Валентина Нестерук играет в Польше уже больше десяти лет. С этой страной брестчанка и связывает будущее — возвращаться в Беларусь и играть за сборную в нынешней ситуации у гандболистки, которая подписала письмо за новые выборы и против насилия, нет никакого желания. Нам в интервью Нестерук рассказала о страхах на польской границе после начала войны, призналась, что ей уже все равно, почему молчат наши спортсмены, и порассуждала о проблемах белорусского гандбола.
Жешув, костел, Зося
— На сколько процентов чувствуете себя полькой?
— Понятно, что привыкла к жизни тут. Это уже мой одиннадцатый год в Польше. Страна стала вторым домом. Наверное, на процентов 70 я полька, да. Сейчас живем с семьей в Жешуве. Город расположен в 50 км от Ярослава, где играю за одноименный клуб. Жешув немного похож на Брест, хотя мой родной белорусский город побольше. Население до 300 тысяч — в самый раз. Брест — идеальное место. После августа 2020 года была там лишь однажды и то всего на несколько часов — заехали с мужем забрать вещи.
— Чем поляки отличаются от белорусов?
— Они готовы все время бороться за свои права, свободы. Высказываются по любому поводу, если им что-то не нравится. Им не важно, согласен ли с ними оппонент, — будут говорить, что думают. Открытые, дружелюбные люди. Белорусы в чем-то похожи. Может, поэтому мне здесь и живется легко. Еще поляки религиозны. Поначалу очень удивила такая любовь к праздникам, обычаям, связанным с верой. Каждое воскресенье моя маленькая дочка, ей чуть больше двух лет, ходит с мужем в костел. Хотим, чтобы она понимала и принимала местные традиции.
— А вы?
— И я с ними стараюсь за компанию. Супруг у меня из Польши, католик, а я православная.
— На каком языке разговариваете с дочкой?
— Можно сказать, на трех. Моя мама нам очень помогала в последнее время — она с Зосей общается на русском. Мне важно, чтобы дочка понимала бабушку и дедушку. Мы с мужем говорим с ней на польском и немного на английском. Дети все впитывают, как губки — вроде Зося не против такого разнообразия.
— Поляков вы похвалили, а в белорусах что-то выделите положительное?
— Если брать спорт, то мы очень трудолюбивые. Огромная самоотдача — больше, чем на 100 процентов. Болит или нет, насморк или температура — будем тренироваться, играть, несмотря на все проблемы. Мы очень обязательные. Поэтому местные тренеры и любят работать с гандболистами из Беларуси. И еще, мне кажется, мы добрее поляков. Жаль только, не хватает смелости в некоторых моментах. Памяркоўныя.
Зайчики, свобода, Мирончик-Иванова
— Почему сейчас молчат наши спортсмены?
— Если взять то, что происходило после выборов в 2020-м году, то вначале я была злая. Не представляла, как многие в состоянии закрывать глаза, когда творится такой беспредел. Затем пыталась войти в положение: например, у кого-то есть трудности в семье, не каждый, как я, выступает за границей и может говорить открыто. А последняя фаза — безразличие. Уже неинтересно, почему спортсмены боятся высказываться, что у них на уме. Но нейтральная позиция — самое ужасное. Человек как флюгер — куда подует ветер, туда и полетит.
Я тоже чем-то жертвую: не могу приехать домой, увидеть родных. Но не верю, что ничего нельзя сделать. Нет безвыходных ситуаций. Каждый спортсмен выбирает свою дорогу. Я не знаю, чем позакрывали рты в Беларуси. Зарплатами, ставками? Нет ничего дороже свободы. Меня родители так воспитали, что нужно говорить прямо. Не всегда это заканчивалось приятно, но главное — высказаться и выслушать друг друга. Очень благодарна им за такой подход.
Знаете, нам, спортсменам, очень повезло. Мы совмещаем работу с любимым делом. Не все люди так могут. Если ты считаешь себя профессионалом, то не должен бояться, прежде всего, рисковать. А получается, что спортсмены — как зайчики. У них забрали все, а они продолжают молчать и смотреть, как все умирает. Про белорусский спорт сейчас можно просто забыть.
— А те, кто открыто высказывается в поддержку власти?
— Пусть лучше так, чем молчать. Кстати, я прекрасно помню Мирончик-Иванову. Мы учились вместе в училище олимпийского резерва. В РУОР она была сфокусирована на спорте. Удивлена, что легкоатлетка стала своего рода провластным спикером. Иногда что-то попадается от нее и в Instagram — например, фото с мерчем лица, которое сейчас представляет Беларусь. Даже не знаю, как на все это реагировать.
Беженцы, бутерброды, русский язык
— Сталкивались с тем, что к вам, как к белоруске, с начала войны изменилось отношение?
