В начале сентября «Зеркало» рассказало историю могилевчанки Инны Постновой. После допроса в КГБ и отказа записать «покаянное» видео женщину оштрафовали за БЧБ-маникюр, бизнес начали «душить» проверками, а ее саму — угрозами по госТВ. В итоге Инна с младшим сыном покинули страну. Беларуска оказалась в разлуке со своим мужем Тимуром, гражданином Украины. Мужчина тоже попал на допрос в КГБ и отказался «во всем признаваться». Его сочли угрозой для национальной безопасности Беларуси, продержали несколько месяцев в изоляторе — и депортировали в Украину. «Зеркало» рассказывает его историю.
На сайте BYSOL открыт сбор для Инны и ее младшего сына, которые сейчас вынуждены строить жизнь в новой стране. Поддержать можно по ссылке.
«Думал, никогда в жизни не попаду в Беларусь»
Тимуру Постнову 53 года. Большую часть жизни он провел в Украине: родился в Одесской области и 30 лет жил в Харькове. У него два высших образования, говорит, на протяжении всей карьеры занимал руководящие должности.
Летом 2019 года Тимур отправился на море в Одесскую область, где познакомился с девушкой своей мечты — беларуской Инной, которая отдыхала там с младшим сыном. Они провели вместе один вечер, Тимур пообещал навестить семью в Могилеве. Позже Инна приезжала к нему, а в декабре Тимур уже сам перебрался в Беларусь. Ему тогда было 49 лет.
— Друзья удивлялись: «Куда ты в 50 лет уезжаешь? Тут все друзья, родственники, знакомые». Я говорил: «Не переживайте, все нормально будет», — вспоминает он.
В Могилеве Тимур устроился на завод по металлообработке, работал там мастером посменно. В сентябре 2020 года украинец и беларуска поженились. У Инны было трое детей, и Тимур называет их сыновьями и дочкой без дополнительных пояснений.
Наш собеседник признается, что раньше никогда не интересовался ситуацией в Беларуси. И за событиями 2020 года особо не следил.
— Для меня была это страна, в которую я, думал, никогда в жизни не попаду. Но волей судьбы так получилось, попал, — замечает он. — Конечно, разница есть: Украина и Беларусь. Такое ощущение было, как будто я в 70-е годы в «совке» оказался.
На момент начала войны в Украине Тимур находился в Беларуси. Вспоминает, что у него было желание поехать на родину и «внести свою лепту», но сразу это не удалось. Многие беларусы, с которыми он общался, были против войны. Однако встречались и «ватники», повторявшие штампы из пророссийской пропаганды на телевидении.
— Они же думают, что если телевизор смотрят, что там стопроцентная правда. Когда начинаешь с ними общаться, уже факты им ставишь — тогда они да, соглашаются. Много человек так разубедили.
«Это за мной приехали»
28 августа 2023 года Инну задержали. Она сама в интервью «Зеркалу» подробно рассказывала о том дне: сотрудники КГБ пришли к ней на работу, не дали закончить стричь мальчика и увезли в областное управление на длительный допрос. В это время Тимур был на работе.
— Где-то в 12 часов дня позвонил старший сын и говорит: «Маму КГБ арестовал», — вспоминает мужчина. — Позвонил ей на работу. Там говорят, да, ее в десять утра забрали, сказали на час, но еще не приходила. Я звонил ей на телефон, там сбрасывали постоянно.
Около 15 часов замдиректора завода попросил Тимура выйти на КПП. Он догадывался, что это силовики, которые пришли за ним.
— Выхожу и говорю своим мастерам: «Это за мной приехали». — «Да ну, чего ты, не может быть такого». — «Ну вот, посмотрите», — передает он диалог с коллегами. — Вот они меня больше и не видели.
Мужчину отвезли в областное управление КГБ, а на выходе из машины надели наручники. Тимур вспоминает, что сотрудники ехидно смеялись: «Сейчас ты приедешь и все расскажешь». Однако вышло иначе.
