В Краматорске не так страшно, как в Харькове или Николаеве. Там страшно по-другому. Мы пробыли здесь почти до конца июля, чтобы документировать масштабное наступление российских войск, которое прогнозировала украинская разведка. Путь от Покровска до Краматорска только усиливал эмоции: в одну с нами сторону двигалась исключительно военная техника, а навстречу — «скорые» и катафалки. Что представлялось впереди: непрерывный ожесточенный огонь вражеской артиллерии, а значит, существование в режиме со смертью наперегонки. Пожарища, запущенность, гуманитарная катастрофа, дезориентированные, отчаявшиеся люди… Наступления не случилось, пишет журналист Дмитрий Галко в своем репортаже для «Новой газеты. Европа».
Звуки обстрелов и птичий щебет
В Краматорске, как и в соседнем Славянске, не бросаются в глаза руины. Ты к ним морально приготовился, а на въезде вдруг видишь домики, раскрашенные в ярко-зеленый или ярко-желтый. Втянутая в плечи голова вытягивается с удивлением. Если разрушения специально не искать, то они и вовсе незаметны. Особенно, если видел до того Северную Салтовку, самый многострадальный микрорайон Харькова.
Основные бои идут вне черты Краматорска и Славянска. Большую часть дня звуки обстрелов глухие, отдаленные. Они смешиваются с птичьим щебетом и поглощаются им. Ничего подобного адским разрывам, сотрясающим Николаев, по которому выпускается от 20 до 40 ракет за сутки. Работает водопровод, есть электричество, связь. Можно выпить кофе, заказать пиццу. В супермаркете «Чудо» купить практически все и по тем же ценам, что и в столице. Маленьких магазинов вдоль магистральных дорог лучше избегать, они рассчитаны на тех, кто здесь проездом и очень торопится: цены могут быть завышены раза в три-четыре.
Словом, опрятный город, за которым продолжают ухаживать, убирать мусор, стричь газоны, высаживать и поливать цветы. Только людей вокруг нет.
Просторные площади, длинные аллеи и бульвары совершенно пусты. Современные остановки, где никто не ждет транспорта. Водоматы, из которых никто не набирает воду. Вычурные муралы и скульптуры без зрителей. Город словно прикинулся мертвым, чтобы выжить. Не хватает только тревожной музыки на фоне, а так полный набор из фильма-апокалипсиса.
Места обитания людей
Такие же ощущения «изнутри» Краматорска. В квартире-студии, куда нас поселила знакомая, окна наглухо завешаны коврами и заставлены шкафами — самодеятельная защита на случай «прилетов». Подушки, посуда, магниты на холодильнике, прочие безделицы — все кажется серым, давно оставленным хозяевами и неживым из-за слабого освещения. Очень напоминает город-призрак Припять.
Спустя несколько дней Краматорск как будто принял нас за своих, перестал бояться и приоткрылся. Ночью я вышел на балкон покурить и услышал, как где-то звучит хит Энджи Крейды «Буде тобі, враже, так як відьма скаже», а глухой мужской бас пытается подпеть. «Местом обитания» людей, особенно по вечерам, стал парк «Юбилейный». Мама с малышкой, которая возится с палкой-каталкой и охотно позирует. Девочка и мальчик постарше, на самокате и велосипеде, катаются парой вокруг 80-метрового флагштока с украинским флагом. Стайка подростков с музыкой. Пожилой мужчина с ирландским волкодавом. Идущий вразвалочку солдат в увольнительной, расслабленный, с голым торсом.
Две женщины отдыхают рядом на газоне. Одна раскинула руки в стороны, другая подложила их под голову, согнула ноги в коленях, обычная летняя картина. Но под размещенным в Facebook снимком «Краматорск прямо сейчас» появляются смайлики со слезой. Не могу понять, в чем причина, пока кто-то не оставляет комментарий с вопросом, живы ли они. Все дело в подписи. Так много горя и смертей вокруг, что воспринимать как-то по-иному сюжет из Донецкой области сознание отказывается…
За прекрасных дам!
Настоящий фурор среди друзей произвело фото с подписью «Краматорск. Дама с кошечкой». На нем пожилая женщина, одетая, как для праздничного променада: белая шляпка с кружевом, белая блузка и белый летний блейзер, бледно-желтая юбка со складками и серые туфельки на шнурках. Серьги, серебряный браслет, а вдобавок еще маникюр и помада в тон. Но, главное, спокойное доброжелательное лицо, как будто никакая война и близко не пролетала, и в многоэтажке, где она живет, не готовят еду во дворе, на костре, в казане, потому что газа в квартирах давно нет… Возле женщины на лавочку деликатно присела местная кошка, дополнила образ «фотомодели».
Эту женщину мы встретили возле хлебного магазина, она попросила помочь перейти дорогу. И так всех очаровала, что я решил на следующий день ее разыскать и расспросить. «Да это же Фрекен Бок! Ой, простите, мы ее так за глаза называем», — отреагировали на приметы соседи по улице. Но бдительно поинтересовались, с какой целью ищем «даму в шляпке».
Поднялись вроде на нужный этаж конкретного подъезда. Рассказали сквозь запертую дверь, какой оптимизм вызвало фото, просим, мол, теперь об интервью! Конечно, возникло ощущение: хозяйка несколько обескуражена. Но какой, скажите, женщине не польстит, когда к ней в дом ломятся журналисты, очарованные ее безупречным вкусом как вызовом разрухе и обстрелам! Увы: нашу героиню, уходя на работу, закрыл дома внук. Но к балкону у нее доступ остался.
