Чернобаевка — большое село на въезде в Херсон. До недавнего времени здесь располагалась вертолетная воинская часть и международный аэропорт. В конце февраля его захватили российские, а недавно освободили украинские военные. За время войны Чернобаевка превратилась в интернет-мем и символ неудач и некомпетентности российских военных. Украинское командование заявляет, что не менее 28 раз уничтожала здесь технику противника, но россияне вновь и вновь размещали ее здесь же. Журналисты «Ґрат» Максим Каменев и Алексей Арунян побывали в Чернобаевке и рассказывают, как местные жители пережили оккупацию, ракетные атаки украинских сил и террор со стороны российских военных.
Село-мем
«24 февраля я на работу собиралась, у меня важная встреча назначена была. Было где-то около шести утра. Я сижу, пью кофе у себя в тамбуре. Смотрю: прямо на вертолетную часть прилетает две ракеты. С этого все и началось», — рассказывает жительница Чернобаевки Мария Гончаренко — энергичная женщина с веснушчатым лицом и грустным глазами.
Она работает инженеркой в газовом хозяйстве Херсона и руководит садовым товариществом «Авиатор». Дома этого кооператива прилегают к чернобаевской вертолетной воинской части. До вторжения России там базировалась 11-я бригада армейской авиации «Херсон». От огорода Марии базу отделяет забор из цементных столбов и колючей проволоки и заминированная поляна. За ограждением разрушенные здания части.
В двух километрах отсюда расположен аэропорт Херсон, где стояли военные вертолеты. В первые часы российского вторжения туда тоже прилетели российские ракеты.
«Конечно, мы такого не ожидали. Паника была, страх ужасный. У меня собак много. Первое, что я сделала — открыла калитку, чтобы собакам было куда от страха бежать, прятаться куда-то. В первый день мы спрятались у соседки напротив в подвале. Нас было 11 человек в небольшом помещении», — вспоминает Мария.
В тот же день на выезде из Чернобаевки растянулась огромная очередь из машин. Жители села бежали в сторону Николаева. Мария решила остаться.
«Во-первых, у меня мама в возрасте. И мне абсолютно не на кого было оставить животных. У меня три собаки, три кота. Они все подобраны, все бездомыши. У них было тяжелое детство. Я люблю животных и просто не смогла их бросить», — говорит Мария, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
27 февраля российские военные зашли в Чернобаевку. По словам Марии, первым делом они разграбили и разгромили магазины и брошенные дома. Гончаренко и ее соседи боялись выйти на улицу, опасаясь, что их расстреляют.
«Чтобы кормить животных, я ползком подбиралась и насыпала корм. Очень я боялась за животных, чтобы их не обстреляли. Потому что они стреляли по всему, что движется», — говорит Мария.
Магазины были закрыты. По словам Гончаренко, около месяца чернобаевцы пользовались запасенными продуктами, но потом они закончились и части жителей пришлось голодать.
«Потом наши люди умудрились привезти продукты и хлеб. Волонтеры раздавали их бесплатно. Хлебу радовались безумно. Нюхали его. Соскучились», — снова плачет Мария.
Россияне расположились на территории брошенной вертолетной части и в оставленных частных домах. В аэропорту разместили свои вертолеты. 27 февраля их впервые атаковала здесь украинская армия — в тот день Вооруженные силы Украины сообщили, что уничтожили в Чернобаевке колонну вражеской техники с помощью беспилотника «Байрактар». 7 марта командование украинской морской пехоты отчиталось, что разбомбили в чернобаевском аэропорту 30 вертолетов противника. Через неделю — еще 50 на том же месте. К концу марта ВСУ заявили, что разгромили российскую технику в Чернобаевке 12 раз, но те все равно стягивали туда вертолеты. Чернобаевка стала символом неудач и недальновидности российских военных, соцсети заполнили мемы о «бермудском треугольнике» для россиян.
«Мы, конечно, со счета сбились, сколько раз их фейерверили, — рассказывает Мария. — Когда наши войска их обстреливали, в первую очередь аэропорт, их техника очень быстро уезжала, уходила оттуда. Их солдаты бежали за техникой, кричали: заберите нас. Но проходило буквально несколько часов, и техника возвращалась на свои позиции. И так было очень много раз».
В метрах 400 за спиной у Марии разрушенное четырехэтажное здание бывшей казармы. Удар пришелся точно по центру дома и снес почти всю крышу. Ракета прилетела сюда уже осенью.
