«Важные истории» установили имена более чем сотни срочников, которые пропали без вести или оказались в плену в результате боев в Курской области (45 плененных и 84 без вести пропавших). Большинство из них — солдаты 17-го и 18-го батальонов 488-го мотострелкового полка, базирующегося в Брянской области. Также есть бойцы из 252-го мотострелкового полка из Воронежской области.
Подсчет основан на проверенных объявлениях в соцсетях о пропаже или пленении, видео и фото с украинской стороны и верифицированным данным из разговоров с волонтерами и родными срочников.
Как минимум трое срочников погибли, однако число неверифицированных сообщений о гибели военнослужащих по призыву под Курском выше.
В списках, составленных «Важными историями», есть 19 срочников из Коми, 11 — из Башкортостана, девять — из Тюменской области, восемь — из Ямало-Ненецкого автономного округа, еще восемь — из Кабардино-Балкарии, семь из Дагестана, а также шесть москвичей, два петербуржца, бойцы из регионов Сибири, Урала, из Крыма, областей Центральной России, из Татарстана и других регионов.
Большинству из пропавших и плененных 20 лет — это 45 бойцов. Еще 29 бойцам 21 год. Среди тех, кого ищут, девять 18-летних срочников. Самым старшим из пропавших 24 года.
На данный момент издание не может опубликовать полные поименные списки идентифицированных солдат из-за опасений, которые испытывают их родственники.
Как все начиналось
Жительница Дагестана Патимат потеряла связь с сыном 6 августа. За день до этого он писал ей, что находится в Судже. Патимат злится на его командира роты: тот ушел на больничный за день до нападения.
«Наши мальчики, которые дома, кроме телефона, в руках ничего не держали, а на учебках — испорченные автоматы, остались с врагом одни», — говорит она.
По ее словам, срочников обещали эвакуировать еще 6 августа. Но к тому моменту их опорные пункты уже были разбиты.
Утром 7 августа солдаты одной из державших оборону рот сообщили родителям, что к ним на подкрепление идут штурмовики — «осталось продержаться два часа».
В итоге 40 человек оказались в плену, рассказывает мать одного из них. «Мы его узнали на видео — [его взяли в плен] совсем на другой позиции, [не там] где был изначально. Место, куда их послали, — горячая точка», — рассказывает она. О том, что сын в плену, она узнала от Международного Красного Креста.
Сын 41-летней учительницы из Кузбасса Ирины не выходит на связь с 7 августа. Она рассказала «Важным историям», что до прорыва ВСУ даже не знала, в каком полку ее сын, — он ничем не делился. Пришлось по несколько часов прозванивать горячую линию Минобороны и воинскую часть — там ей подтвердили, что сын числится в подразделении. Через несколько дней ему все же присвоили статус пропавшего без вести.
Как семьи срочников заставляют молчать
Сейчас на связь с Ириной и другими родителями срочников выходят «помощники», которые объясняют, что о пленении, гибели и пропаже срочников не стоит говорить публично, чтобы не «подыгрывать» украинцам и не идти на конфронтацию с властью. Одна из таких «добровольных помощниц» — Z-волонтерка Светлана Заруцкая, администраторка чата воинской части. Она советует «не разговаривать с х*хлами», и обращаться к сотрудникам ФСБ, если кто-то попытается помочь родственникам найти сыновей.
«И в 1941 году на границе стояли срочники, и в Афганистане наши срочники воевали, и в Чечне. Когда они принимали присягу, они присягали Родине. <…> Х*хлы давят на то, что мы, твари, срочников поставили. Была проведена очень большая информационная пропаганда на настрой жителей России против своего правительства и против своего государства. Но нужно понимать: это х*хлы перешли нашу границу и взяли срочников в плен, а некоторых убили. А мы, российская армия, их границ не пересекали. Нигде мы не пересекли новую границу Украины», — говорит она родителям срочников в разговоре, запись которого предоставила «Важным историям» одна из матерей.
Никакой информации о сыне в Минобороны Ирине не дают, но Заруцкая убедила ее, что после обращения в международные и украинские организации будет хуже: сотрудники ФСБ могут «объявить ее сына дезертиром или перебежчиком», а самих родителей украинцы якобы «повесят на крючок» — попросят выйти с плакатом против Путина или войны.
«Если я сяду в тюрьму — как это поможет сыну?» — рассуждает Ирина.
44-летняя мать срочника из Коми Марина так не считает. О том, что сын в плену, она узнала после того, как оставила заявку в боте украинского проекта «Хочу найти».
«Я бы и к черту пошла, — говорит она. — Мне все равно на ФСБ — надо найти ребенка и вернуть домой. Толку от наших никакого — ему поставили статус „без вести пропавший“, чтобы не искать».
Чтобы этот статус поменяли на «военнопленного» и внесли сына в списки на обмен, куратор из части попросил Марину прислать видеодоказательство того, что сын в украинском лагере. Никаких доказательств, кроме полученного звонка, у Марины нет — «зла на часть не хватает». Единственное, что радует, — сын живой и, по его словам, в плену его «не прессуют».
Патимат ищет своего ребенка в каждом новом ролике и фото украинских телеграм-каналов с российскими пленными. Ей подсказали, как замедлять видео, чтобы вглядеться в каждое лицо, вслушаться в каждый голос.