Сотрудники КГБ изучали содержимое телефона Тимура. На смартфоне Инны они видели, что муж отправлял жене в Viber поздравление с Днем независимости Украины от бойца полка Калиновского. Однако на своем телефоне Тимур это сообщение удалил. В итоге его не нашли. Дальше силовики переключились на Telegram, восстановили удаленное приложение и начали читать диалоги.
В какой-то момент в переписках нашли фотографию чужой татуировки с калиной. В Украине песня «Червона калина» стала одним из символов сопротивления российскому вторжению. Поэтому силовики зацепились за этот снимок.
— Прибегает толпа из шести-семи человек: «А ну, раздевайся, снимай футболку!» — «Что такое?» — «Показывай свои наколки». Я рассмеялся: «Да, ребята, вы уже обделались только от одной наколки». Я снял футболку, смеясь им в лицо, — и все, — вспоминает украинец. — Они посмотрели, что я чист. Я оделся обратно, они толпой такие разочарованные ушли. Не нашли доказательств, что я нацист. В их представлении все мы нацисты: 41 миллион нацистов, и дети, и старики.
Не обошлось без вопросов о беларусской политике. Сотрудники КГБ хотели узнать, как Тимур относится к протестам 2020 года.
— Спрашивали, как я отношусь к «бел-чырвона-белым», — вспоминает мужчина. — Я говорю: «Как к ним можно относиться? Это люди, это их волеизъявление. При чем здесь я? Я гражданин другой страны, решайте свои внутренние политические проблемы сами».
«Мы с прокурором уже все решили, никакой нам суд не нужен»
Еще несколько часов Тимур ждал в кабинете КГБ. В это время его жену допрашивали в том же здании, убеждали записать «покаянное» видео, угрожали отобрать бизнес. Их смартфоны изучали в другом помещении.
— В полвосьмого вечера заходит [сотрудник], показывает: в переписке с моей женой самое последнее сообщение — «как изготовить коктейль Молотова». Я сказал: «Ребята, у вас на руках два наших телефона, вы могли туда закачать все что хочешь! Нет, это не основание для задержания. Еще доказать надо это все. Даже если что-то было, это просто сообщение, это не призыв к насилию», — вспоминает мужчина свои аргументы. — Они отвечали: «Нас это не интересует. Подписывай бумаги».
Украинцу предложили «во всем признаться» и подписать документ, в котором были указаны номера статей Уголовного кодекса. Подробностей мужчина не помнит, так как в тот день плохо себя чувствовал из-за скачка давления. Он отрывочно припоминает, что речь шла о «призывах к насилию», «шпионаже» и «нарушению порядка». Суть документа сводилась к тому, что «он один виноват во всем».
— Говорю: «Я невиновен, поэтому ничего подписывать не буду. Я плачу налоги вашему государству, ни в чем не замешан, поэтому [претензии] не ко мне». [Сотрудник КГБ] начал кричать: «Сейчас ты у меня договоришься, мы тебя депортируем на десять, на 20 лет из Беларуси, и в Россию ты не сможешь ездить», — рассказывает Тимур. — Я в лицо ему заулыбался: «Туда-то как раз я и не хочу ехать». Потом я взял эти бумажки, почитал и говорю: «Тогда напишу свое опровержение. Написал: «Все, что здесь предъявляют, недействительно. Меня оклеветали без всяких доказательств». И все. Подписался под этим.
Украинцу объявили, что из-за упоминания коктейля Молотова его сочли угрозой национальной безопасности и теперь его ждет высылка из Беларуси. Он вспоминает, что во время допроса страха не было. Говорит, беспокоился только о том, что только создал семью — и уже придется уехать.
— Он мне эти бумажки дал — а у меня же тоже юридическое образование. Я говорю: «Будем разбираться в суде?» А он мне сказал: «Это не то государство. Мы с прокурором уже все решили, никакой нам суд не нужен».
