Многие из тех россиян, кто из-за мобилизации окажется на войне, не планировали связывать свою жизнь с армией и плохо представляют, как она устроена. Но как среди уже воюющих контрактников, так и среди уволившихся достаточно тех, кто мечтал о «героическом офицерском будущем», а, попав в российскую армию, понял: выбраться из нее не так-то просто, пишет Русская служба Би-би-си.
В мае — за несколько недель до отправки на войну — офицер спецназа Росгвардии Никита Цвиренко написал своим друзьям и попросил в долг денег. Объяснил, что нужно купить форму и снаряжение.
«В смысле? Вам не дают обмундирование? То есть вы, спецназ, едете выполнять эти задачи, и вам нужно самим закупаться?» — удивился Максим (имя изменено по его просьбе), друг Никиты.
«Жить-то хочется, — отвечал друзьям Цвиренко. — А с тем, что выдают, выжить почти невозможно». Долг Никита пообещал вернуть в сентябре — сразу, как вернется с войны.
Никита Цвиренко родился и вырос в Новосибирске. Семья всегда жила небогато: отец занимался строительными работами, мама — учительница.
Никита учился хорошо. После школы поступил университет, где изучал мировую экономику. Первые две сессии закрыл на «отлично». А потом — неожиданно для друзей — отчислился и пошел в военный институт.
Его сестра Анастасия объясняет: Никита не захотел быть «просто офисным работником» и решил пойти по стопам деда и дяди, которые служили в советской армии. Но один из друзей Никиты в эту версию не верит.
«Никита никогда не был фанатом армейской системы. Но ему нужно было как-то существовать. У него не было возможности получать деньги от родителей, наоборот, он хотел помогать маме и сестренке. И в этом плане военное училище казалось решением проблемы. На гражданке все очень нестабильно, особенно пока ты молод. А в училище и форму давали, и кормили, и льготы даже какие-то были», — рассказывает Максим, друг Никиты.
По словам другого друга Цвиренко, уже после года учебы Никита понял, что армия или Росгвардия — это не карьера его мечты, но он попал, как ему казалось, в замкнутый круг.
«Уже после первого курса Никита сказал, что иллюзий у него нет ни по поводу военного училища, ни по поводу карьеры. Говорил, что, наверное, выбрал не тот путь, и единственная причина, по которой он там оставался, — финансовая. Чтобы отчислиться из военного вуза, надо компенсировать государству стоимость обучения. А это огромные деньги, у него их просто не было», — вспоминает друг Никиты.
По закону «О военной службе» люди, отчисленные из военных образовательных учреждений, действительно должны возместить бюджетные средства, потраченные на их военную подготовку. В зависимости от специальности это в среднем 150−200 тысяч рублей (2,5 тысячи — 3,4 тысячи долларов) в год, а в некоторых случаях может доходить и до 400 тысяч (6,8 тысячи долларов).
Для Новосибирска это огромные деньги. Медианная зарплата (она — более объективный показатель, чем средняя) в регионе — чуть меньше 28 тысяч рублей (480 долларов). Столько обычно получают школьные учителя.
Просто закончить военный вуз, чтобы избежать выплат, недостаточно — курсанты обязаны подписать контракт с Минобороны или Росгвардией и отслужить по меньшей мере пять лет.
Сестра Анастасия говорит, что в разговорах с семьей Никита Цвиренко на учебу и службу никогда не жаловался, и если бы он действительно захотел бросить военный вуз, они бы его обязательно поддержали.
Не хватило решительности
Окончив военный институт, Никита Цвиренко получил распределение в отряд спецназа Росгвардии «Меркурий» в Смоленске. Это подразделение считается элитным.
В смоленском спецназе молодому офицеру пообещали зарплату 90 тысяч рублей (1500 долларов) в месяц, и Никита был воодушевлен, надеясь обеспечивать себя и помогать сестре. Но первые два месяца после переезда лейтенанту не платили ничего, утверждают двое его друзей, у которых Никита занимал деньги в это время. «Он еле сводил концы с концами», — говорит один его приятель. Семье на финансовые проблемы Цвиренко не жаловался.
