Украинский город Торез с 2014 года числится в составе самопровозглашенной Донецкой народной республики. До войны здесь проживало свыше 55 тысяч человек, большая часть которых в прошлом году покинули свои дома — люди бежали от войны. Сегодня в Торезе повсюду звучат забайкальский и бурятский говоры. Кроме самих российских военных, здесь сейчас часто можно встретить их жен и матерей, которые приезжают навещать своих контрактников и мобилизованных из самых дальних регионов России.
Корреспондент редакции «Сибирь.Реалии» тоже отправилась из Прибайкалья в Торез, чтобы узнать, как чувствуют себя россияне в оккупированном Россией городе.
«И курят, и бухают, вот крыша и едет»
Имя французского шахтёра-коммуниста украинский город Чистяково — один из центров угледобычи на востоке Украины — получил в 1964 году. 12 мая 2016 года Верховная Рада Украины присвоила городу старое название Чистяково в рамках кампании по декоммунизации страны. Переименование не было признано властями так называемой ДНР.
Из Ростова-на-Дону до Тореза можно добраться на автобусе частных перевозчиков, но о покупке билета надо подумать заранее: из-за войны на территорию Украины водители отправляются неохотно, а желающих попасть туда немало. Среди пассажиров и местные, возвращающиеся домой, и жены российских военнослужащих.
В дороге разговариваю с попутчицами.
— Неизвестно, когда мужу дадут отпуск, — говорит Татьяна, жена мобилизованного из забайкальского поселка Агинское, — решила сама приехать к нему. Путь долгий: сначала на самолете, потом от Москвы до Ростова на автобусе. И вот снова пересадка на автобус, но теперь уже последний рывок. Ему из-за моего приезда командование три дня отдыха дает.
Татьяна поссорилась с мужем в июле прошлого года, но когда узнала про мобилизацию, первым делом позвонила ему.
— Мы не были женаты тогда, просто расстались. И вот он мне сделал предложение, мы расписались. И он почти сразу уехал. Он сразу говорил, что если мобилизуют, то пойдет. Объяснял тем, что «ничем не хуже других», — говорит Татьяна.
Другая пассажирка автобуса Яна, тоже из Забайкалья, познакомилась с парнем, к которому едет в Торез, за месяц до его мобилизации.
— Его сразу же по повестке забрали. После этого уже я узнала, что беременна. Очень сильно нервничала из-за него, из-за войны, поэтому случился выкидыш, — рассказывает Яна. — Фактически он отец-одиночка, от прежних отношений есть дочь, которую он воспитывал один, мать лишена родительских прав. Сейчас его родителям-пенсионерам пришлось взять ребенка, но, конечно, им тяжело. Почему пошёл по повестке? Да, он не думал толком, сказали — пошел, только сейчас дошло, куда.
От Ростова до российско-украинской границы 2,5 часа пути. Здесь пассажиров просят выйти из автобуса, чтобы пройти контроль. Российский пограничник проверяет документы пассажиров, спрашивает о цели визита. После 15-минутного досмотра автобус продолжает свой путь.
От границы до Тореза еще 3−4 часа езды, зависит от пробок. В дороге одна из попутчиц, которая тоже едет навестить мужа, разоткровенничалась:
— Думаю, вообще-то, может, уже разводиться с ним? Абьюзит конкретно по малейшей ерунде, требует из дома шага не делать. Стал агрессивным, просто невменяемым. Я сначала не понимала, почему — вроде, пьет немного, а постоянно подшофе, оказалось, они там и траву курят постоянно. И курят, и бухают, вот крыша и едет. В ответ на мои претензии: «Ты думаешь только о себе, а о нас кто подумает?! Вот из-за алкашки наезжаешь — да вы хоть знаете, что такое война? Вы знаете, как тут страшно?»
«Ну, бахает, так это постоянно»
Автостанция Тореза — конечная остановка. По дороге два «Урала» с символикой «Z» едут в центр города. На военных машинах солдаты. Ощущение войны повсюду: военных намного больше, чем гражданских, многие дома и магазины заколочены и заброшены, повсюду военная техника.
От Тореза до линии фронта примерно 70 километров, и город часто попадает под обстрелы.
— Ну, бахает, так это постоянно. Все уже привыкли. Хотя, да, понимаем, что по городу бомбануть может в любой момент. Здесь постоянно ездят военные, — рассказывает местная жительница Наталья, — заезжают отдохнуть, помыться, на рынок сходить. Здесь и гостиницы, и кафе в основном ими и заполнены.