Согласно беларусскому законодательству, разрешение на временное или постоянное проживание иностранца аннулируется, если имеются данные, что он занимается экстремистской или террористической деятельностью.
Иностранцы не могут быть выдворены в страны, где их жизни угрожает насилие из-за вооруженных конфликтов. «Однако эти положения не распространяются на иностранцев, которые создают угрозу национальной безопасности Республики Беларусь», — объяснял правозащитник «Вясны» Павел Сапелко.
«Никто ничего не говорит, никто ничего не знает»
Тимура отвезли в Могилевский ИВС. По дороге заехали к нему домой за документом — младший сын выбросил с балкона недавно полученный вид на жительство в Беларуси. В изоляторе мужчину поместили в камеру к другим иностранцам, которые ждали депортации. Тимур полагал, что его выдворят за пару дней. Но в реальности все оказалось иначе.
Через неделю к нему приехал сотрудник КГБ и предложил пройти проверку на детекторе лжи. Обещал, что в таком случае Тимур получит «свободную депортацию» — сможет самостоятельно выехать в любую страну. Вопросы должны были касаться 2020 года и «организации свержения Лукашенко». Тимур согласился, так как ему нечего было скрывать, но сотрудник ушел и больше не вернулся.
Проходила неделя за неделей. Тимур не понимал, сколько еще нужно ждать и когда его депортируют. Он узнал, что в ИВС человек может ждать депортации от одного дня до года.
— Я думал, эти твари меня там будут держать ровно год, — вспоминает собеседник. — И за день до года выпустят. Потому что вообще никто не приходит, никто ничего не говорит, никто ничего не знает.
Раз в неделю Тимур получал передачи. На каждой было имя человека, который ее принес. Три или четыре передачи он получил от жены, а после имя изменилось — был указан старший сын Артем. Сама Инна в сентябре покинула Беларусь из-за преследования, но Тимур об этом не знал.
— Я не понял: а почему сын начал носить? Жена никогда не допустит, чтобы кто-то делал за нее ее работу. Я понимал: что-то с женой, но не мог выяснить, где она, — рассказывает Тимур. — Сколько я узнавал, мне так никто и не сказал, хотя я каждый день писал записки. А сын [когда приносил передачи] говорил им, что она не в стране уже. Но мне так никто ничего не сообщил.
Связаться с родными оказалось крайне сложно. Тимур пытался передать записку, написать письмо или позвонить, но каждый раз сталкивался с бюрократическими преградами со стороны сотрудников ИВС:
— Они говорят: «Вы можете писать письма, но они должны быть в конвертах». Я им: «Так скажите родным, чтобы мне конверт передали, или сами дайте мне конверт». — «Ну, это не наша обязанность говорить кому-то». Потом они говорят: «Вы можете сделать звонок. Нет, с мобильного нельзя. Можете с таксофона, там внизу на первом этаже. Но карточка нужна». — «Ну так скажите тому, кто мне еду приносит! Пусть купят карточку, я позвоню». — «Ну, этого мы не обязаны делать». Как бы все есть, а на самом деле ничего нет.
В какой-то момент сын начал класть конверты в передачи, и Тимур смог отправлять письма. Однако из примерно десяти до родных дошло только одно. Сам он тоже получил одно, хотя ему отправляли гораздо больше.
Сотрудники изолятора ничего не говорили о том, сколько еще ему сидеть. Мужчина каждый день просил встречи с начальником. И лишь 7 декабря 2023 года — на сотый день пребывания в изоляторе — представитель администрации позвонил в департамент по миграции.
— Он наконец-то созвонился и говорит: «А вашего дела там нет. Никто не знает о вас», — вспоминает собеседник. — Тогда я написал обращение к главному прокурору Могилева. Или давайте в судебном порядке решать этот вопрос, или выпускайте меня, или депортируйте. Чего я здесь сижу?