«Никита всегда был добрым и даже немного наивным, хотел помогать людям. Мы как-то ехали в автобусе, и женщина потеряла сознание. Никита первым кинулся ей помогать. Он был простым и таким абсолютно невоенным в общении. У военных ведь какая-то особая манера общения, свой ход мыслей. И вот Никита совсем не такой», — считает его друг.
«Он иногда приезжал по службе в Москву, и после работы мы гуляли, ходили в разные прикольные кафе. Он, как ребенок, всему радовался. Его даже низкопольный трамвай впечатлял. Мне казалось, ему очень нравится именно мирная жизнь. И он спрашивал о том, как люди зарабатывают на жизнь вне армии. Он говорил, что после окончания первого контракта хотел бы уйти из Росгвардии. Но опасался, что будет сложно устроиться и найти работу на гражданке», — рассказывает приятель Цвиренко Максим, уехавший из России.
После 24 февраля спецназ «Меркурий», как и другие отряды Росгвардии, отправили на передовую.
По многочисленным свидетельствам солдат, вторжение в Украину российские военные начали с аптечками, укомплектованными жгутами и бинтами образца 60-х годов прошлого века. А спецназовцы — без приборов ночного видения и тепловизоров. Всего через несколько дней после начала вторжения несколько ветеранов российских армии (а теперь — известные блогеры) писали посты с просьбой к подписчикам помочь собрать деньги на нужды военнослужащих.
Никита Цвиренко был во второй волне тех, кого отправили воевать в Украину. Он оказался в Донецкой области в июне, а еще через полтора месяца их базу накрыло ракетным обстрелом. 25-летний Цвиренко погиб на месте.
Его друг говорит: «Он был думающим парнем, видел и понимал весь бардак, все нестыковки, которые имели место в Росгвардии. Но ему не хватило храбрости что ли… или решительности, чтобы совершить прыжок в мирную жизнь и закончить эту историю. Я понимаю, что это сложно. Но в итоге он погиб, так и не успев толком пожить».
«Выпала великая честь»
В отличие от Никиты Цвиренко 38-летний отставной капитан Сергей Линцов с детства мечтал «о героическом офицерском будущем».
«Отец был военным, он умер от последствий ранения, полученного в Афганистане. Десять лет прожил в муках — глухой и искалеченный после подрыва. И нам это преподносилось так, будто ему выпала великая честь. Мама всегда восхищалась военными и восхищается до сих пор. Я хотел быть как отец. Да и в советском, а потом и в российском обществе, военные всегда высоко ценились и ставились на одну ступень с космонавтами и врачами», — объясняет Сергей.
Отец Сергея мало говорил о войне. Говорил только, что очень боялся попасть в плен, поэтому всегда носил с собой гранату.
Чтобы поступить в военный вуз, Сергей Линцов проехал 2,5 тысячи километров от Курска до Тюмени — по примеру отца он мечтал быть сапером, а хороших офицеров-саперов готовили именно в Тюменском военном училище. Уже во время учебы Сергей начал догадываться, «что такое вооруженные силы России», но надеялся, что в самой армии будет иначе. Линцов мечтал, что после училища его отправят служить в Чечню — «был уверен, что там идет борьба русских со злом».
В Чечню его не послали. Вместо этого он оказался в Ленинградской области в составе гвардейской бригады постоянной боевой готовности. Очарование военной службой сменилось шоком.
Линцов рассказывает, что наблюдал, как старшие офицеры постоянно употребляли алкоголь и разговаривали в основном матом. Сергей вспоминает случаи откровенных издевательств над срочниками со стороны командиров. Однажды, по его словам, он был свидетелем того, как молодого срочника заставили слизывать грязь с ботинок офицера. «Мы потом наблюдали за этим парнем, переживали, чтобы он не совершил суицид».
