Поезд из Варшавы в Берлин тихо подъезжает к платформе. В один момент становится очень шумно: из вагонов выходят измученные дорогой люди. Многие провели в пути несколько суток — и вот теперь они наконец в безопасности, после ночей в мокрых подвалах, обстрелов по соседним улицам или прямо по их домам. «Я родился в 1940 году. Моя жизнь началась с войны, ей она и заканчивается», — говорит Владимир, инженер-испытатель из Харькова. Он приехал в Берлин вместе с дочерью и двумя внуками, одним чемоданом, одной клетчатой сумкой и двумя рюкзаками. Это все, что осталось у него от 82 лет жизни в Украине. Как Германия встречает бегущих от войны украинцев — в репортаже Zerkalo.io.
За последние две недели в Германию прибыло более 130 тысяч беженцев из Украины — и это только по официальным данным. Основной поток приезжает в Берлин, на главный вокзал города. За время после начала войны здесь возникла целая экосистема помощи: людей встречают, кормят горячей едой, снабжают одеждой и сим-картами, ищут им жилье, распределяют по городам и увозят в безопасность.
Вечером башни вокзала «заливает» сине-желтым цветом. Каждые два часа сюда прибывают сотни людей, которые бегут от войны. Вокзал огромный, но потеряться в нем сложно даже в «мирное время»: немецкая навигация не оставляет шансов запутаться. Сейчас — тем более. На каждом уровне здания дежурят волонтеры в ярких жилетах. Повсюду стоят указатели с украинским флагом и надписью «ласкаво просимо». Тех, кто остается в Берлине, они приводят прямо ко входу в метро.
Там, где раньше пустовало пространство, теперь вырос целый лагерь — с игровыми для детей, пунктами выдачи одежды, «станциями» корма для животных, средствами гигиены, бесплатными тестами на коронавирус. Именно здесь прибывших украинцев накрывает первой волной помощи, которую организовали жители Берлина.
Вероника уже седьмой день работает волонтером на вокзале. В ее обязанности входит встречать людей на перроне, сопровождать их, предлагать еду, помогать с поисками жилья, переводить с немецкого и на него, и прочее.
Сама Вероника переехала из Украины в Германию пять лет назад. Сейчас она учится в школе — заканчивает последний класс и готовится к выпускным экзаменам. Дома, в Черновцах, у нее остались бабушка и дедушка, которые отказываются уезжать. Поделать с этим она ничего не может, поэтому решила делать то, что в ее силах: помогать другим.
Обычно она приходит на вокзал к 11 утра, домой возвращается спустя 12 часов.
— На учебу я пока забила, — улыбается девушка. — В Украине умирают люди, а я буду сидеть на уроках?
Работала Вероника и в тот день, когда на берлинский вокзал пришел Тилль Линдеманн — лидер группы Rammstein. Говорит, что сначала его не узнала, пока кто-то не заметил его — и понеслось. Вспоминает, что многие удивились и обрадовались, но ажиотажа не было: кто-то подошел сфотографироваться, кто-то — сказать несколько слов, но потом все продолжили свою работу с беженцами. Тилль Линдеманн — тоже.
— Я стараюсь не просто выполнять свои функции, но и утешать, — бодрым голосом говорит Вероника. — Хорошо уже то, что люди смогли выбраться, главное, они уже здесь. Все хотят, чтобы это закончилось быстро. Никто не ожидал, что Россия начнет войну против Украины. Это как жить у себя дома, и внезапно в одно утро в твой дом врывается сосед, захватывает несколько комнат, убивает твоих родных и говорит: «Ну, давайте обсудим условия».
Мимо постоянно проходят волонтеры, предлагают снеки, фрукты и воду, раздают FFP2-маски и напоминают их носить. Вокруг шумно — в один момент смешиваются разговоры, звук мегафона, смех детей, вой собаки. Смотришь на происходящее — и очень остро ощущаешь глубину катастрофы, которая происходит в Украине прямо сейчас.
Некоторых, кто бежал от войны, в Берлине встречают знакомые. Но большинство приезжают в неизвестность: ни друзей, ни планов, ни даже понимания, где они проведут следующую ночь.
Многих беженцев забирают с вокзала и распределяют по так называемым пунктам первичного приема, но сейчас и эти места на исходе. Недавно власти Берлина объявили, что планируют открыть для приема беженцев территорию аэропорта «Тегель» — на 10 тысяч человек в день. Там люди смогут провести одну ночь и затем отправиться в другие земли Германии: Берлин уже на пределе своих возможностей.