«Когда в первый раз себя в зеркало увидел, я, конечно, офонарел»
Тимур точно подсчитал: в ИВС он провел 142 дня — это 4 месяца и 20 дней. 67 дней он находился в камере с гражданами Шри-Ланки, которые пытались через Беларусь попасть в Евросоюз. Остальные 75 дней — с россиянином, который по стечению обстоятельств оказался в Беларуси без документов. Занятий в камере было немного.
— Знаете, было о чем подумать, — признается он. — По крайней мере, этих из Шри-Ланки я за неделю или две научил русскому языку. Одного — читать, одного — писать. Общаться надо же было. Я сначала с ними по-английски более-менее. Ну, а потом, как в детском саду, азбука, потихоньку-потихоньку научились. Их в итоге депортировали в Россию, а из России уже в их страну. Конечно, до сих пор мы созваниваемся, приглашают: «Приезжай, только билеты туда-обратно купи».
За время пребывания в ИВС Тимур потерял 18 килограммов. По его словам, питаться удавалось только благодаря передачам, так как еда, которую давали в изоляторе, была непригодной:
— Там еда — это вообще. Если бы не четвертина белого хлеба утром и четвертина черного в обед… Утром — пару ложек каши. В кружке чая [наливали] «на палец». В обед точно так же компот — «на палец», первое, второе и четвертина черного. Черный конечно такой, жрать невозможно. Но мы его на батарее сушили, его хоть как сухари можно чуть-чуть есть.
У Тимура еще до заключения были проблемы с давлением. Он принимал лекарство, одной пачки хватало на месяц. В ИВС приходилось тщательно рассчитывать количество таблеток. За две недели до окончания пачки он начинал «тормошить» каждую смену, чтобы передали сыну: нужна новая упаковка. И все равно случались перерывы.
— Давление там сильно скакало. Мне там давали в санчасти какие-то таблетки, но не такие. Мне плохо было. Три раза было [так плохо, что] я думал, уже там концы откину, — вспоминает он.
Также возникали проблемы и с гигиеной. Никаких принадлежностей, чтобы подстричь ногти или побриться, не выдавали. Ланкийцы попали в ИВС на пару месяцев раньше Тимура. Он говорит, что в какой-то момент ногти у них были «по сантиметру». Мужчина пожаловался сотруднице, которая отвечала за санчасть, на невозможность подстричь ногти. Прошло больше недели — и задержанным выдали ножницы. Но после этого уже не давали.
— Зеркала в камере тоже не было. Ведро воды наливаешь — и в отражение смотришь. Но все равно не видно, какой ты есть. Я когда в медицинский [кабинет] заходил померить давление, можно было хоть в зеркало посмотреть на себя. Когда в первый раз себя в зеркало увидел, я, конечно, офонарел, — признается собеседник.
«Каждые три-четыре часа они должны были раздеваться догола»
Тимур отмечает, что к ожидающим депортации отношение было «такое, сносное». В семь утра нужно было выйти из камеры, так как ее обыскивали, а задержанных проверяли металлодетекторами. Прогулок не было, душ — раз в неделю. Окна замазаны, через них ничего не видно.
— Там еще в охране был прапорщик, который вечно говорил: «Понаехали к нам в Беларусь, сидели бы у себя дома». Такое ощущение, что мы приехали к нему домой, — вспоминает мужчина.
Гораздо хуже, по его словам, обращались с «бэчэбистами». Таких в ИВС было много, иногда привозили задержанных из других городов. Ожидающие депортации сидели отдельно, а политические — отдельно. Тимур, находясь в своей камере, слышал голоса задержанных и сотрудников изолятора.
