«Молчат не все родители и не всегда». Поговорили с профессором Павлом Терешковичем о ситуации в школах и вузах

27 ноября 2022 в 1669537800
«Зеркало»

Последние два года в белорусской системе образования происходит немало изменений. В вузах увеличивают количество целевиков, ЦЭ сменяет ЦТ, в школах становится больше патриотизма. Эти и другие нововведения «Зеркало» обсудило с профессором Павлом Терешковичем, экспертом общественного Болонского комитета, экс-председателем сената ЕГУ.

Павел Терешкович с 1991 по 2008 преподавал на истфаке БГУ. Основал кафедру этнологии, музеологии и истории искусств Белгосуниверситета. Возглавлял Департамента истории ЕГУ. Сейчас участвует в конкурсе на должность ректора ЕГУ, является председателем ассоциации «Асветнік» и приглашенным исследователем в Гисенском университете им. Юстуса Либиха в Германии.

- Павел Всеволодович, давайте начнем с общего. Как по-вашему, почему власти взялись за образование.

- После событий 2020 года перед группой, которая в жесткой форме удерживает власть в стране, встала проблема ее сохранения. Эта система основана на беспрецедентном насилии, но власть пытается доказать: это нормально, и приучить к этому подрастающее поколение. В связи с этим систему образования, а в частности школы, они стараются сделать чем-то средним между казармой и тюрьмой. Это нужно для того, чтобы школа воспитывала в подрастающем поколении только одну компетенцию - покорность, и все, что может быть с этим связано. Это основной смысл нововведений. Его можно описать словом «милитаризация».

Все, что сейчас делают в школе, за исключением православного просвещения, выглядит будто попытка вернуться в СССР. Хотя на самом деле - это не возвращение, а имитация, набор магических действий: ходить строем, петь гимн и так далее. Почему имитация? Потому что при всех минусах Советского союза, к образованию и науке там было несколько иное отношение, чем сейчас. В СССР осознавали: чтобы государство выжило в технологической гонке, умные люди нужны. Сейчас, как мне кажется, такого понимания нет.

- Как ситуация, когда в школу приходит сильный контроль сказывается на образовании в общем?

- Есть разные примеры того, как работают системы образования. Несколько лет назад Беларусь принимала участие в тестировании школьников PISA-2018. Показатели у нас оказались средними. Но если мы посмотрим на лидеров, то можно заметить две группы. В одной, например, Финляндия и Эстония, где в школе максимальная свобода, открытость и демократичная атмосфера. С другой Гонконг в Китае, Южная Корея, Сингапур. Там тоже хорошие результаты, однако их система образования основана на очень больших нагрузках и дисциплине. Все это пример того, что одни и те же высокие результаты достигаются разными методами. Возможны разные пути, но, мне кажется, традициям белорусов больше соответствует методы, выбранные в Северной Европе.

- Как думаете, можно ли вырастить патриота?

- Можно, конечно, но за этим должна быть патриотическая программа, и чтобы в ней не было фальши. Я заканчивал школу в СССР и могу сказать: в нашем выпуске из четырех классов были единицы, кто верил в победу коммунизма. А потом, когда я заканчивал истфак БГУ, который можно назвать идеологическим факультетом, там уже не было ни одного идиота, который бы в это верил. Хотя самые циники потом пошли работать в комсомол и сделали неплохую карьеру. В принципе у СССР была, не скажу, что очень мощная, но стройная и достаточно понятная идеология. А в данном случае не то, что стройной, вообще никакой идеологии, кроме удержания власти, нет. О чем, в частности, говорил и сам Лукашенко, встречаясь с Дугиным (российский философ Александр Дугин. - Прим. ред.). И как здесь можно стать патриотом? Можно любить свою страну, Родину, но отличать ее от государства.

- Планировалось, что с этого учебного года в школах будет больше патриотизма. Вначале и в конце четверти, например, детям стали включать гимн. На уроках русского языка и литературы учителям рекомендовали разобрать со школьниками такие понятия, как «Родина», «Отечество», «патриот», «гражданин». Как эти и другие подобные нововведения могут повлиять на сознание детей?

