За первое полугодие 2024 года правоохранители по всей Украине открыли почти 29,8 тысячи новых уголовных дел о бегстве военнослужащих: 18,6 тысячи по статье о самовольном оставлении воинской части и 11,2 тысячи по более строгой — «Дезертирство», свидетельствует статистика Офиса генерального прокурора. Это количество уже превысило показатели за весь 2023 год — тогда начали 24,1 тысячи новых расследований — и более чем в три раза больше показателя 2022 года (9,4 тысячи дел).
В целом же с начала 2022 года прокуратура насчитала 63,2 тысячи таких уголовных производств. Если сравнить их количество с объявленной президентом Владимиром Зеленским численностью ВСУ в 880 тысяч человек, можно сделать вывод: за время полномасштабной войны из армии сбежал едва ли не каждый 14-й военнослужащий, пишет DW.
Проблемы учета
Однако и эти данные далеки от фактических масштабов проблемы, заверяют DW опрошенные офицеры — кадровики и юристы, знакомые с ситуацией по бегству военнослужащих из собственных частей. Одни утверждают, что количество реальных случаев превышает количество уголовных дел втрое, другие — даже вчетверо.
«В апреле 2022 года боец смылся в СОЧ (самовольное оставление части. — Ред.) и до сегодняшнего дня ердр-ки (номер производства в Едином реестре досудебных расследований, формальный признак открытия уголовного дела. — Ред.) нет на него. И таких без дела у меня в списке только по одной области было пять из девяти», — считает кадровик 28-й механизированной бригады ВСУ из Одесской области Виктор Лях.
Причина такого несоответствия — долгая процедура регистрации преступлений в военной сфере, которые последние пять лет расследует гражданское Госбюро расследований, объясняет управляющий партнер киевского адвокатского объединения «Алиас» Александр Горовой. С начала полномасштабного вторжения и до своего увольнения по возрасту в 2023 году он руководил юридической службой в 115-й механизированной бригаде и имел богатый опыт сотрудничества с ГБР.
«Их офисы удалены от линии фронта на сотни километров, а следователи и оперативники даже не имеют права заходить в места дислокации воинских частей. В начале вторжения они вообще ничего не регистрировали, перебрасывая заявления командиров между территориальными управлениями», — рассказывает юрист.
Впоследствии сбор всей первичной информации о подобных преступлениях возложили на плечи юристов воинских частей — сейчас те имеют 30 дней на то, чтобы провести служебное расследование и переслать результаты материалы ГБР. Только в таком случае правоохранители зарегистрируют уголовное дело. «Но это не точно. Надо все держать на контроле: напоминать следователю, ссориться, жаловаться в главк», — делится опытом Сергей Горбатюк, экс-начальник управления спецрасследований «дел Майдана», а сейчас юрист 23-го отдельного стрелкового батальона ВСУ.
Почему убегают военные
О побеге подчиненных командиры также обязаны сообщать в Военную службу правопорядка (ВСП) — специальное правоохранительное формирование в составе ВСУ. Разглашать количество таких сообщений и комментировать статистику прокуратуры на запрос DW там не захотели, сославшись на секретность данных.
Однако причин для «совершения военнослужащими СОЧ» хватает, признают в службе. В письменном ответе DW ее недавно назначенный начальник, полковник Виталий Левченко, наряду с сугубо субъективными факторами, такими как «желание временно уклониться от выполнения обязанностей для отдыха» или «низкое морально-психологическое состояние военнослужащих, призванных по мобилизации», указывает на общевойсковые проблемы. Прежде всего, это «эмоциональная перегрузка и истощение… связанное с длительным пребыванием в районе ведения боевых действий без ротации» и «недостаточный уровень содействия со стороны командования в решении семейных и социально-бытовых проблем», отмечает военный.
Гражданские юристы, специализирующиеся на правовой помощи военным, добавляют: немало уголовных дел об оставлении места службы возбуждают по чисто формальным основаниям: задержка в командировке, ошибка в выписке из госпиталя или даже потеря связи с бойцом «на нуле». «Как правило, никто из командиров не ждет объяснений от нарушителя, не выясняет обстоятельства и не стремится решить вопрос возвращения собственными силами», — утверждала адвокат Марина Лиличенко в прошлогоднем докладе правозащитного центра «Принцип». Случается даже, что недобросовестные командиры наказывают или шантажируют «объявлением в СОЧ» тех военнослужащих, с которыми конфликтуют или просто относятся предвзято, отмечалось в исследовании.
Преступления без наказания?
Такие угрозы никак не назвать безобидными — с момента провозглашения военного положения опоздание в часть из отпуска без уважительных причин даже на несколько часов можно квалифицировать как тяжкое уголовное преступление с наказанием в 5−10 лет. И до сих пор законы только ужесточались.
Уже в первое военное лето украинский парламент лишил подозреваемых по делам о нарушении порядка несения службы права ждать суда под домашним арестом или залогом — только за решеткой. Автор инициативы — Сергей Власенко из «Батькивщины», некогда пламенный адвокат экс-премьера Юлии Тимошенко, аргументировал такое ограничение свобод безапелляционно: «Военное преступление, совершенное военнослужащим во время… военного положения, свидетельствует о максимальной степени общественно-опасного деяния».