Около магазина бытовой техники разговаривают пятеро мужчин: двое гражданских и трое в военной форме. Гражданские (позже выяснится, что это тоже мобилизованные, только в отпуске) объясняют военным, как вызвать такси.
— А вы сами-то откуда?
— Из Ангарска, — отвечает тот, что в форме, — да мы мобилизованные. Вот недавно только привезли нас сюда.
— Ничего себе, почти земляки, — говорит тот, что в гражданском, — а мы из Забайкалья. Из Ангарска, говоришь? А это случайно не ваших недавно разбили?
— Да, наших. Вот на днях и нас на передок кидают.
Те, что в гражданском, просят не удивляться тому, что «не в форме».
— Нам просто дали три дня на отдых — рассказывает мобилизованный Алексей, — А тут же постоянно вэпэшники (военная полиция) ездят. Если увидят нас в форме, могут задержать и обратно отправить.
— Так вы же в отпуске?
— Ну, отпуск нам еще не положен. Это просто командование навстречу идет, а если засветимся, будут у всех проблемы.
К нам подходит женщина и протягивает мобилизованным пакет с пряниками.
— Ну что вы, не нужно, — отказываются они.
— Возьмите, пожалуйста, защитники наши, — отвечает женщина, — Это все, что я могу для вас сделать.
После ее ухода один из собеседников подходит к урне и выбрасывает гостинцы. Возвращается и объясняет.
— Вы не думайте, что мы тут зажрались. Просто вот откуда мы знаем, может, и пряники эти отравлены? Большинство местных нас считают оккупантами. А вообще, поезжайте в Снежное. Там на рынке есть кафе «Погребок», можно сказать, место сбора мобилизованных забайкальцев. Они вам там расскажут много интересного.
«Мы чудом выбрались живыми»
От Тореза до Снежного 15 минут езды на автомобиле. Чтобы не заблудиться, лучше ехать на такси.
— Вы не местная? — первым делом спрашивает таксист. — Я по говору понял. Много вас здесь теперь.
Водитель Николай до войны держал свой магазин с автозапчастями, теперь ему приходится таксовать, чтобы заработать на жизнь.
— Цены у нас поднялись, работы нормальной нет. Выживаем, как можем. При этом цены в магазинах выросли именно из-за россиян. Продавцы понимают, что мобилизованные и контрактники хорошо зарабатывают, пытаются за их счет выжить. Но это отражается и на обычных местных жителях.
Николай останавливает машину в нескольких минутах ходьбы от рынка. Кафе «Погребок» — в самом центре. Здесь уже сидят мобилизованные.
— Место проверенное, — рассказывает Сергей, уроженец забайкальского поселка Новокручининский, — Здесь владелец — азербайджанец. Сразу к нам хорошо отнесся. В другие заведения стараемся не соваться.
В помещении — три больших зала, ближе к обеду свободных мест не остается. Почти за всеми столиками — мобилизованные.
— Когда мы в Песчанке (учебная часть на базе воинской части под Читой, где на несколько месяцев разместили мобилизованных из Забайкалья, — прим. С.Р.) были, к нам Осипов же приезжал (Александр Осипов, губернатор Забайкальского края, — С.Р.), — рассказывает мобилизованный Игорь, — Нас построили, а он как давай речь толкать про то, что живыми домой мы не вернемся. Так и сказал: «Никто из вас не выживет, но вы хоть погибните с честью».
— Это тогда, когда вас, чтобы спрятать от губернатора, за ворота части выгнали?
— Нет, вы что? Тогда мы все пьяные были, вот и выгнали. Осипов же постоянно к нам ездил, пиарился. Вот в тот день, когда построение было и он нас заранее похоронить решил, парень один не выдержал, вышел из строя, давай губеру говорить, мол ты, ох**л? Его потом скрутили и на «губу» отправили. А здесь к нам священник приезжал, тоже говорил, что живыми домой не вернемся.
— На передовой я побывал дважды, — рассказывает читинец Александр, — во второй раз даже контузило. Но это потому что без наушников был. В следующий раз такую ошибку не совершу.
Впервые Александр оказался на передовой в начале декабря.
— Тогда нам пообещали, что мы будем окопы готовить для военных. На самом деле привезли на самый передок. Со всех сторон украинцы, поля заминированы, была только одна дорога. Когда нас вывозили в первый раз, ее и обстреливали. Нам повезло, чудом, но добрались в тыл живыми. А вот ребятам, которые после нас поехали, не повезло: все погибли.
