Мне довелось беседовать со многими родственниками российских солдат, погибших в Украине. Большинство были выходцами из неблагополучных семей или отдаленных городков, где служба в армии — единственный надежный социальный лифт. Максим Концов резко выбивается из этого ряда. Отличник, юноша из благополучной семьи, он внезапно ушел с последнего курса института, стал лейтенантом спецназа, получил звание Героя России и погиб в чужой стране. Чтобы понять, как это произошло, Владимир Севриновский побеседовал с его матерью Татьяной Николаевной. Это совместный материал «Черты» и «Людей Байкала».
Мы встретились в отдаленном районе столицы Бурятии Улан-Удэ возле школы, где учился Максим. Татьяна Николаевна — худощавая женщина с каштановыми волосами, стянутыми в тугой пучок, и высоким лбом в тонкой сетке недавних морщин — гордо рассказывает о погибшем сыне. Но голос ее дрожит, и она часто прерывается, чтобы совладать с рыданиями.
— Мы с мужем обыкновенные люди, всю жизнь на заводах. Я давно на пенсии, поскольку была на вредном производстве, но продолжаю трудиться. Муж тоже до сих пор работает. [У нас] два сына, между ними год и десять месяцев разница. Помню, Максим совсем маленький был, когда родился Дениска, тогда проблемы были с продуктами. Чтобы купить молоко, муж занимал очередь в магазин при молокозаводе чуть ли не в пять утра. Я приходила к открытию, в семь. Ребятишек оставляли вдвоем дома. Если Дениска просыпался и плакал, Максимка вставал рядом и ждал меня с мужем. Уже с этого возраста чувствовал себя старшим.
Учеба давалась Максиму нетрудно, он был активным мальчишкой. Ходил в кружок народных инструментов, играл на аккордеоне, на ложках. У него не было скованности ни перед камерой, ни на сцене.
Как купили первый компьютер, Максим сразу подсел [на игры]. Я сначала переживала — Counter-strike, всякие гонки. Но потом он занялся не только игрушками, профессию предполагал связать именно с компьютерами. Школу с медалью закончил, будущее мы ожидали хорошее, но видите, как получилось. В школе [у Максима] и мыслей об армии не было. Хотя он был командиром в «Зарнице», детской игре военно-патриотической. Мы еще смеялись: командный голос вырабатывал.
В школе нам обещали, что к началу учебного года появится мемориальная доска. Классная руководительница приходила на похороны.
В школе каникулы, но сторож сразу пропускает мать Героя России. В просторном холле — портреты Максима и еще одного погибшего в Украине выпускника. Ниже — описание их подвигов. Максим во главе разведгруппы проводил «специальное мероприятие»: вступил в бой с «националистами», убил вражеского гранатометчика и сам «героически погиб». Про второго, начальника связи, сказано меньше. Он был «доброжелательным и позитивным человеком», которого отличали «трудолюбие, дисциплинированность, честность и стремление к победе». На стенде «Наша гордость» Максим Концов значится как один из четырех серебряных медалистов 2005 года. Золотую медаль не получил никто.
— Профессию он сам выбирал, мы не давили на него. Подал в три вуза документы и во все поступил. Но остался учиться на программиста здесь, в технологическом университете Улан-Удэ. До третьего курса повышенную стипендию получал. В армию ушел [в 2010 году] буквально перед дипломом, с пятого курса. Подробностей не рассказывал, с его слов я поняла, что у него на третьем курсе случился какой-то инцидент с молодой преподавательницей, и она потом мешала ему сдавать сессии. Хотя он у меня, даже если четверку получал, на пятерку пытался пересдать. Сказал: ладно, мам, я отслужу, приду и закончу, не переживай.
Призвали Максима в Уссурийск. Через три месяца мы бац — и узнаем, что он подписал контракт и перевелся в Хабаровск. Я-то предполагала, что он отслужит [срочником] и вернется. Он был бы неплохим айтишником.