Соня работает в доме престарелых, Шанталь — ее дочка — еще учится в школе. В руках у Сони табличка, написанная от руки. «У нас дома есть свободная комната, можно остаться на две недели», — пишет она на английском. И постскриптум добавляет: «Ласкаво просимо».
Соня и Шанталь живут в Витенберге — это примерно в 70 километрах от Берлина. На вокзал они приезжают уже второй день подряд. Соня говорит, для нее невыносима мысль, что люди, которые столько пережили за последние дни, будут ночевать в лагерях для беженцев, условия в которых сложно назвать комфортными. В ее квартире есть свободная комната, которую она решила предложить тем, кто оказался в беде. Таких немцев, как Соня, немало.
— Мы люди. Мы родились, чтобы помогать друг другу, а не убивать, — говорит женщина. — Когда все началось, мы решили предложить свой дом, чтобы люди могли отдохнуть, прийти в равновесие. У нас есть свободная комната, теплая постель, душ. Кажется, это как раз то, что нужно людям, которые столько времени провели в дороге.
Почему они это делают? «Так подсказывает сердце», — улыбается Шанталь.
Но пока у Сони и Шанталь не получается найти гостей на ближайшие две недели. Соня перечисляет все преимущества жизни в Витенберге: есть школы, детские площадки, работа, а в ее доме скоро будет сдаваться отдельная квартира.
— Но большинство, как я поняла, хотят остаться в большом городе, — рассуждает Соня. — Не теряем надежды, возможно, кто-то скажет: окей, мы с вами, — улыбается.
Тамара из Харькова: «Одним росчерком пера перечеркнул жизни миллионов»
Тамара Ивановна — музыкант из Харькова. Ей 65, больше 40 лет она проработала в филармонии. В Берлин она убежала вместе со своей семьей — дочерью, внуками Анастасией и Александром. Говорит, они были бы рады найти себе место в немецкой семье: за время в дороге устали от шума и крика. «Не хочется в общий котел идти. Но нас четверо. Кто нас возьмет?» — задает себе вопрос женщина.
И рассказывает, что до выхода на пенсию каждые полгода ездила на гастроли в Россию и не могла представить даже в страшном сне, что именно оттуда придет война, которая разрушила жизни миллионов. В том числе жизнь ее семьи.
— Решение уезжать лично мне далось очень тяжело. Не хотела, упиралась: в Харькове у меня квартира, дача. Оставить их было страшно, но остаться под бомбежками, когда над тобой летают самолеты, еще страшнее. Мы все думали: вот-вот успокоится. Не успокоилось. Примерно на пятый день войны стали летать самолеты, сбрасывать бомбы прямо на дома. Страшно. В дорогу мы собрались буквально за 10 минут. В чем стояла в тот день, в том и выехала. В кармане только гривны. Их можно где-то поменять?
Тамара Ивановна говорит, что «Харькова уже практически нет»: многое в городе разрушено. Перед отъездом в их квартире пропало электричество. Несколько дней она отапливала квартиру кирпичом, который нагревала на газовой плите.
— А в Харькове зима, снег еще лежит, — включается в разговор внучка Анастасия.
Ее отец и отчим остались в Украине.
— Мужики остались без тепла, света, воды, — добавляет Тамара Ивановна. — Хлеб привозят раз в сутки. Наши мужчины рассказывали, как в один день рядом с ними шесть снарядов разорвалось, все пригнулись, но продолжили стоять в очереди дальше. А что делать — есть всем хочется.
Последние дни семья Тамары Ивановны, как и тысяч других украинцев, провела в сложных условиях. 90 километров из Львова в Польшу они ехали целые сутки. Эвакуационных поездов было так много, что образовалась пробка — и это на железной дороге. В вагоне вместе с ними ехало около 300 человек.
— В туалете нет света и воды. Да и не пройдешь туда: в проходе — собаки, коты, попугаи. Это было ужасно. Я всю жизнь мечтала путешествовать, никогда не была за границей, но не думала, что вот такой будет моя первая поездка в Германию. Да и вообще не предполагала, что доживу до такого. У моих родителей первый тост всегда был за то, чтобы не было войны. Я удивлялась: почему именно с этого они начинают любое семейное застолье? Спрашивала маму — она у меня ветеран, — почему она никогда военные фильмы не смотрит. «Не хочу ни слышать, ни видеть. Хочу об этом просто забыть», — отвечала она. И вот теперь нам самим приходится жить на войне. Да с кем? С соседями, с которыми мы дружили, концерты давали, в России у меня полно знакомых. И одним росчерком пера Путин перечеркнул жизни миллионов.