Любовь Никифоровна, 83-х лет, помнила еще предыдущую войну, с гитлеровцами, помнила оккупацию и слова немца, который ей, малышке, показывал, как нужно бы взять Сталина с Гитлером за чубы, стукнуть лбами — «Это их война, не наша с тобой».
В свое время Любовь Никифоровна закончила Харьковский университет имени Каразина, долгие годы трудилась экономистом водоканала. А нарядно выглядеть старалась всегда. И хоть во дворе она старше всех, но первой выходит убирать осколки, если ударная волна бьет по окнам, ухаживает за клумбами и так дальше.
Любовь Никифоровна по нашей просьбе даже достала фотоальбом и предъявила с высоты третьего этажа свой портрет времен службы в водоканале… Тему шляпок, правда, раскрыть не удалось.
Но настоящий сюрприз ждал впереди. Мы снова повстречали на улице нарядную «Даму с кошечкой», то есть, настоящую «Фрекен Бок».
Валентина Николаевна на десять лет младше Любови Никифоровны, потому нынешняя война для нее — первая. Училась в Харьковском педагогическом институте имени Григория Сковороды, всю жизнь преподавала в школе русский язык и литературу.
— Сейчас как узнаете, кто я, так, может, и не захотите говорить, — внезапно огорошила Валентина Николаевна.
Неужели «ждуниха»? Так здесь называют людей, ждущих россиян-«освободителей». В Краматорске и Славянске нас уверяли: «ждунов» здесь полно, чуть ли не каждый второй. Но эту категорию граждан мы так и не встретили. Разве что пожилую женщину, с которой поговорили на месте очередного обстрела жилого квартала. Она посоветовала учить историю, в частности, вспомнить… короля Сигизмунда. Мол, все оттуда, а не то что «бедные русские всегда во всем виноваты».
Центр Краматорска такой геометрически разлинеенный, как поле для игры в морской бой. Прилетало за километр, за пятьсот метров, за двести. Мимо, мимо, мимо. Внутри все сжималось, потому что на этот раз могло быть «ранен» или «убит», только нарисованный корабль — ты сам. А вся защита — шкаф и ковер, которыми закрыты окна. Мимо тебя, но не мимо кого-то другого. При каждом выезде на «прилеты» мы видели смерти.
Валентина Николаевна оказалась последовательницей церкви «Свидетели Иеговы» (тут мы вздохнули с облегчением). Русских она, конечно, не ждала. Знала о том, что творят в России с ее единоверцами, об огромных тюремных сроках, о пытках. И пропаганде российской не верила. Доверяла очевидцам и фактам. Например, знакомая Валентины Николаевны, последовательница той же церкви, находилась в мариупольском драмтеатре в момент российского авиаудара:
— Пусть не врут, что удара не было и мирных внутри не было!
Путина «Фрекен Бок» считает воплощением злого начала в мире, сатанинским порождением.
А из Краматорска не уезжает потому, что готова к переходу в иной мир. Готова отправиться туда нарядной и веселой. Впрочем, Валентина Николаевна кокетливо сообщает о своем молодом друге, тут же добавляя, что «их дружбу церковь одобряет». И поправляет шляпку.
«Я не завидую врагу, который сюда рвется»
Восприятие Донбасса даже внутри Украины — набор стереотипов. При столкновении с реальностью стереотипы часто трещат и рушатся.
— Город внутренне изменился по сравнению с 2014-м годом, когда война только началась, — рассказывает Валерия Пимкина, местная жительница, которая с первых дней вторжения занялась волонтерством. — Когда мы снова столкнулись с войной, мы не сели на задницы с перепугу. Мы, наоборот, стали активными. На ходу учились многому, поднимали людей за границей, искали и находили нужное. Не забывали обнять друг друга. Потом сами даже удивлялись, когда видели гору спальников, карематов, топоров и лопат. Бабушки понесли подушки и одеяла, предприниматели — деньги. Разливаем через лейки в бутылки «коктейли Молотова», затыкаем тряпками. Работаем слаженно и по-злому.
Я вижу глаза каждого и не позавидую врагу, который сюда полезет, — продолжает Валерия. И продолжает крушить стереотипы:
— Когда мы победим, я уеду в Европу отдохнуть. Сначала посмотрю на гей-парад. Буду наслаждаться яркими костюмами и искренними улыбками людей всех возрастов, полов и национальностей. Обниматься и делать кучу дурацких селфи, возможно, даже залезу на платформу и буду там плясать. Потом на рейв, к какому-нибудь Армину Ван Бюрену. Буду пить энергетики всю ночь и танцевать. А потом на растаманскую тусу, где все будут курить и слушать регги. А я буду просто лежать рядом, смотреть на все это безобразие и радоваться жизни. Вот такой у меня wish-list. Может, не совсем подходящий, как для матери двоих детей, но вот так.
Пожалуй, пустые улицы Краматорска — тоже своего рода послание «русскому миру». Тут не настолько опасно, как в Харькове или Николаеве, но уезжают куда более массово. Украинская армия должна иметь возможность бить врага, не опасаясь задеть гражданское население.