«Наверное, там был очень большой склад боеприпасов, — размышляет Мария. — Когда прилетело, мы сразу спрятались. Около четырех часов была сумасшедшая детонация. Мы думали, что когда вылезем наружу, не увидим своих домов. Это было ужасно. Слышали крики, визги, как они там кричали. Солдаты перепрыгивали через забор, прятались за население».
Коллаборанты и освобождение
В центре Чернобаевки людно. Сотни местных жителей выстроились в очередь у входа в сельсовет — одноэтажного здания, покрытого шифером. Здесь принимают заявки на денежную помощь от Красного Креста. Старушка ругается о чем-то с военным, дежурящим у входа с автоматом. Сельсовет не справляется с наплывом.
— Уже третьи сутки стоим, и такой бордель делается! Одного человека посадили, не могут четыре-пять, — жалуется женщина из очереди.
— Там их сидит пять человек, но люди лезут друг другу на голову, — не согласна с ней соседка. — Что вы жалуетесь на такую ерунду?! У нас война!
Первые два месяца оккупации в Чернобаевке оставался и продолжал работу глава сельсовета Игорь Дударь. Но 2 мая россияне захватили здание сельсовета и обыскали его дом и кабинет. Дударь заявляет, что после этого попал в местную больницу с инфарктом, а потом сумел бежать на территорию, подконтрольную Киеву.
Во время захвата сельсовета внутри работала управляющая делами Алена Каличенко. По ее словам, военные отвели ее на допрос и склоняли к сотрудничеству.
«Первое, что каждый спрашивал: „Бандера герой?“ Я говорю: „Он историческая личность, так же, как и, например, Сталин. Сталин герой?“ — пересказывает диалог с россиянами Каличенко. — Склоняли к сотрудничеству: „Вы же работаете на людей, не на власть“. Я сказала, что сотрудничать не буду. Я давала присягу на верность Украине, на верность народу».
В ответ россияне перешли к угрозам.
«[Военный сказал]: «У вас же есть дом в Чернобаевке?» Я говорю: «Конечно, есть». А они: «А вы уверены, что он ваш?» — вспоминает Каличенко.
Вскоре россияне устроили обыск в ее доме, но она так и не согласилась сотрудничать.
В отличии от бывшего директора херсонской автостанции Юрия Турулева — он возглавил «военно-гражданскую администрацию» Чернобаевки, созданную россиянами. Его замом стал другой местный житель — Олег Орусь.
Оккупационная администрация раздавала пенсии и материальную помощь, пыталась запустить учебный процесс в местной школе по российской программе и организовывала референдум о присоединении к России. В июне СБУ объявило Турулеву подозрение в коллаборационизме по часть 5 статьи 111−1 Уголовного кодекса.
Через три недели неизвестные подорвали машину, в которой он ехал. Взрывное устройство, заложенное на перекрестке, сработало, когда там проезжал автомобиль Турулева. Он получил легкие осколочные ранения и быстро вернулся к работе.
Глава кооператива «Авиатор» Мария Гончаренко говорит, что большинство местных недолюбливали односельчан, которые сотрудничали с захватчиками, но выражать свое отношение к ним было опасно.
«Люди были настолько запуганы. Даже с соседями старались не говорить, потому что мы не знали, кто предатель. Мы были в постоянном напряжении. Каждую минуту мы не знали, что и когда может случиться», — вспоминает Мария.
Незадолго до отступления, россияне объявили об эвакуации населения на левый берег Днепра. По словам Марии, Турулев и остальные жители села, сотрудничавшие с захватчиками, уехали.
Когда на дороге появились украинские военные, Гончаренко и ее соседи не могли поверить своим глазам. Накануне у них исчезла мобильная связь и интернет, и они не знали, что Минобороны России заявила об отступлении.
«Я кормила бездомных животных на улице, увидела много наших на трассе и пошла туда. Там уже были наши войска, — рассказывает Мария. — Мы сначала не могли этому поверить. Мы думали, что это провокация, что это переодетые российские военные. Мы даже попросили у некоторых документы, чтобы убедиться. Потому что рашисты могли бы устроить провокацию, нас бы всех там просто расстреляли. И когда уже поняли, что наши ребята зашли, все люди начали сбегаться. Сколько было радости! Эмоции, слезы. Взрослые мужчины рыдали от счастья».