Юля из Киева: «Российские войска просто ровняют все с землей»
Юля и ее 8-летний сын Дима приехали из Киева. В Берлине их встречают знакомые. Юля не хотела уезжать из Украины — на этом настоял муж. Сам он остался в стране и вступил в территориальную оборону.
— Всю дорогу я проплакала. В Киеве остались не только муж, но и родители, сестра. Уговаривала ехать со мной, но никто не захотел. Сказали: «Куда мы поедем? Это наш дом. У тебя маленький ребенок — спасай его». Мы провели в дороге четыре дня, но мне все еще кажется, что это страшный сон. Что сейчас меня разбудят — и будет все хорошо.
Когда Юля с Димой уезжали из Киева, они не успели зайти в вагон в числе первых. Пришлось ехать, стоя в проходе. Дима всю ночь спал — на чемодане.
В то, что уехать, возможно, пришлось надолго, Юля отказывается верить. О своей жизни она рассказывает в настоящем времени: «Живу в Киеве, работаю продавцом в магазине одежды». То, что предыдущей жизни у нее больше нет, она пока не приняла.
— Когда мы уезжали, города вокруг Киева сильно обстреливали. Гостомель, Буча — российские войска просто ровняют все с землей. Многие уезжают, но, на самом деле, мы хотим жить в Украине. Нас просто выгнали из дому — те, кто пришел якобы освобождать. Лично я хочу вернуться домой как можно скорее, спокойно жить вместе со своей семьей. Надеюсь, что еду всего на пару недель, побуду у знакомых, мы вернемся — и все будет хорошо. И с моей семьей, и с моей страной.
Владимир: «Бои страшные, Харьков практически разрушен»
Владимир сидит у горы из чемодана, клетчатой сумки и двух рюкзаков, заваривает чай. На «горе» сидит медведь, которого подарили его трехлетнему внуку.
Вместе с еще одним внуком и дочерью он провел в дороге то ли трое, то ли четверо суток: сказать точно мужчина не может, потому что все эти дни практически не спал и уже не помнит, когда именно выехал из Харькова.
Владимир родился в 1940 году, всю сознательную жизнь, вплоть до войны, работал на авиационном заводе инженером-испытателем. Несмотря на долгую изнурительную дорогу, мужчина гладко выбрит. О том, что он пережил за последние дни, внешне напоминает только лопнувшие сосуды на левом глазу и затертый рукав куртки — им он на протяжении многих часов опирался на дверь купе, когда ехал из Львова в Польшу.
А до этого он несколько дней вместе с семьей провел в подвале.
— Первую ночь мы были дома, никуда не рискнули двигаться. Когда начиналась стрельба, выходили на лестничную площадку, пережидали там. А на следующий день в ход пошли ракеты, «грады», мощная артиллерия. И всю ночь стрельба, стрельба, стрельба. С каждым днем становилось все хуже. Следующие ночи уже никто не спал. Жутко, просто жутко. Стали прятаться в подвале под нашим домом, но там все заброшенное, сырое, пыли полно, вода течет, крысы бегают. Собралось из нашего дома человек 30. И тут еще свет отключили. Сидеть или лежать негде — можно только стоять. Целыми дня держались друг за друга, чтобы не потеряться.
Просидев в подвале минимум четверо суток, Владимир с семьей решил уезжать.
— Наняли такси. До вокзала ехать примерно 20 минут — нас везли три часа. Один проехал полпути, а дальше отказался ехать: страшно. И привез обратно. Со второй попытки все-таки удалось.
В Германии Владимира ждут знакомые, с которыми они не виделись много лет. Он сомневается, что если военные действия закончатся в скором времени, они с семьей вернутся домой: инфраструктура в городе практически полностью разрушена.
— Говорят, один раз за столетие должна быть война. На мою долю выпало четыре: Вторая мировая, конфликт на острове Даманский в Китае, Афганистан. А теперь война пришла прямо домой. Мне был один годик, когда началась Великая Отечественная. Теперь я на закате своей жизни — и опять война. Что за судьба у человека?