Работающие со списками волонтеры сообщили Патимат, что в плену, по их подсчетам, могут оказаться около 300 срочников. Представитель с украинской стороны сказал, что всего в плен попали около 400 человек.
В одном батальоне с сыном Патимат был внук 65-летней жительницы Кабардино-Балкарии Екатерины. Оба оказались на позиции близ села Олешня. По словам Екатерины, солдаты срочной службы были в каждом из опорных пунктов на границе, и командир предупреждал их о возможном вторжении. Он же просил сразу связаться с родителями, когда наступление началось.
Родственница одного из командиров 488-го полка в разговоре с «Важными историями» подтверждает: о скоплении сил ВСУ на границе в руководстве знали. Но теперь, уверена она, ФСБ сделает крайними тех, кто попал в плен или остался в живых. И 18-летние срочники, «особо внушаемые для вербовки», — удобный объект для таких допросов.
Связаться с родными срочники из-под Олешни не успели. Никто из дислоцированных там с тех пор на связь не вышел, говорит Екатерина. По ее словам, теперь родители обсуждают видео украинского журналиста Юрия Бутусова с обгоревшими телами на одном из опорных пунктов и надеются, что сыновей там нет. Но многие уже сдали ДНК в местных военных следственных отделах — материалы отправляют в Ростов-на-Дону.
Как пропагандисты и «военкоры» отказались помогать
За помощью в огласке родители сразу же обратились к пропагандистам и «военкорам». Те помогать побоялись. Среди них были сотрудник «Комсомольской правды» Александр Коц, Z-блогер Семен Пегов, военный пропагандист ВГТРК Евгений Поддубный, сотрудник «Известий» Эмиль Тимашев, перешедший на сторону России украинский блогер Юрий Подоляка и портал Ura.ru. Тимашев посоветовал родителям делать официальные запросы, журналисты портала Ura.ru указали на статью о «военных фейках», рассказывает мать срочника.
Провластная блогерка Анастасия Кашеварова обещала родителям вместе с депутатом Госдумы Шамсаилом Саралиевым помочь составить списки на обмен. Но обвинила самих срочников в том, что ВСУ прорвали границу.
«Служа на границе в воюющей стране, они были абсолютно расслаблены — по гражданке, без оружия. Посмотрите фото и видео пленных из зоны СВО — ребята все контуженные, грязные, израненные — понятно, что боролись до последнего. Сравните с кадрами пленных из Курской области — кто в тапках, кто по гражданке, все чистенькие. <…> Сдача в плен без боя, по халатности, пьяным — работа на врага», — написала она.
12 августа родители солдат 488-го полка составили обращение к Путину. По словам волонтеров, письмо подписали более 150 человек и отправили в администрацию президента и министру обороны. Но не все верят, что Путин действительно поможет.
Утром 15 августа в украинских СМИ появились кадры, где, как утверждается, показаны пленные срочники и бойцы чеченского «Ахмата». Через некоторое время Владимир Путин впервые за 13 лет прилетел в Чечню. «Путин прилетал договариваться не [насчет] обмена наших детей, а [насчет] „Ахмата“. А наши ребята не нужны никому, кроме нас», — уверена мать пленного срочника Марина.
Как врали командиры
«Важным историям» удалось установить имена более десяти солдат-срочников, которые вышли на связь с родителями из госпиталей. Кого-то из раненых приходится искать через сарафанное радио. 22-летний Вячеслав Бондаренко, сержант, попавший в армию с недовесом, пропал 9 августа и нашелся спустя полторы недели в госпитале. С ранением головы, в коме и без документов.
Еще как минимум трое солдат, не получивших ранений, возвращены на боевые позиции.
Один из них — сын 42-летней жительницы Тульской области Анны, срочник из 252-го полка. 21 августа он позвонил ей с чужого телефона и сообщил, что связи еще долго не будет. По словам волонтеров, у солдат отобрали даже кнопочные телефоны.
14 августа стало известно о гибели в Курской области 22-летнего срочника Артема Добродумского из Ростовской области.
7 августа погиб 22-летний Никита Добрынин из Коми. Командиры уговорили его подписать контракт на два года вместо годичной срочной службы, обещая не отправлять далеко от дома, рассказала «Важным историям» родственница Добрынина, — а затем командировали в Курскую область.
Тогда же в боях под Курском был убит 18-летний Даниил Рубцов из Вологды. А 9 августа, за неделю до своего 20-летия, погиб десантник Станислав Матвеев из Старой Руссы. Успел ли он подписать контракт — неизвестно.
Солдаты срочной службы получали ранения и пропадали не только в первые дни наступления ВСУ под Курском. Некоторые из них в последний раз выходили на связь 11−14 августа. По данным издания «Верстка», срочников, эвакуированных с границы в начале наступления, теперь снова отправили в зону боевых действий в Большесолдатский район Курской области близ Суджи. В части их запугивали и вынуждали подписать контракты, применяя насилие и зачитывая статьи Уголовного кодекса о воинских преступлениях. Перейти на контракт никто не согласился.
Патимат, матери пропавшего срочника из Дагестана, в части сказали: «„Двухсотых“ нет совсем, а все „трехсотые“ давно вышли на связь».