Несмотря на это реальная практика наказания отличалась от части к части и от суда к суду, отмечали в тематическом докладе в начале 2023 года аналитики киевского Центра оборонных стратегий. Так, на Черниговщине мобилизованному солдату пятидневную «самоволку» оформили как административный проступок, оштрафовав на 2400 гривен. Тогда как другой солдат, с Полтавщины, только за день отсутствия заплатил штраф в 30 тысяч гривен и в придачу получил уголовную судимость, приводятся примеры в докладе.
Беглых военнослужащих приговаривали и к заключению. Однако чаще всего судьи смягчали наказание или вообще освобождали от него из-за искреннего раскаяния, сложных семейных обстоятельств, проблем со здоровьем — в Едином госреестре судебных решений можно найти около 700 подобных вердиктов по СОЧ в 2022 году. Случалось, что такое условное лишение свободы даже становилось основанием для увольнения осужденного из рядов ВСУ — однако превратиться в демобилизационную отмычку «самоволка» не успела.
Быстрые решения ради дисциплины
Терпение военного руководства лопнуло очень быстро: в начале декабря 2023 года тогдашние главнокомандующий Валерий Залужный и министр обороны Алексей Резников в совместном письме просили Раду срочно запретить судьям наказывать за военные преступления мягче, чем предусматривает Уголовный кодекс. Уже через четыре рабочих дня депутаты одобрили инициативу почти без возражений.
Однако за стенами парламента она вызвала бурную дискуссию. Армейцы и юристы обозвали новый закон «кувалдой для ВСУ», намекая на орудие жестоких казней дезертиров в ЧВК Вагнера. 34 тысячи граждан просили президента наложить вето.
Безнаказанный побег с фронта одних военнослужащих увеличивает потери среди тех, кто остался, отвечал недовольным Валерий Залужный. «Армия держится на дисциплине… В условиях войны нужны быстрые и действенные решения», — убеждал он в видеообращении.
Намерения — вещь тонкая
Владимир Зеленский, в конце концов, прислушался к генералам и подписал документ. Поэтому с февраля 2023 года за отсутствие в части более трех суток без уважительных причин военным светит минимум пять лет за решеткой. В дезертирстве солдата могут обвинить и на следующий день после исчезновения, если очевидно намерение беглеца навсегда покинуть службу.
Так в январе 2024 года растолковал разницу между двумя преступлениями Верховный суд, рассматривая дело нацгвардейца Сергея К. Мобилизованный в марте 2022 года, он охранял стратегические объекты в Запорожской области, пока 27 августа командир не застукал его выпивши. Ждать наказания солдат не стал, переоделся в гражданское и отправился в Закарпатье к жене. Через три недели местные пограничники задержали его в лесу на берегу приграничной речки Тиса и передали обратно в часть.
Запорожский суд в начале этого года мужчину приговорил к шести годам лишения свободы. Обжалуя приговор, мужчина просил квалифицировать свой поступок как самовольное оставление части — мол, вернуться на службу хотел, но не имел денег на билет, поэтому и собирал в лесу шиповник на продажу. Впрочем, суд не поверил беглецу, ведь тот даже не пытался связаться со своим командиром, не обращался за помощью к ТЦК или других частей Нацгвардии на Закарпатье.
Нет активного розыска дезертиров
Впрочем, в целом активно военнослужащих-беглецов по всей стране не ловит ни Госбюро расследований, ни Военная служба правопорядка. Казалось бы, для последней розыск дезертиров — едва ли не главная уставная задача. Для этого ВСП имеет широкую сеть региональных подразделений и немалый штат — полтора процента от численности ВСУ, что должно составлять сейчас около 13 тысяч человек. Служба ежедневно получает от командиров списки пропавших и даже время от времени наведывается по их адресам. Однако даже застав беглеца дома, патруль как правило лишь составляет протокол. Причина — ВСП просто не имеет права задерживать военнослужащих без соответствующего постановления суда — разве что те буянят навеселе или угрожают оружием, объясняют DW военные юристы.
ГБР зато не имеет собственного уголовного розыска. Впрочем, именно его следователи должны ходатайствовать перед судом о задержании подозреваемого в дезертирстве или СОЧ. Бюро не обнародует объявления о розыске военнослужащих, но юристы воинских частей уверяют, что случается такое крайне редко. Это подтверждает и статистика прокуратуры: за два с половиной года следователи объявили лишь 628 подозрений в дезертирстве, это менее трех процентов от всех дел по этой статье.
Еще одна новая полиция
Отсутствие сотрудничества между Госбюро расследований и Военной службой правопорядка сделало невозможным розыск беглецов из армии, признавал в разговоре с DW председатель парламентского комитета по правоохранительной деятельности Сергей Ионушас из фракции «Слуга народа» в конце мая. Тогда же комитет предложил срочно реформировать ВСП в военную полицию.