Он рассказывает, что не был готов к тому, что во время учебных тревог восемь из десяти транспортных средств возвращались на базу поломанными — техника была слишком старая или неисправная, солдатам выдавали форму на один-два размера больше, а большинство офицеров относились к своим подчиненным наплевательски.
«У нас в части была банда, которая отбирала у молодых людей зарплаты. Об этом все знали, но большинство так называемых офицеров делали вид, что ничего не происходит. Я попытался вмешаться, но мне начали поступать угрозы — обещали убить мою жену и маленького сына. Удивительно, что за пару часов до того, как поступил звонок с угрозами, [сослуживец] вдруг подошел ко мне и предупредил: «Смотри аккуратней, они могут и на семью начать давить'».
Российские журналисты неоднократно рассказывали, как военнослужащие страдают от поборов в армии. Громкий случай последних лет — вымогательства в артиллерийской бригаде в Югре. Некоторые дела даже доходят до суда. Например, в 2019 году трое контрактников получили условные сроки за вымогательства у сослуживцев в аннексированном Крыму. В 2020 году Минобороны отчиталось о полном избавлении от дедовщины и «казарменного хулиганства». Несмотря на это, по данным правозащитников и журналистов, банды продолжали обкладывать данью военнослужащих в частях Алтайского, Приморского и Забайкальского краев, Ханты-Мансийского округа и Челябинской области.
Из-за пенсии и квартиры
Сергей Линцов говорит, что «настоящих» в его понимании офицеров — единицы: «Остальные, похоже, служили только ради ранней пенсии, квартир, льгот и похвалы из серии «столько-то лет родине отдал».
Многие контрактники выходят на пенсию на 20 лет раньше, чем работающие «на гражданке». Офицеры — и того раньше: время учебы в вузе засчитывается в срок выслуги лет. А если служить приходилось в опасных условиях, то день службы засчитывается за полтора-два. Военные пенсионеры получают многочисленные льготы — например, на лекарства и проезд общественным транспортом.
Многих армия держит военной ипотекой — контрактники могут получить квартиру по особой схеме: пока солдат служит, его ипотечный долг погашает Минобороны. Если военный остается на службе 20 лет, то государство оплачивает ипотеку целиком. А если военный увольняется без уважительной причины, то все деньги придется вернуть.
Сергей Линцов отслужил шесть лет. Разочаровавшись окончательно, он решил уволиться из армии. Сделать это оказалось непросто: «Мне долго канифолили мозги, пытались напугать, вставляли палки в колеса, вызывали на разные беседы. Но я уже принял решение. Формально я увольнялся по состоянию здоровья, у меня была язва. Мне не верили. Когда проводили гастроскопию, рядом со врачами даже стоял офицер из контрразведки».
Оснований для увольнения военнослужащего до окончания контракта немного. Основные причины — это ухудшение состояния здоровья (комиссия должна это подтвердить), наступление предельного возраста для службы или по решению суда. Во время мобилизации эти основания сохраняются. Но уже сейчас известны случаи, когда под мобилизацию подпадают люди с серьезными проблемами со здоровьем. Признать их негодными к службе должны была бы врачебная комиссия, но родственники призванных рассказывали, что никакую комиссию в военкоматах их близкие не проходили.
В 2013 году Сергей все-таки уволился. Его мать до сих пор недовольна, что он не продолжил службу: «Она поддерживает спецоперацию, поэтому мы сейчас очень ограниченно общаемся».
Работу «на гражданке» найти оказалось непросто. Какое-то время Линцов работал в онкодиспансере Ленинградской области, затем преподавал. Сейчас не работает.
До начала войны России в Украине он поддерживал связь со своими сослуживцами: «Когда создаешь много фейков и откровенно врешь, то сам начинаешь в это верить. Вот так и руководство страны поверило, что их армия на что-то способна. Но из бесед с бывшими коллегами за эти годы я понял, что в армии ничего не изменилось и по сей день».