С первой женой, Ириной, они со школы друг друга знали, вместе проходили дополнительное обучение, он как раз программированием занимался. После института она в другом городе жила, они общались. Дружеские отношения были, а потом раз — и решили пожениться. Свадьбу сыграли в Хабаровске. Сперва родилась Ритуля, потом Лиля. Рита учится на одни пятерки и в средней, и в музыкальной школе. А Лиле 30 сентября будет 6 лет. Но не сложилось что-то у Максима с Ириной, разошлись.
С Инессой Максим познакомился в Хабаровске. На дне рождения ее двоюродной сестры, муж которой с ним служил. Сегодня (разговор происходил 31 июля — «Черта») Инесса должна родить, в больницу увезли ее. Максим очень хотел сына. Он был в Украине, когда она УЗИ проходила. Инесса написала ему, что мальчик, но непонятно, дошли ли сообщения, связь плохая была.
Он был [лейтенантом 21-го отряда специального назначения] «Тайфун» в Хабаровске. Росгвардия. В первые две командировки ездил на Кавказ. Мы, конечно, переживали. А потом он просто начал нам говорить «все нормально». Подробности службы не рассказывал — видимо, чтобы не беспокоить. Я вообще не знала, в командировке ли сын. Максим звонил периодически, только вот с последней не звонил.
Сначала я думала, он будет заниматься в армии чем-то близким к его профессии, к IT. Понимала, что служба предполагает и ранение, и гибель, но надеялась на лучшее. В первую же командировку он обезвреживал гранату, она щелкнула как перед взрывом, но Максим не растерялся и отбросил ее в сторону. Его наградили медалью. Я прочитала об этом в росгвардейском журнале.
Максим Концов похоронен в Улан-Удэ, на Южном кладбище. Сектор, выделенный для погибших на войне с Украиной, переполнен. Теперь солдат хоронят ближе ко входу. Рядом со свежими памятниками — дыры пустых заготовок для новых могил в желтом сухом песке. Местные считают это дурной приметой — нельзя копать заранее. И все же сейчас так поступают часто — не только в Улан-Удэ, но и в других городах Дальневосточного федерального округа, из которых многие жители ушли на войну. Пока свежие могилы ждут убитых, агитаторы вербуют новых солдат. Листовки, обещающие премии за сбитые самолеты и взорванные танки, лежат повсюду, вплоть до прилавков сельских кафе. Записывают почти всех желающих — мужчин и женщин, юношей и пятидесятилетних, опытных и не державших в руках оружия. Отправляющиеся на войну зачастую не сообщают родственникам, чтобы не волновались. Известия об их смерти застают матерей и жен врасплох.
— Об участии Максима в спецоперации я узнала, когда сообщили о его гибели. Он просил ничего не говорить родителям. Невестка писала: «Все нормально, не переживайте». Меня еще на работе спрашивали — Максим на Украине, наверное? Я отвечала — нет, на учениях в Хабаровске. Со мной он оттуда не общался. У меня день рождения 15 февраля, они [с Инессой] меня поздравили в СМС. Собирался позвонить, когда будет возможность. Но возможности потом уже не было.
За что он получил звание Героя России, я знаю только из СМИ. Они приняли бой, Максим был ранен, но не бросил подчиненных. До последнего командовал. Они разоружили группу националистов, фашистов, схрон с оружием захватили, но, к сожалению, Максим в этом бою погиб, единственный из группы. Ценой жизни спас ребят.
Ирина с детьми иногда приезжает к нам. С младшей невесткой, конечно, тоже общаемся. Ей тяжело — она ждет ребенка, а мужа рядом нет. Материально их сын обеспечил, а морально мы поддерживаем. Выплаты они пока не все получили, но, думаю, с финансами не должно быть проблем. Девочки получают пенсию. Обещали, что и учиться они будут бесплатно. В этом плане я не переживаю особо. Что отца рядом нет, это трагедия. А поддержка государства есть.
Нам сказали, что в честь Максима назовут улицу и новый микрорайон. Мы гордимся, что он фамилию прославил, но, к сожалению, посмертно. 33 года, жить да жить.
На улице Максима Концова именных табличек пока нет. Это проселочная дорога, с одной стороны которой — деревянные сельские домики, с другой — хвойный лес. На расчищенном от деревьев участке высится недостроенная многоэтажка. Когда-то здесь будут высотные дома и асфальт, а пока — лишь две колеи в песке. Таком же, как в пустых могилах на Южном кладбище.
