрали, похоронили. Мы сами этого не видели, но жена переписывалась, и мы знали, что происходит жесть.

Все коммунальные удобства в квартире были только поначалу. Очень быстро не стало не только воды, но и отопления, и света. А на дворе был февраль.

— Было холодно, ходили в трех свитерах. Спали одетые. У Адама началась ангина. И мы не знали, что и как лечить. Там на весь квартал ходила одна врач. Она дала какие-то лекарства, немного. Но если бы мы дольше там сидели… Не знаю, никакого лечения не могло быть. Слава богу, мы оттуда выехали, — описывает беларус. — В восемь или девять вечера уже темно. Как стемнело — все, ложишься. Мы шли спать в девять. Соответственно, встаешь в четыре утра, идешь во двор, ставишь воду для чая или для каши какой-нибудь. Потом идешь подзаряжать телефон, набрать воды. Мы это делали на ближайшей стройке, потому что там рабочие включали генератор на несколько часов, утром и вечером. Со скважины набирали воду и заряжали телефоны. Если бы не они… У нас бы не было возможности связаться, и не знаю, где бы люди воду брали. Ну и все. Если обстрелы, не высовываешься. Если немного затишье — выходишь с детьми покататься на качелях. Потом идешь палеты порубить на дрова. И вот так день проходил в простых хлопотах.

В оккупации у жителей Бучи была своя тероборона. Точнее, люди организовались и решали вопросы выживания.

— Когда еда начала заканчиваться, то организованно из магазина раздали все людям, — говорит мужчина. — То, что осталось, держали в укрытии. Когда кому что было нужно, люди подходили, просили. Им все раздавали. В другом магазине жила хозяйка, они тоже раздавали все, что у них было. Проблема была, что много детей. Так всякие молочные продукты порционно давали только тем, у кого они есть.

Фото: Reuters
Последствия оккупации Бучи, Украина, 4 апреля 2022 года. Фото: Reuters

«Ехали через российские блокпосты»

Эвакуироваться из Бучи семья смогла 11 марта, через несколько дней после того, как объявили гуманитарный коридор. Супруга мужчины хотела выехать 10 числа — вначале эвакуация была только для женщин и детей. Но тогда не приехали автобусы. На следующий день, вспоминает Сергей, правило отменили, и семья в полном составе попыталась попасть на контролируемую Украиной территорию.

— Понятное дело, был страх. Мы ехали через российские блокпосты, и никто не мог предвидеть, что им стукнет в голову, — вспоминает поэт. — В первый день зеленого коридора некоторые соседи выехали. Потом звонили и сказали: «Все, мы доехали, нас пропустили россияне». И поэтому мы уже такие… Вторая партия — не так стремно было выезжать, как тем, кто в первый день. [Проехали] два блокпоста. На первом особо не обыскивали никого. Просто попросили показать паспорт. И есть ли наколки какие-то на теле. Телефон не смотрели, не проверяли и так особенно долго не держали, быстренько пропускали… Мы делали большой крюк, потому что был подорван мост на Гостомель. Там, где поворот на Ирпень. Один день ехали до Стоянки (деревня в Бучанском районе. — Прим. ред.), хотя там фигня расстояние. Ну и мы же ехали по той трассе, где расстреливали машины, и видели на обочинах эти машины расстрелянные, гражданские. В Стоянке нас уже забрал знакомый нашей соседки.

Когда семья доехала до украинского блокпоста, вспоминает Сергей, пришло осознание: все, оккупация закончилась. Супруга тогда даже расплакалась. После этого семья провела несколько дней у знакомого. И потом поехали во Львов, подальше от российской границы. Оттуда жена беларуса с подругой и детьми отправились в Польшу. Сам мужчина до освобождения Бучи был у друга, а потом вернулся. В его квартире на окраине города во время оккупации жили россияне.

— На всех этажах двери были взломаны, — описывает он состояние дома. — На нижних они жили, а верхние вскрывали, что-то забирали. Они рылись в вещах, все перевернуто было. Наверное, искали золото или что там… Деньги искали, может. У нас все ноутбуки поломали, фотоаппарат забрали. Книги их не интересовали. Книги на месте.

Сергей Прилуцкий, Киев, 2024 год. Фото: Марьяна Чорниевич
Сергей Прилуцкий с сыном Адамом, Киев, 2024 год. Фото: Марьяна Чорниевич

«Часть друзей пошли воевать, кто-то погиб, кто-то пропал без вести»

Сергей Прилуцкий воплотил пережитое во время войны в стихах и издал книгу под названием «Ничего не страшного». Она вышла в Берлине. Почти все тексты написаны в 2022−2023 годах, несколько произведений еще ранее. Например, о дне похорон Лукашенко. Находясь в оккупации, Сергей не писал. Говорит, смог продолжить только примерно через месяц после эвакуации из Бучи.