Технику с чернобаевского аэродрома россияне вывезли за две недели до ухода на левый берег Днепра. 27 октября центр стратегических коммуникаций ВСУ опубликовал спутниковые фото пустого аэродрома и оставленных окопов вокруг взлетной полосы.
О том, что здесь действительно массово уничтожалась военная техника, напоминает слой железной крошки, который покрывает почти всю территорию аэродрома. Кое-где встречаются искореженные куски металла. Здание гражданского аэропорта почти полностью разрушено. От вывески с названием остались сползающие вниз буквы «ХЕРС». Две последние буквы отвалились.
На месте становится понятно, что армия РФ вывезла не все. Остались два вертолета, в их раскраске угадывается украинский пиксель, который не очень тщательно перекрасили и снабдили белыми «зетками». На хвосте одного из них можно прочесть украинскую надпись «небезпечно». Пережили обстрелы и припаркованные в гражданской части аэродрома кукурузники.
Окрестные поля изрыты окопами и блиндажами, возле них остались сожженные танки, бронетехника, военные и гражданские грузовики и легковушки.
Вдалеке за ангарами виднеется поврежденный военный радар. На уличном туалете возле одного из административных зданий кто-то нарисовал другой символ российского вторжения — букву V.
Вдова
Мария ведет нас по улицам своего кооператива. У части домов нет стекол и оконных рам. Заборы изрешечены дырами от осколков. На ржавых воротах написано мелом: «Здесь живет дите, 1,5 года». Из дома за забором к нам выходит Татьяна Пагулич — блондинка в желтом махровом халате. У нее под ногами путается рыжая собачка с торчащими клыками.
Дом, в котором живет Татьяна с ребенком, раньше принадлежал ее гражданскому мужу, шиномонтажнику Андрею Чебе.
«У него репутация была не особо, потому что он по своей глупости и наивности отсидел много лет, — рассказывает Татьяна. — Но меня это не смущало. Он был добродушным человеком. Он был ответственным. Он хотел семью, он ее получил. Он хотел ребенка. Он его сделал. Давал для ребенка все что мог».
В доме по соседству жила семейная пара. Когда начались обстрелы, они уехали в Херсон и попросили Андрея присматривать за их двором. Но, по словам Татьяны, российские военные быстро прознали, что дом пустует и время от времени проводили здесь время и ночевали.
15 марта они оставили включенным свет, и вечером Андрей пошел его потушить. Домой он не вернулся. Татьяна сообщила о пропаже в сельсовет, но сама заходить в соседский дом боялась.
«Их (российских солдат. — Прим. ред.) там было пять-шесть человек. Бывало даже такое, что, когда они напивались, они в друг друга стреляли, — вспоминает она. — Подъезжали такси, привозили девочек легкого поведения. Они тут кричали, бушевали. Я просто заходила в свой дом, закрывала дверь, чтобы они меня не видели».
24 марта Татьяне позвонил сотрудник сельсовета и сообщил, что тело мужа с простреленной головой нашли в соседском доме.
«Сельсовет отвез его в морг. Я ходила на опознание. На второй день его похоронили. Нам никто не дал родственников позвать. Я была одна и племянница, больше никого», — рассказывает Татьяна.
Наш разговор прерывает мощный взрыв. Мария прячется за стеной дома. Собачка с торчащими клыками скулит, дрожит от страха и прижимается к хозяйке. Татьяна, привыкшая к грохоту, никак не реагирует. В последнее время обстрелы Чернобаевки участились, но Татьяна не собирается никуда уезжать.
«А куда бежать? От кого бежать? Вы думаете, в другой части Украины спокойнее? Я читала новости: и во Львове, и Ровно, и Киеве — везде одинаково», — считает она.
Ее соседи так и не вернулись в дом, где нашли тело Андрея. Входная дверь тут не заперта. Мария заходит внутрь, оттуда выбегает перепуганная белая собака.
«Бельчик, Господи, ты тут живешь», — узнает Мария своего подопечного.
В коридорах на первом этаже и по углам груды мусора. В комнатах пусто: отсюда вынесли почти всю технику и мебель. В спальне сорваны жалюзи, от двуспальной кровати остался покореженный матрац. В комнаты и на второй этаж мы не заходим — саперы обследовали только коридор, в остальных помещениях могут быть мины.
Татьяна не пошла с нами к соседям и побрела домой.
«Восемь месяцев уже прошло [после смерти мужа]. Я уже успокоилась благодаря тому, что у меня есть ребенок. Я живу ради него», — говорит она на прощание, смахивая слезы.