Был у нас мужик, прапорщик. Его в числе первых отправили на передок, и вот, возвращается этот прапор со своим товарищем. Говорят, как там страшно, нет на передке нормального оружия, против украинцев мы голые буквально. Много «300-х» и «200-х». Стал прапор требовать, чтобы их домой вернули, мол, они не пушечное мясо. К вечеру приехало командование из штаба, мужиков этих на «губу». А на следующий день силком обратно. То есть пока мы в лагере, побегов почти нет. Бухают все постоянно, голова и не варит особо. А когда уже привозят на место, начинается какое-то понимание, и с передовой уже пытаются сбегать. Но мы об удачных ничего не знаем. В курсе только тех случаев, когда сбежавшие на «губу» попадают, а потом их обратно на передовую кидают. Еще нам высшее командование постоянно напоминает про то, что в РФ существует статья о дезертирстве. Что нас посадят за невыполнение приказа.
— А как у вас с обеспечением?
— Ну это уже известный факт, что все покупаем сами. Рации в наших условиях становятся одноразовыми (тонут в грязи и потом не работают — С.Р.), приходится постоянно новые покупать. Вода здесь плохая, тоже покупаем. По вооружению: хотелось бы лучше. Я же сказал вам, что ребят наших обстреляли. Вот мы потом с них снимали разгрузки, перчатки. Им уже не нужны, а нам могут помочь. А так, почти вся зарплата и уходит на покупку необходимого. Неприятно, когда нам говорят, что нас тут не ждали, не любят нас тут… Ну, хоть деньги заработаю.
Мобилизованный Сергей рассказывает, что в следующий свой трехдневный отпуск решил сделать предложение своей девушке.
— Я решил больше не воевать и попробовать вернуться на гражданку, скажу командованию, что воспитываю дочь один. Я, когда шел [по повестке], не знал, что можно законно отказаться. Думал, что другой вариант — только тюрьма, боялся сесть, — говорит Сергей.
За соседними столиками мобилизованные уже явно выпили лишнего и начали выяснять отношения друг с другом.
— Могут даже начать стрелять, поэтому лучше сейчас уйти, — говорит Александр, — Многие мобилизованные пьют до белки, даже на передовой. Несколько дней назад, мы еще не в увольнительной были, один перепил и в ночь побежал с автоматом в соседнюю деревню и носился по домам, где гражданские живут. Наш командир рванул за ним, притащил его обратно в лагерь, расхренячил ему лицо в щепки и отправил на «губу». Бухают все постоянно, командиры не могут за всеми уследить.
Катастрофа «МН 17»
Впервые во все мировые новостные сводки Торез попал в 2014 году после авиакатастрофы МН 17 «Малазийских Авиалиний». Сбитый донбасскими сепаратистами пассажирский самолет упал тогда неподалеку от города. Туда же потом на рефрижераторах свозили тела погибших.
— У нас частный дом в Торезе. Выхожу в тот день из дома и слышу гул, потом взрыв, — рассказывет Ирина, мать двоих детей, — Не поняла сначала, что это самолет упал. Потом уже пошли среди жителей разговоры, что «Боинг» подбили. Мужики из Тореза рванули туда посмотреть, что происходит — а не подъедешь, территория обстреливается.
Ирина испугалась за детей и решила переезжать в Россию.
— Спасала детей. К тому же с работой в Торезе из-за обстрелов стало хуже. Многие уже тогда из города бежали. Нас как беженцев привезли в Забайкалье, долгое время жили в санатории «Горняк», туда всех беженцев свозили как раз. Муж, двое детей, переехали мы все вместе. Я хотела, как и раньше, работать на железной дороге, но уже в Чите мне объяснили, что туда даже местные без связей устроиться не могут, — вспоминает Ирина. — Конечно, мне это не понравилось — обещали нормальную работу, а в итоге сидела без дела, муж грузчиком подрабатывал то тут, то там. Сами читинцы к нам плохо относились, особенно таксисты. К нам в «Горняк» принципиально не приезжали: «Беженцы, могут и на деньги кинуть». Я в Читу-то ехать не хотела, нас принудительно отправили из Ростова, всех беженцев направляли в разные точки России, мы не выбирали. Когда приехали в Забайкалье, были в шоке, что попали в такую дыру.
Недавно Ирина с семьей перебрались из Забайкалья в центральную часть России. Надеются, что там им будет полегче. О возвращении в Торез они даже не думают.