- В СССР был один из лучших технических вузов, - Бауманское училище (Московский государственный технический университет им. Н. Э. Баумана. - Прим. ред.). Там готовили инженеров высочайшей квалификации. Мой друг, с которым мы росли в одном дворе, туда поступил. Там училось много людей с потрясающим чувством юмора. И студенты придумали свою классификацию научных дисциплин, которые изучали. Они все это делили на естественные науки, неестественные и противоестественные. И вот у противоестественных была такая необычайная способность, что в голове от них ничего не задерживалось. Можно было сдать экзамен, а на следующее утро, практически полная пустота. В свое время я дважды сдавал испытания по научному коммунизму, а когда мы через пять лет после окончания университета встретились, я у своих однокурсников спросил: «Это вообще про что?» Никто не мог вспомнить абсолютно ничего. Пока в школе и в университете идеологических дисциплин не так много. И, хотя изменения происходят, сейчас они еще не такие тревожные.

Станут ли дети из-за этого другими? Сложно сказать. С Советским Союзом случалась такая загадочная ситуация: когда началась перестройка, и граждане внезапно узнали, что у их страны совсем другая история, шок оказался таким, что вся идеология стала невостребованной. Правда, прошло лет пять и огромная масса людей, еще вчера проклинавшая СССР, начала с ностальгией вспоминать, как там было хорошо. Поэтому на сто процентов что-то предсказать сложно.

- В октябре в школах заговорили, что возможно теперь для поступления детям будут нужны не только оценки, но и характеристика. Может ли это как-то отразиться на вступительной кампании? И скажем так, закрыть перед кем-то двери.

- Это еще один из возвратов к советской практике. Я не знаю, может ли это помешать кому-то поступить. Скорее нет. Ведь уже сейчас университеты готовы принять почти всех выпускников школ. Каждый год появляются специальности, на которые никто не хочет идти, раньше такого не было. Ну хорошо, будет у человека плохая характеристика, но куда его с ней не пустят? Не понятно.

- А как вам идея совместить выпускные экзамены и ЦТ, превратив их в централизованный экзамен?

- Плюсы здесь есть, потому что школьные экзамены и ЦТ - это большая нагрузка для выпускников. Будут ли эти испытания отражать реальные знания детей? Это вопрос. Мое мнение, как человека, который преподавал в вузе, тесты не всегда показывают способности ученика. Устный экзамен все равно нужен.

- Как вы относитесь к тому, что в школу все активнее заходит православная церковь. Например, еще в прошлом учебном году появился факультатив «Основы духовно-нравственной культуры и патриотизма».

- Мое мнение, что, если такой предмет существует, его должны вести представители разных конфессий. Один урок, например, православный священник, другой пастор, третий ксендз. Все-таки мы поликонфессиональная страна. Очевидно, что госвласть поддерживает только одну конфессию. Понятно по каким причинам. И это, по моему мнению, плохой знак, потому что (я не говорю обо всех священниках) позиция руководства РПЦ к агрессии в Украине едва ли соотносится с христианской моралью. Церковь становится госструктурой. В этом контексте вспоминается книга Владимира Войновича «Москва 2042». В романе описано сращивание коммунистической идеологии и православия. В нем священники практически стали политработниками и вместо того, чтобы креститься они «звездятся». Полное ощущение, что все идет к этому же фантастическому образу Войновича.

- Почему родители принимая, что происходит в школе, молчат. Поразило фото из Чаусов, где дети с плакатами и шарами благодарили Александра Лукашенко за автобусы, приобретенные в лизинг.

- Молчат не все, и не всегда. Это с одной стороны, а с другой - встаньте на место родителей, какой у них есть выбор? Все понимают: конфликтовать со школой не лучшее решение, потому что у учителя есть масса возможностей, как отравить существование ребенка в школе. Раньше у семей была альтернатива - частные школы, но сейчас и они закрываются.

- Как-то грустно. А что бы вы выделили хорошее в наших школах?

- Есть хорошие учителя. Пока еще. По моим наблюдениям в 1980-е в пединституты шли не самые лучшие, в 1990-е и 2000-е - худшие, а в 2010-е не понятно вообще кто. Произошла катастрофическая девальвация социальной позиции учителя. Но несмотря на это, есть очень много талантливых молодых людей, которые приходят в эту профессию. Я не представлю, насколько нужно любить свое дело, чтобы идти работать в школу, но такие люди есть.

- Ректор БГПУ летом рассказывал о том, что интерес к педагогической профессии вырос. Конкурс - более двух человек на место, а на некоторые специальности 5−6 человек.

- Давайте это будем сравнивать с Финляндией, где на педагогические специальности конкурсы по 10−15 человек на место. У нас же из-за унизительных зарплат, хронических перегрузок, выполнения непонятных и несвойственных учителю функций, в том числе и идеологических, эта позиция социально девальвирована.