Выживший
На соседней улице с Марией заговаривает женщина и просит помочь Сане. Пожилой мужчина в темной шапке и спортивной кофте, Саня, сидит на лавке возле забора. Его соседка просит найти врачей, которые могут сделать операцию — поставить пластину в голову.
«Саша, ты можешь шапку снять?» — просит его женщина.
Тот послушно оголяет голову. Справа она изуродована огромной вмятиной. На левой части головы у Александра нет части черепа, дыру затянула тонкая пленка кожи.
«Мы всем селом скидывались, собрали 30 тысяч гривен ему на операцию, но врачи все выехали, некому ее сделать», — рассказывает соседка.
По ее словам, в апреле ее соседа похитили и жестоко избили российские солдаты. Только через месяц он нашелся в херсонской областной больнице с многочисленными переломами и травмами головы, легких и почек.
Мужчина говорит, что его зовут Александр Баклан и ему 59 лет, но не может вспомнить, что именно с ним произошло.
«Я 15 дней вообще ничего не помню… Они меня привели в больницу. Помню, ехал куда-то на машине», — сбиваясь, путанно говорит Александр и надевает шапку.
Восстановить, что именно произошло с Александром, помогает Сергей — местный житель, который подрабатывал разнорабочим и был с ним, когда его похитили российские военные.
Высокий крепкий мужчина с загорелым лицом, Сергей рассказывает, что 13 апреля Саня попросил его съездить с ним за продуктами и кормом для собак и скота — двух коров и нескольких телят. Александр держал хозяйство и работал водителем на городском водоканале. За покупками отправились на его стареньких бордовых «Жигулях» седьмой модели.
«Поехали мы в магазин, скупились, продукты, собачий корм, два мешка крупы коровам, заехали на заправку, заправились, возвращались уже домой, — вспоминает Сергей. — Возле самолета (стелла на въезде в Чернобаевку. — Прим. Ґ), на блокпосту нас остановили российские военные».
Военные сказали Александру выйти из машины и показать документы, потом потребовали, чтобы то же самое сделал Сергей. Забрав паспорта обоих мужчин, они потребовали отдать им машину. Но Александр отказался, а затем сломал ключ в замке зажигания. В ответ военные схватили обоих, надели им на головы мешки, замотали скотчем глаза и руки и погрузили в машину.
«Привезли или в воинскую часть, либо в аэропорт, потому что от самолета быстро доехали, минут за пять», — говорит Сергей.
По его словам, их с Александром поместили в помещение без крыши, где кроме них было еще с десяток мужчин. Им не разрешали общаться между собой и по очереди водили на допрос, где жестоко избивали. «Допрашивали три-четыре человека. Били руками и ногами. Один спрашивает: «Кто служил в АТО?» Отвечаю: «Не знаю», и сразу «подача». Каждый раз, когда отвечаешь «не знаю» — удар», — вспоминает Сергей.
Ночь пленники провели на бетонном полу, подстелив картонки. Сергей и Александр переговаривались и на утро их разделили. Сергей провел в плену пять дней, затем его и еще семерых мужчин погрузили в грузовик и выбросили на заправке неподалеку от Чернобаевки.
«Сказали: как услышите, что машина отъедет, можете снимать повязки. Паспорт мне так и не вернули», — говорит Сергей.
Домой он добирался окольными путями, чтобы опять не попасть на блокпост. Через несколько дней после его возвращения местные мальчишки нашли неподалеку от села бордовую «семерку» Александра и пригнали ее к дому его брата. Сейчас автомобиль уже во дворе у Александра, Сергей предлагает его посмотреть.
Передние колеса машины спущены, на зеркало заднего вида примотана белая тряпка — по словам Сергея, российские военные заставляли всех гражданских использовать белые повязки в качестве опознавательного знака.
«Передний номер вырвали, задний я нашел в багажнике и прицепил его впереди, — обходит машину Сергей и указывает на передний бампер. — Тут «зетка» была нарисована, мы ее еле оттерли, двигатель весь в болоте. Кончили машину полностью — сиденья поломанные, все поломано. Покатались и выбросили».
По словам соседки, Александра нашли 12 мая в Херсонской областной больнице. Неизвестные выбросили его возле входа. Мужчину сначала опознали по характерной примете — на одной руке у него нет одного пальца. Со временем он пришел в себя и назвал врачу имя, фамилию и адрес. В конце мая мужчину перевезли домой.