Согласно законопроекту, переработанному из еще довоенной инициативы о системе военной юстиции, численность формирования должна остаться на нынешнем уровне. А вот полномочия — значительно расшириться: военным полицейским хотят разрешить задерживать других армейцев, проверять транспорт, проводить дознание и другие оперативно-розыскные действия. По замыслу, новый правоохранительный орган не будет иметь только собственного следствия — оно остается за ГБР, которое, однако, сможет давать поручения на розыск, допросы или обыски в воинских частях.
19 июня Рада одобрила инициативу в первом чтении, комитет принимает поправки ко второму. Их, судя по дискуссии в сессионном зале, будет немало. Так, научно-экспертное управление Рады предупреждало: военная полиция постоянно будет сталкиваться с конфликтом интересов между поручениями ГБР и приказами Генштаба, которому будет непосредственно подчиняться. Оппозиционеры предостерегают от создания «репрессивного органа, который будет кошмарить защитников» и сомневаются в эффективности реформы, пока расследованием военных преступлений продолжают заниматься гражданские сотрудники ГБР.
Раскрытие преступлений — не главное
За последние два с половиной года ГБР смогло довести до обвинительных актов лишь семь процентов всех дел о побеге военных. Впрочем, попрекать бюро низкими показателями раскрытия было бы несправедливо. Его руководители предупреждали: организационная и территориальная структура не позволяет эффективно противодействовать армейским преступлениям с тех пор, как в 2020 году получили их в наследство от военной прокуратуры.
Полномасштабная война довела ситуацию до абсурда: из 37 тысяч новых расследований ГБР в первом полугодии 2024 года 80 процентов — дела о дезертирстве и самовольном оставлении части. Штат бюро, которое должно также бороться с преступностью чиновников, судей и силовиков, остался неизменным — 1600 должностей по всей стране. Из них только полтысячи следователей, причем военные дела достаются не всем — например, в Хмельницком теруправлении их ведут только шесть сотрудников, отмечалось в докладе «Центра оборонных стратегий».
«Нагрузка, конечно, огромная, но и дела довольно простые и однотипные. К тому же следователи ГБР даже не пытаются как-то изменить ситуацию: выбивать себе больше ресурсов или предлагать какие-то реформы», — жалуется Сергей Горбатюк.
Действительно, в своих публичных отчетах за последние два года бюро даже не упоминает о расследовании массовых правонарушений в ВСУ. И, похоже, уже не надеется довести их все до конца. «Наша задача — способствовать возвращению бойцов на боевые позиции, а не улучшать статистику открытых уголовных производств», — заявил директор ГБР Алексей Сухачев агентству «Интерфакс-Украина» в конце мая.
Назад в строй
Политика строгой дисциплины, на которой так настаивало командование ВСУ в первый год полномасштабной войны, очевидно, провалилась, побег из армии стал массовым и безнаказанным — в этом сходятся практически все собеседники DW, опрошенные для этой статьи. Дефицит личного состава побуждает новое руководство Генштаба действовать не только кнутом, но и пряником.
С апреля в ВСУ внедряют новую Систему работы по предотвращению уголовных правонарушений, рассказывает начальник ВСП Виталий Левченко. В перечне мероприятий на первом месте не розыски и привлечение к ответственности, а «налаживание коммуникаций» в частях, «толерантное отношение к подчиненным» и «индивидуальный подход к каждому военнослужащему».
Теперь командиры подразделений, которые раньше стремились поскорее уволить беглецов с должностей, обзванивают каждого, расспрашивая о проблемах и причинах, мешающих вернуться на службу. Кадровик Виктор Лях в мае объехал пять областей — несколько десятков бойцов своей 28-й ОМБр он нашел по домашним адресам. «Приказ был: убедить всех вернуться. А как мне, старику, уговаривать того молодого парня, когда за ним жена стоит да еще и с ребенком на руках? Обещаю, что отпуска вернут, что уголовное дело закроют. Ну, говорит, когда закроют, тогда, может, вернусь», — рассказывает он.
Жесткие санкции, которые не остановили военных от бегства, сейчас отпугивают их от возвращения, подтверждают собеседники DW из разных частей. «Последние пару месяцев действует негласная договоренность с ГБР: если командир сообщает, что боец вернулся сам, то дело дальше не расследуют», — делится Сергей Горбатюк.
Группа депутатов из правоохранительного и оборонного комитетов Рады предлагает закрепить такую практику официально. Зарегистрированный ими в июне законопроект позволит суду освобождать от уголовной ответственности военного, который совершил СОЧ или дезертирство впервые, если тот до завершения следствия заявит в ГБР или прокуратуру о намерении вернуться в часть, а командир согласится взять его обратно.
Сергей Ионушас, который полтора года назад призывал безжалостно наказывать нарушителей дисциплины, теперь уверяет: многие командиры готовы простить бойцов. Впрочем, он не берется прогнозировать, сколько беглецов снова станут в строй. В министерстве обороны, Генштабе и ВСП инициативу поддержали без возражений, 16 июля Рада поддержала ее в первом чтении.
Однако научно-экспертное управление Рады раскритиковало авторов за непоследовательную политику противодействия военным преступлениям. Ее следствием станет еще более низкое падение мотивации военнослужащих защищать страну, предостерегает управление в замечаниях к законопроекту.