— Мир должен знать, что творит Украина. Не знаю, когда это безобразие, этот фашизм закончится. Бедные наши мальчишки попали. Там и пленных кастрируют. Такое не афишируют, это же трагедия для молодого человека, для его близких. Это у них там с радужными флагами подобное нормально, а у нас мужчина должен быть мужчиной.
В нашей семье принято служить в армии. У меня отец служил, деды служили, погибли. Брат служил, и по линии мужа тоже все служили. Без вопросов. У меня и младший сын, хоть у него и проблемы со здоровьем были, гипертония, пошел и отслужил.
По данным Медиазоны на 12 августа, из 5507 военных, чья гибель на войне подтверждена, 235 приходятся на Бурятию. «Люди Байкала» насчитали 281 погибшего, которые служили или родились в Бурятии. Это второе место среди регионов России после Дагестана, однако по числу убитых на душу населения Бурятия превосходит Дагестан почти в три раза. Здесь много военных городков, много семей потомственных военных. Из уст в уста передаются истории о злодеяниях «укронацистов», которые не встретишь даже в официальных СМИ. Одинаковые рассказы про солдата, родственника знакомых, который вернулся из плена грустным, на следующий день повесился, а патологоанатом увидел, что он кастрирован, я слышал в трех разных регионах. И если в Дагестане споры о целесообразности войны с Украиной вскипают даже на поминках, многие родственники погибших жителей Бурятии не знают сомнений, как не знает их Татьяна Николаевна. Даже сам вопрос «Ради чего погиб ваш сын?» вызывает у нее подозрение, словно задаваться им могут только враги, остальным это и так очевидно. Как очевидны права российского государства силой оружия аннексировать украинские земли.
— Мой сын отдал жизнь ради жизни других. И это не высокопарные слова. На Украине после стольких лет фашизм поднял голову. Не понимаю, Запад этого не видит или что? Поклоняются людям, которые убивали. Ладно тридцатилетние, а украинцы, которым сейчас 50−60 лет, жили в советское время, учились по тем же учебникам, что и мы. Как же все так изменилось, мозги им промыли, что ли. Мой сын погиб за Родину, чтобы мы жили в мире. И мир наступит, по-другому просто не может быть. Но после того, как многие наши ребята лягут там. К сожалению. А погибают лучшие.
Я сама была на Украине, в Черновцах, новый 1981 год встречала там. Меня знаете, что поразило больше всего? Поезд, в который я села в Москве, был из Ивано-Франковска, и проводницы-украинки говорили большую часть времени на своем украинском языке. Они нас не обижали, конечно, но это был 1980-й год, не забывайте. Все-таки национализм, конечно, там был. Сейчас он преобладает у них так сильно, что просто диву даешься. Это только русские с широкой душой, всем помогают. Еще меня поразило, что там снабжение хорошее. Здесь, в Улан-Удэ, не очень, в Москве получше, а на Украине все было. Это тоже о чем-то говорит.
И все же мир будет однозначно, иначе ради чего это развязано. Если вы историю знаете, то понимаете, что территория нынешней Украины, большая часть, испокон веков относилась к России. И города были поставлены российскими императорами.
Когда я достаю камеру перед украшенной многочисленными венками могилой Максима, между мной и памятником стремительно втискивается рыжая кладбищенская работница. Она объявляет, что фотографировать нельзя, и закрывает собой надгробие, снимая меня на мобильный телефон. Объяснения, что я только что общался с матерью убитого и она не против, не помогают. Снимать могилы, показывать, сколько молодых ребят погибли и упокоились здесь за последние месяцы, запрещено. Запечатлев вместо надгробия попытки мне помешать, я убираю камеру и под непрекращающиеся крики — дама уже звонит в полицию — молча стою перед последним приютом молодого парня, который мог бы стать хорошим айтишником и воспитывать долгожданного сына, а вместо этого лежит в желтом песке.
Автор: Владимир Севриновский, редактор: Илья Панин