«Его жена выходила. Он же даже ходить не мог. Как выстрелы, он ее спрашивает: «Тамара, что это?» Она ему: «Война», а он удивляется. Не помнит ничего. Лечение ему нужно», — причитает соседка.
Она и Сергей утверждают, что пока украинские правоохранители не интересовались историей Александра.
Семья
Мария Гончаренко приводит нас к высокой водонапорной башне, выкрашенной в серый цвет. Рядом — детская площадка, на которой играют четыре мальчика и две девочки. Их родители — Владимир и Светлана Груздовы — возвращаются домой с большой бутылью воды, которую они катят на тележке. 22 ноября в Чернобаевке все еще нет воды и света. Зато, в отличии от Херсона, есть связь и интернет.
Семья Груздовых живет в одноэтажном доме неподалеку.
«Вообще у нас семь детей, — улыбаясь детям, рассказывает Владимир. — Старшая дочка — в Польше, уже внучка родилась, а шесть с нами живут — старшему сыну 14, младшей дочке — семь».
До российского вторжения Владимир, подтянутый улыбчивый мужчина, был частным предпринимателем — устанавливал отопление и таксовал. Светлана, приветливая женщина с длинными темными волосами, занималась детьми.
Пара вспоминает, что в первые дни вторжения их знакомые советовали им выехать из Чернобаевки, воинскую часть которой обстреливали россияне. На семейном совете они решили, что все же останутся.
— У меня здесь тетя, к тому же дочь с маленьким ребенком в Херсоне — куда-то выезжать — нереально, — говорит Светлана. — А еще мы не могли бросить животных. У нас пес Берлин и два кота — Альф и Бусинка. Теперь еще и соседские коты добавились.
— Я хотел. Но везде стреляли, как я буду с шестью детьми пробираться? Один-то еще побежишь, а их я просто не закрою, — вспоминает Владимир.
В итоге из всей семьи эвакуировалась только старшая дочь с ребенком. В оккупации главным заданием Владимира и Светланы было выжить и сохранить семью.
Они благодарят Марию за то, что регулярно помогала семье продуктами.
«Она контактировала с волонтерами, закупала продукты и приглядывала за одинокими пожилыми людьми, дедушками и бабушками», — говорит Светлана. Председательница кооператива застенчиво улыбается.
Несмотря на опасное соседство — российские солдаты жили в казарме в сотне метров от их дома — Груздовы остались в своем доме, хотя могли переехать к родителям Владимира в соседнее село Никольское.
Светлана рассказывает, что иногда ради забавы российские солдаты усаживались на крыше здания казарм и стреляли по водонапорной башне, купол которой был выкрашен в цвета украинского флага. Иногда стреляли и по гражданским.
— Они не давали нам огород посадить. Только нагнешься, они прямо по жопе стреляют, — говорит Владимир.
— Им было просто смешно, — добавляет Светлана.
Семья старалась избегать военных. Но это удавалось не всегда.
Владимир вспоминает, что сразу после оккупации россияне обходили дома и расспрашивали жителей, знают ли они, где живут украинские военные, участники АТО, полицейские и сотрудники СБУ.
Через несколько недель солдаты вновь наведались к Грузовым. Владимир вспоминает, что накануне из вертолетной части сбежало несколько десятков их сослуживцев. Их стали разыскивать.
— Подъехали на какой-то большой машине. Вломились к нам, стали расспрашивать, и тут один смотрит на меня и говорит: «А чего у тебя руки трясутся?» Я говорю: «У меня за спиной шесть детей, вас 20 человек с автоматами», — вспоминает Владимир.
— Они потребовали документы и сказали, что, мол, если вас обижают — обращайтесь в военную комендатуру в Херсоне, — продолжает Светлана.
Груздовы вспоминают, что видели, как из Чернобаевки россияне запускали ракеты по Николаеву, и могли предугадать, когда именно будет очередной обстрел аэродрома украинской армией.
«Мы конкретно знали, если шумно, если они заезжают на территорию аэропорта или в воинскую часть, пора спускаться в подвал. Потому что мы знали — будет прилет, — улыбается Владимир и добавляет. — Мы радовались, когда прилетало».
По его словам, украинская артиллерия била точечно и попадала в цель. В качестве подтверждения мужчина указывает на их дом — в нем целые окна, но ближайшую к казармам стену «повело», когда выбило несколько балок.