«Нужно заниматься системой здравоохранения и социальной сферой, а не затыкать молодыми специалистами те места, где никто не хочет работать»

- В вузах, к слову, в этом году тоже не без нововведений. Например, увеличивается количество мест для целевиков. В медвузах число тех, кто поступает с направлением в этом году составило 50%.

- Распределение - это все тот же возврат к СССР и даже дальше, к крепостному праву. Попытка решить огромные социально-экономические проблемы методом принуждения. Государство не способно создать привлекательные рабочие места для большого количества специалистов и не собирается этим заниматься. Поэтому прибегает к распределению - наиболее простому выходу из ситуации. Хотя это не решение проблемы, а замазывание дыр. И оно становится хроническим.

- С другой стороны на старте абитуриенты-целевики получают плюшки. Чтобы поступить, им нужно меньше баллов.

- Тогда тут возникает вопрос еще и с качеством абитуриентов. Как такие студенты будут учиться? Для вузов это тоже вызов, потому что целевика не особо отчислишь. Он должен вытворить что-то невероятное, чтобы от него можно было избавиться. А значит, хочешь не хочешь, а придется его выпускать. Хотя теоретически, конечно, из таких ребят могут вырасти и хорошие специалисты. Например, возьмем детей из сельской местности, где качество знаний ниже. Соответственно, по общему конкурсу им поступить сложнее. Для кого-то из них целевое может быть шансом для будущего социального лифта.

- Как вы на прошлой неделе отреагировали на заявление Натальи Кочановой, что, возможно, будут распределять и платников. Позже, правда, министр образования уточнил, что обязывать платников отрабатывать никто не будет, им лишь будут предлагать такую возможноть.

- От нашего государства такого можно было давно ожидать. В тоже время, стоит сказать, что уже сейчас некоторые вузы с трудом справляются с распределением бюджетников и относятся к нему формально. А учитывая то, что платники составляют около половины от всех выпускников, то куда их всех будут девать? Что с этим делать вузам? В других странах, например, вместо распределения существуют специальные карьерные центры, которые помогают молодым специалистам найти первое рабочее место. При этом нет никакой обязаловки, принудительности и выбивания денег через суды от тех, кто не приехал отрабатывать. Почему у нас они не могут стать альтернативой распределению?

- Вы говорите, некуда распределять, но тех же врачей не хватает. Недавно общалась с хирургом, которого в 2018-м распределили в больницу одного из райцентров. Там, рассказывал он, настолько не было рук, что у него случалось по 15−20 дежурств в месяц и еще дневные смены.

- Значит, нужно заниматься системой здравоохранения и социальной сферой, чтобы работа в них была привлекательной. А не затыкать молодыми специалистами те места, где никто не хочет работать за предлагаемую зарплату.

- Чего, по вашему, еще не хватает нашей системе высшего образования?

- В Беларуси высшее образование стало массовым, впрочем, как и везде, и его качество катастрофически упало. Упало оно в и в связи с тем, что понимание государством ценности высшей школы, и особенно, преподавателей по сравнению с тем же Советским союзом, драматически изменилось. В СССР преподаватели вузов были частью элиты.

Приведу такой пример. Один из моих преподавателей в БГУ любил рассказывать, как происходило обесценивание вузовского преподавателя. «В сталинскую эпоху доцент, специалист, на котором держится массовая университетская подготовка, - это государственная квартира, государственная домработница и кусок сочного мяса с подливкой из лесных ягод, - говорил он. - Брежневская эпоха: декан факультета раз в год собирает завкафедр, сообщает, что на факультет дали пять-шесть квартир и предлагает решить, как их распределить. А потом 90-е, когда доцент приходит к декану и просит оплатить дорогу на конференцию в Москву». К чему все это? Сейчас значительная часть университетских преподавателей получает ниже, чем по стране (по данным Белстата, в октябре средняя зарплата до уплаты налогов у профессоров и преподавателей составила около 1800 рублей, а средняя по стране - около 1600.- Прим. ред.).

Есть исследование, оно проводилось более десяти лет назад. В нем делался замер зарплаты профессоров в разных странах мира. Там оказалось, что в Эфиопии зарплата профессора выше, чем в Беларуси (по данным исследователей в Эфиопии она на тот момент была около 1200 долларов. - Прим. ред.). Даже в Эфиопии понимают, что профессору нужно хорошо платить.

В результате, чтобы выживать, наши преподаватели вынуждены работать где-то на полторы ставки, где-то подрабатывать. Это приводит к следующей проблеме: в такой ситуации им некогда заниматься наукой. Но университеты не могут существовать без науки. Двести с лишним лет назад Вильгельм фон Гумбольдт, основатель Берлинского университета, заявил, что в вузе должно быть единство преподавания и исследования. В подавляющем большинстве наших университетов науки, считай, не осталось. А если нет качественных исследований, то нет и качественного преподавания.