— Процесс написания, каким был раньше, таким и остался, просто изменился, может быть, смысл, — отмечает он. — После полномасштабной войны многие стали писать стихи в соцсетях. Я думаю, это потребность выговориться и осмыслить то, что человек пережил. Это граничные состояния: люди видели смерть, пережили гибель близких людей. И стихи, наверное, наиболее простая форма или выплеснуть эмоции, или записать свои мысли. Хотя о войне писал и ранее, с 2014 года. Просто ее стало намного больше. И в целом, и в моей жизни. Часть друзей пошли воевать, кто-то погиб, кто-то пропал без вести.

Друзей, знакомых, коллег у Сергея и его жены достаточно. Он переехал в Украину в 2008 году.

— Это было в сентябре. Число я не помню. Летом договорился на работу, приехал в Киев и сразу пошел работать. Проработал меньше месяца, и начался кризис (экономический кризис в Украине 2008−2009 годов. — Прим. ред.). Приехал в самую ж**у. И меня сократили… — вспоминает он. — Мы тогда с Аленой познакомились, с будущей женой. Это было на фестивале в День независимости, она читала стихи, я читал. У нас были общие друзья. И пошло-поехало. К тому же появилась возможность найти работу. И так все наложилось: девушка, работа, и я решился на такую авантюру (переезд. — Прим. ред.). Плюс я до этого часто ездил в Украину на всякие фестивали. Там у меня уже куча друзей была. Это не то, что ты едешь в какую-то страну, никого не знаешь, хрен знает что…

Поначалу пара снимала квартиру в Киеве, но в какой-то момент решили купить квартиру. На жилье в Киеве денег не было. Тогда остановились на Буче в 30 км от столицы, в которой и застали войну.

Сергей Прилуцкий, Киев, 2024 год. Фото: Марьяна Чорниевич
Сергей Прилуцкий, Киев, 2024 год. Фото: Марьяна Чорниевич

«Я беларус и никогда от этого не отказывался»

После рассказа об оккупации Бучи в подкасте заходит речь о Беларуси. Ситуацию в нашей стране тоже иногда называют оккупацией. С этим определением Сергей согласен.

— Я считаю, что это одна из форм оккупации. Понятно, не классическая. Можно сказать, гибридная оккупация, — предлагает он терминологию. — Там сейчас ситуация такая, что кого угодно могут посадить за что угодно. За лайк или просто придумать причину. Уже с 2020 года чуть ли не каждый день кого-то забирают, сажают. Суды идут нон-стоп просто. Хотя, казалось бы, четыре года прошло с протестов, и они… Дальше и дальше работает эта машина репрессий. Поэтому да, это в некотором смысле оккупация.

Последний раз Сергей был в Беларуси на фестивале в феврале 2020-го года. Хотел бы принять участие и в августовских протестах, но тогда как раз действовали карантинные ограничения. Вспоминает: такого количества людей на улицах просто не ожидал.

— Для многих это было неожиданностью, для многих моих друзей… Что люди могут выйти в таком количестве на протесты, — говорит он. — Почему люди вышли? Потому что в том числе, кроме «политических» вопросов, наложилось то, что решили обмануть людей. Там были фальсификации. Еще такой момент: во время ковида позиция Лукашенко была, что это все х**ня, ничего страшного. И, грубо говоря, все ох**ли от такого нахальства. Люди самоорганизовались, помогали, волонтерили. А выборы наложились на этот цинизм в медицинском вопросе.

Возвращаться в Беларусь насовсем Прилуцкий не планирует. Но возможности приезжать, ездить к родным очень не хватает, признается он.

— Я беларус, который живет в Украине. Гражданин Украины, но беларус и никогда от этого не отказывался, не отказываюсь и не буду. Потому что Беларусь и беларусская культура в целом — это вопрос национальный, его надо отделять от псевдовласти, которая сейчас в Беларуси. Потому что она не легитимная. И мне грустно, когда отождествляют беларусов с этой псевдовластью. А со временем и про беларусскую культуру так же начинают говорить: «Все это х**ня, это вражья культура». Но когда мне говорят, что беларусы такие же, как россияне, они забывают, что мы никогда не были имперцами и не претендовали на чужие территории. Поэтому как минимум с этой точки зрения это выглядит странно.

Отвечая на вопрос о дне, когда Лукашенко умрет или попадет в тюрьму, Прилуцкий называет его «днем народного праздника».

— Я думаю, многие будут рады и выпьют за это, — считает он. — Как бы назвал, фиг его знает, я так не думал. Батькопад (смеется). У меня даже стих был про смерть Лукашенко, как там все радуются. А вообще Адам любит говорить, что Путин — какашка. Я думаю, что и про Лукашенко так можно сказать.