Владимир и Светлана верят, что украинские военные били в казармы по соседству аккуратно, потому что, проводя разведку дроном, могли заметить, как у них во дворе сушится детское белье. Его родители вывешивали в качестве предупреждения.
«Где-то я даже в телеграме, в каком-то чат-боте написал, что вот воинская часть и нас здесь мирных очень много. Получится или нет — все равно какое-то предупреждение», — говорит Владимир.
С началом учебного года у семьи Грузовых появилась новая проблема — как сохранить детей. По селу прошел слух, что родителей, которые не отдадут детей в школу, будут лишать родительских прав. Владимир и Светлана отправились в сельсовет, где заседала оккупационная администрация. Перед походом пара посоветовалась с местными учителями, которые отказались работать в школе при оккупантах.
«Решили так, если из города будут приезжать по поводу, чтоб возить детей в Херсон в школу на автобусе, мы будем говорить, что решили отправлять их в сельскую школу, — рассказывает Светлана. — А этим наоборот говорить, что будем отправлять в Херсон, потому что так безопасно. Такую хитрость придумали».
Детей родители учили дома, время от времени Владимир наведывался в школьную библиотеку и тайком выносил оттуда украинские книжки и учебники.
Несколько раз чиновники оккупационной администрации предлагали Груздовым отправить детей на отдых в Крым или Краснодарский край.
«Мы сказали, что дети напуганы, дети мамины и папины, мы их никуда отправлять не будем, — говорит Владимир. Затем кивает на сына. — Одноклассника Ярослава, ему 14 лет, отправили в Крым. Потом, когда началась быстрая эвакуация, ребенка отправили в Краснодарский край и родители потеряли с ним связь. Где ребенок, никто теперь не знает».
Призывы оккупантов эвакуироваться на левый берег Груздовы проигнорировали. Владимир рассказывает, что был убежден — ВСУ не будут атаковать в лоб, а будут действовать хитрее и в Чернобаевке боев не будет.
«Я оказался прав», — улыбается мужчина.
Украинская армия освободила Чернобаевку 10 ноября. Владимир и Светлана вспоминают, что сначала в это не поверили. Владимир утром отправился на машине в магазин и увидел на площади украинских военных.
«Гимн заиграл. Я думаю, ну слава Богу. Все обнимаются, песни украинские поют», — вспоминает мужчина и добавляет, что той же ночью россияне обстреляли воинскую часть возле аэродрома и соседнее село Степановку.
Наш разговор нарушает звук артиллерийского выстрела. Владимир нервно смеется. Светлана инстинктивно прижимает к себе детей, приговаривая: «Все хорошо, все хорошо, расслабились чуть-чуть. Все тихо. Это отлет. Это наши».
Россияне регулярно обстреливают Херсон и Чернобаевку с левого берега Днепра, но Груздовы все так же не собираются уезжать из дома.
«Страшно, конечно, а где сейчас не страшно? Они ж по всей Украине лупят с морей», — пожимает плечами Светлана.
Башня
Мария показывает на водонапорную башню. Она рассказывает, что в 2020 году жители поселка Авиатор в верхней части Чернобаевки за свой счет оплатили капитальный ремонт купола башни и выкрасили его в сине-желтый цвет.
— Он очень здоровски виднелся, его было видно даже с трассы, — вспоминает Мария.
— Мы надеялись, что флаг на башне достоит до последнего, — вторит ей Светлана.
Гончаренко рассказывает, что летом договорилась с оккупационной администрацией, что членам кооператива выделят вышку, чтобы они смогли залатать в куполе дырки от пуль. В ответ договорились, что купол перекрасят в нейтральный серый цвет.
21 августа ситуация изменилась, на следующий день в РФ праздновали день флага. К башне приехали российские военные и привезли банки с синей, белой и красной красками, после чего приказали членам кооператива перекрасить купол в цвета российского флага. Мария называет его «аквафрешем».
«Сопротивляться было бесполезно. Военные сказали закрыть рот и выполнять их команды, — рассказывает Мария. — Нас тогда предупредили, что «если не перекрасите, мы вашу башню положим»».
Через неделю после освобождения Чернобаевки члены кооператива вновь собрались перекрашивать башню, но вернуть флаг Украины не рискнули — купол выкрасили в серый цвет.
«Пока что мы опасаемся, — объясняет Мария. — Эта точка у россиян пристреляна, а рядом семья Владимира и Светланы живет, у них шесть детей. Пока что мы решили не рисковать, но обязательно перекрасим купол после победы».