— 25 февраля у нас был выездной матч в чемпионате Польши. Конечно, было очень тяжело сконцентрироваться на игре. Как только вернулись домой, решили с мужем поехать помогать на границу. В самом начале там был невероятный хаос — тысячи женщин и детей. Собрали в команде деньги, самые необходимые вещи, сделали 100 бутербродов и направились на вокзал в Пшемысль. Что там творилось… Шок на всю жизнь. Я шла с едой и встретила женщину. Она была с грудным ребенком, а второго держала за руку. Видно, что находилась в полной прострации — до сих пор перед глазами ее состояние. Подошла к ней и начала разговаривать по-русски — женщина испугалась и отодвинулась от меня. Не захотела никакой помощи. Думаю: «Что-то здесь не так». Потом пообщалась с одноклубницами. У нас в команде две украинки: Наташа Воловник и Леся Смолинг, которая в свое время играла в «Гомеле». Они сказали, что сейчас никто не будет общаться на русском. Всё, точка.
Отмечу, что, как показала ситуация в Украине, поляки оказались очень чувствительны к беде соседей. Меня приятно удивила их солидарность. Организация приема беженцев с каждым днем становилась все лучше. Наша команда между тренировками тоже каждый день ездила на границу и старалась помочь тем, что в наших силах.
— Вспомните самый страшный момент?
— На границе есть Hala Kijowska — это такой большой зал, ангар, куда свозили беженцев. И мне было страшно, когда там увидела больше темнокожих и азиатов, чем украинцев. Я потом подвозила женщину с двумя детьми. Она говорила, что боялась находиться с этими молодыми людьми — постоянная ругань, драки. И ее история мне показалось жуткой: женщина добиралась до Польши пять дней — она сама из-под Киева. Причем один ребенок с особенностями развития. Я просто рыдала — сама же мама и даже нельзя представить, через что прошли эти люди. Постоянно потом привозила на границу детские вещи. Нам с мужем хотелось бы еще одного ребенка и многое бы пригодилось, но отдавали все. А с африканцами, азиатами было реально страшно. Подвозили, помню, воду, бутерброды, шоколад — и все эти хорошо одетые мужчины буквально бросились на еду, опережая женщин и детей. Потом общались с пограничниками, они сказали, что некоторые хотели попасть в Евросоюз под шумок.
Провал, ДЮСШ, лосины
— В нашем женском гандболе уже давно нет высоких результатов.
— Выбор игроков крайне узок. Смотрите, как у нас было в сборной: я родилась в 1988-м. А следующая разыгрывающая за мной, Диана Ильина, 1996-го года. Представляете, какой провал? Для сравнения: у сборной Польши в каждом возрасте по два-три игрока на одну позицию. Большая конкуренция, все бьются за попадание в состав.
— Сборная не выступала на чемпионате Европы с 2008 года.
— Когда была молодым игроком, в сборную было тяжело пробиться. В то время детский, молодежный спорт находились на более высоком уровне. А сейчас мы отстали по всем направлениям. Посмотрите на зарплаты тренеров ДЮСШ. Спросите, какие у них амбиции, сколько курсов закончили. Гандбол становится быстрее, а спортсмены атлетичнее — нужны новые подходы. А у нас все застыло. Как было в недавнее время: «Высокая? Хорошо. Леворукая? Вообще супер!» Ну, ребята, вы серьезно с таким подходом собираетесь соперничать с ведущими сборными?
То есть, во-первых, игроков мало. Во-вторых, уровень их технической подготовки оставляет желать лучшего. Я же видела, какая молодежь приходит в сборную.
Можно сетовать еще на жеребьевки, что нам постоянно выпадали топ-команды в отборочных турнирах. С другой стороны, зачем выходить в финальную стадию, если не можешь обыгрывать сильных соперников.
— У мужской сборной дела идут веселее, хотя команда тоже далека от медалей и Олимпиады.
— К мужчинам всегда было иное отношение. Это очень грустно, когда видишь разницу. Например, если брать экипировку. Помню, мы просили у федерации лосины под шорты. В них удобно тренироваться. У мужчин они уже были. Иван Семененя, который тогда являлся заместителем председателя федерации и фактически начальником нашей команды, все нам обещал. Он действительно приятный человек, старался. Но так и не дождались этих лосин. Каждая такая мелочь влияет на результат.
Академия, Рутенко, Брест
— Какие у вас дальнейшие планы?
— Потихоньку задумываюсь об окончании карьеры. Хотела бы открыть для детей академию гандбола. Важно правильно их готовить, закладывать базу. Уверена, в Польше это будет востребовано.
— Кроме Сергея Рутенко, вы знаете гандболистов, которые за Лукашенко?
— Нет. Большинство против действующей власти. По крайней мере, мне хочется так думать. А к Рутенко, конечно, за последнее время изменилось отношение. Если бы сейчас его увидела, то, скорее всего, даже бы не поздоровалась. Вот этого больше всего боялась, если бы поехала в сборную. Мне пришлось бы встречать этих людей, смотреть им в глаза.
Знаете, хочется закончить со сборной на позитивной ноте. Провести прощальный матч, как делают в Европе. Но, думаю, этого не будет. Четко дала понять: пока в стране ничего не изменится, меня не увидят в национальной команде. Но красивое завершение карьеры — это мелочи. Главное, чтобы в Беларуси что-то поменялось.
— Каково осознавать, что вы в ближайшее время наверняка не вернетесь на родину?
— Стараюсь об этом не думать, но очень тяжело. В Instagram подписана на новости о Бресте. Люди делятся фотографиями красивых закатов, ночных огней в городе. Смотрю на это и плачу. Я очень скучаю.