Уволиться сложнее, чем устроиться
«В рассказы о том, что Украину надо якобы спасти от фашистов, верят 10% военнослужащих. Все остальные — в том числе и я — находились там, понимая, что все это херня. Но мы не уходили, потому что…» — бывший десантник Павел Филатьев пытается найти объяснение и замолкает, опуская глаза.
24 февраля в составе 56-ой десантно-штурмовой бригады он вторгся на территорию Украины. По словам Филатьева, он понял, что это нападение на Украину, а не отражение атаки на Россию, только через неделю войны.
Изначально в российскую армию Филатьев попал по призыву, потом заключил контракт и отслужил три года, но в 2010-м уволился и долгое время работал на конном заводе.
Как он писал в своей книге «ZOV», с началом пандемии работы и денег стало меньше: «Зарплата в этой узкой сфере падала. В начале 2021 принимаю решение вернуться в армию. Года мои идут, к 33 я так и не имею своего жилья».
Российскую армию он увидел примерно такой же, какой увидел ее Сергей Линцов. В своей книге Павел Филатьев рассказывает, что, прибыв в часть, он десять дней не мог получить форму своего размера, сам покупал себе берцы и бушлат, а вместо боевой подготовки десантников отправляли рвать траву в автопарке части.
Филатьев пытался отстаивать права, но заработал лишь выговоры, дополнительные дежурства и ругань начальства.
«Большинство [людей в армии] жаждут порядка и действительно хотят перемен: заниматься военной подготовкой, а не созданием вида бурной деятельности. Но, видя на примерах вроде моего, что попытки чего-то добиться приводят лишь к проблемам с командованием, сами добиваться порядка такой ценой не хотят. Уволиться из армии еще сложнее, чем в нее устроиться», — считает Филатьев.
Русская служба Би-би-си поговорила еще с пятью молодыми российскими офицерами, которые за последние три года — еще до начала войны в Украине — пытались уволиться из российской армии. Все пятеро подтвердили, что когда они сообщили руководству, что собираются уволиться, столкнулись с угрозами и попытками потянуть время. Их заявления и важные сопутствующие документы терялись, месяцами кочевали по разным инстанциям, их самих запугивали уголовными делами и проблемами с последующим трудоустройством.
Многие военнослужащие прекрасно понимают, что та картинка армии, которая когда-то существовала в их головах, не имеет ничего общего с реальностью.
«Мы же выросли в российском обществе, где по телевизору с утра до вечера рассказывают о патриотизме, том, что умереть во благо родины — это честь. О том, что мужчина не должен быть трусом, мужчина должен быть воином. Нам бесконечно показывают все эти военные фильмы, — поясняет Филатьев. — Ты попадаешь в армию в 18−19 лет еще совсем молодым, бестолковым. И тебе просто промывают голову с утра до вечера, типа: «Ты мужик, не жалуйся, терпи». В итоге с этими установками и вбитыми стереотипами мы оказываемся на войне и не знаем, как нам поступить, даже несмотря на то, что 90% ребят понимают, что все это ерунда, и нас просто впутали в чьи-то политические игры. Долгое время я был рад и горд, что я стал военным, десантником. Но с началом войны в Украине и по мере того, как она развивается, я, конечно, сожалею об этом».
Павел Филатьев провел на передовой два месяца и вернулся в Россию только после травмы глаза. Вернувшись, он написал книгу «ZOV» и публично осудил действия российской армии в Украине. После этого Филатьев уехал из страны и попросил политическое убежище во Франции.
«После 2012 года репрессивный режим в России лишь набирал обороты. И сейчас все карательные механизмы уже отточены. Людей задерживают на основании переписки или постов в соцсетях. Мне кажется, многие уже боятся друг с другом разговаривать откровенно, опасаясь доноса, — объясняет Филатьев. — Мы реально в ГУЛАГ возвращаемся, и с каждым днем становится все страшнее. У нас находятся силы, чтобы умирать на фронте за идеи, в которые мы не верим. Но не находится сил, чтобы сказать «нет войне».
Би-би-си направила в Минобороны России просьбу прокомментировать рассказы героев о состоянии российской армии, но пока не получила ответа.