— Каждые три-четыре часа они (задержанные за политику. — Прим. ред.) должны были раздеваться догола. Всех. Без разницы, девочка или мальчик, — говорит мужчина. — Им надевали наручники, они выходили и приседали туда-сюда. Под крики охранников «Бегом!», «Что вам не живется?», «Теперь будете здесь гнить!» Моральный такой прессинг на них. Типа досматривали их. И потом они брали все свои шмотки и переходили в другую камеру. И так каждые четыре часа эта процедура с ними продолжалась. И ночью, и днем. Это свой народ гнобят так.
Мужчина слышал, как били задержанных. По звукам он сделал вывод, что у них требовали подписать какие-то документы. Что конкретно это были за бумаги, он не знает.
— И понятно, что там у всех нервы сдавали. Им давали бумажки какие-то подписывать. Кто подписывал — тех выпускали, кто нет — те так и оставались. Я просто слышал, что они говорили: «Все, давайте бумагу, мы подпишем», — добавляет украинец.
17 января 2024 года в камеру к Тимуру неожиданно пришли с новостью: он едет домой. На тот момент он ожидал депортации более четырех месяцев. Мужчину задержали летом, когда он был одет в шорты, футболку и тапки. А отпустили зимой. Теплых вещей за это время у него так и не появилось.
— Они хотели меня в такой одежде везти на границу. А сейчас январь! Я говорю: «Вы понимаете, что сейчас -20°C? Вы хотите, чтобы я в тапочках поехал? Нет, давайте, домой я заеду, помоюсь, оденусь и поеду. Тем более мне надо документы взять, надо было украинский паспорт забрать, и загранпаспорт», — пересказывает он.
Сначала Тимур не знал, куда ехать и кого искать. Он думал, что застанет дочь на работе, но ее там не оказалось. Ожидал увидеть дома жену, но узнал, что она с младшим ребенком уехала из Беларуси еще в сентябре.
Дома его встретили дочь и лабрадор. Тимур говорит, что пес сначала не узнал его — похудевшего и с бородой. Но после того, как принюхался, начал его вылизывать. Тимур попрощался, взял вещи и документы, и его отвезли к границе. Сначала он пересек гомельский погранпереход на границе с Черниговской областью Украины.
— Там прошел я переход, вышел на своих, — рассказывает он. — Сначала меня контрразведка час допрашивала, потом эсбэушники. Все, проверили, я чистый. Сказали: «Как приедете — отзвонитесь».
«Хотел в полк Калиновского пойти, чтобы потом с ними и вернуться»
Тимур признается, что у него было желание увидеться с женой. Но он быстро понял, что это невозможно: в Украине действует запрет на выезд для мужчин. Пара до сих пор, уже больше года, не может встретиться вживую. Инна не приезжает в Украину из-за опасений за безопасность сына. Сам Тимур после всего случившегося решил пойти служить в Вооруженные силы Украины.
— Я вообще хотел в полк Калиновского пойти, чтобы потом с ними и вернуться [в Беларусь], — вспоминает мужчина. — Не знаю даже, куда и к кому. Но к ним никак нельзя попасть украинцу, там только беларусы.
Затем Тимур отнес документы на погранзаставу. Несколько недель он ждал ответа, но в итоге ему отказали. Считает, что причина в его «отсидке» в Беларуси.
— Подумали, может, что я засланный казачок, — говорит он. — Потом встретил товарища, он говорит: «Хочешь, иди ко мне в часть». — «Да, конечно». Все.
В апреле украинец начал проходить подготовку в учебной части. А с 2 августа отправился служить в зону боевых действий. По просьбе собеседника мы не указываем, в каких войсках он служит и где сейчас находится.
— Быстрее освобожу [оккупированные территории], быстрее откроют границу [Украины], и быстрее домой уеду, — рассуждает Тимур.
На вопрос, где сейчас его дом, у мужчины пока нет конкретного ответа.
— Я жене сказал: наше гнездо будет там, где ты осядешь. Ребенку танцевать надо в Германии — значит, в Германии. Если нет — в Польше, там старший сын, — делится планами на будущее собеседник.