При этом, отмечу, что число вузовских преподавателей также сокращается. Десять лет назад их было порядка 24 тысяч, сейчас их около 18 тысяч (мы нашли данные за 2020 года, где указано, что в 2020-м Беларуси было 19,7 тысячи преподавателей. Также стоит отметить, что количество абитуриентов за это время тоже сократилось. - Прим. ред.).

Беларуси нужны структурные реформы в сфере образования. И начинать нужно не с самого образования, а с того какое место образование должно занимать в развитии общества.

- Что вы имеете в виду?

- В случае Беларуси образование и наука должны стать драйверами экономического роста. Полезных ископаемых, кроме калийной соли, у нас нет. Наш важнейший ресурс - это развитие интеллекта нации. Чтобы он развивался, туда нужно вкладывать. Я уже говорил про Финляндию, где потрясающие школы. Осознав, что на одной деревообработке счастья не построишь, в 1970-х они взялись за реформу образования. Доказательство тому - наши айтишники. Почему они неплохие? Потому что в СССР государство вкладывало в науку, которая работала на военный комплекс. Те традиции преподавания математики сохранились и создают условия для подготовки таких специалистов. После того, как мы поменяем отношение общества к образованию, можно заниматься и самим образованием.

- С чего стоит начать?

- В первую очередь нужно убрать все идеологические довески (например, «Современную политэкономию», которая появилась в вузах) и секьюритизацию школы. Мое мнение, вертушки и охрана на входе нагнетают страх. От ЧП в школах не застрахован никто, даже в лучших странах мира. Кроме того, вузы должны получить автономию.

- Что вы вкладываете в это понятие?

- Есть несколько понятий у академической свободы. Это свобода преподавания, когда сотрудник сам решает, что и как ему преподавать. А также свобода исследования, безусловная свобода слова, плюс институциональная автономия, которая выражается в том, что университет - это самоуправляющаяся республика ученых. В нем может быть назначаемый ректор, но все равно в вузе должен быть избираемый орган - совет университета, сенат, как угодно, который решает ключевые вопросы. Если этого не сделать, то сколько денег не вкладывай в высшую школу, толку не будет.

Есть парадоксальный пример с Китаем. Как бы властям не было бы неприятно существование такой автономии, они на это пошли. В КНР в университетах больше свободы, чем в Беларуси. В том числе, это стало условием, чтобы в Китай приезжали специалисты из-за рубежа, из ведущих университетов мира.

- Почему в Беларуси все это пока не приживается?

- Потому что во власти такие люди.

- Такие это какие?

- Такие для которых любой умный человек - это враг. Для любого автократа интеллигенция, разумные и грамотные люди всегда были врагами. Последние четверть века в стране вкладывались огромные деньги в сельское хозяйство, но большой вопрос, насколько все это компенсировалось. Я часто говорю, если бы часть денег, которые вкладывали в коровники, вложили в школы и университеты, мы бы жили в совсем другой стране. И коровники были бы в порядке.

«Нужно создать ассоциацию, которая бы помогала найти свое место преподавателям, учителям и ученым из Беларуси, которые вынужденно оказались за границей»

Павел Терешкович сейчас находится в Германии. Он приглашенный исследователь в Гисенском университете им. Юстуса Либиха в Германии.

- Пройдя через несколько месяцев эмиграции и посоветовавшись с коллегами, я пришел к мысли, что нужно создать ассоциацию, которая бы помогала найти свое место преподавателям, учителям и ученым из Беларуси, которые вынужденно оказались за границей. А также, по возможности, тем специалистам из этой сферы, которые, потеряв работу остались в стране. Хочется, чтобы они не уходили из профессии, - говорит Павел Терешкович. - Первая мысль, которая мне пришла в голову, - создать «Адукацыйны кірмаш». Это виртуальная платформа, где могли бы встречаться преподаватели, работодатели, родители, ученые студенты. Кроме того, здесь будут собраны данные о вакансиях, заведениях, где можно получить стипендию, и информация о том, как организовать за границей белорусскую школу.

Пару недель назад мы создали ассоциацию «Асветнік». Позже зарегистрируем ее в Польше. Это объединение экспертов в области образования и лидеров независимых профсоюзов, которые действуют среди учителей и преподавателей. 27 ноября в Варшаве вместе с «Рухам беларускай салідарнасці» мы проводим конференцию, где будем говорить о наших планах. Желающие могут присоединиться.