Разрушение плотины Каховской ГЭС и последующее наводнение, когда жители оккупированных территорий зачастую могут рассчитывать лишь на себя, показывает, что к вполне вероятной техногенной катастрофе россияне практически не готовились. Ситуация не уникальная — однажды другие оккупанты уже допустили разрушительное наводнение, причем в Беларуси, а число погибших тогда, вероятно, превысило тысячу человек. Вспоминаем историю потопа 1942 года в Могилеве.
Мост и насыпь
Хотя «могилевское цунами» случилось 10 апреля 1942 года, цепь событий, которые привели к самому страшному наводнению в истории города, началась куда раньше. Перед открытием в 1902 году в городе железной дороги здесь возвели железнодорожный мост через небольшую речку Дубровенку. К 1930-м годам его характеристики перестали соответствовать времени, и в 1935-м рядом построили новую дорогу. Моста на ней не было — только железнодорожная насыпь, а реку пустили прямо под ней через бетонную трубу.
Менее чем через месяц после начала Великой Отечественной войны Могилев оказался на линии фронта, а уже в 20-х числах июля 1941 года остаткам гарнизона окруженного города после героической обороны пришлось прорываться на восток. Вероятно, уходя, советские войска подорвали и железнодорожную насыпь, и мост через Дубровенку.
По другой версии, подрыв осуществили партизаны — в документах немецкой стороны обтекаемо говорится, что объекты взорвали при отступлении «большевики». Немецкое командование оперативно озаботилось тем, чтобы восстановить насыпь и вновь пустить по ней поезда. А вот бетонную трубу, по которой текла Дубровенка, восстанавливать никто не стал — первоочередной для немцев была исправность дороги.
Как бы то ни было, после отступления из Могилева Красной армии и захвата города вермахтом Дубровенка протекать через трубу под насыпью уже не могла. И низина по руслу речки (в районе Карабановки) начала постепенно заполняться водой. «Образовалась огромная чаша — пруд, глубина которого с каждым днем все увеличивалась», — писал житель Могилева Владимир Чашей, работавший в то время в городском управлении и непосредственно причастный к случившимся событиям.
Старая недобрая бюрократия
Разумеется, разрушение трубы и повышение уровня воды не были ни для кого тайной. Еще осенью 1941 года инженеры (местный специалист Громаков и «прикомандированный» к нему военнопленный-окруженец Бурыгин) сумели пробить под насыпью временный тоннель, который позволил спустить часть воды и осушить некоторые затопленные строения. Однако этот водоспуск был слишком мал, чтобы пропустить всю воду, да еще и постоянно забивался мусором. А впереди был весенний паводок.
Тем не менее проблему в городе понимали, и помощь в решении вопроса оккупационные власти оказать вполне могли. Однако здесь вмешалась бюрократия. Брать на себя лишний труд никому не хотелось. Городской голова Могилева Фелицын полагал, что заниматься работами должны железнодорожники (раз труба проходит под ж/д насыпью). В управлении железных дорог брать на себя новые обязанности также не хотели и считали, что это дело городских властей.
Стороны обсуждали финансирование ремонта, распределяли ответственность, согласовывали техзадание — а вода тем временем прибывала. Понимая, к чему все идет, могилевские инженеры написали коменданту города докладную записку, предупреждая, что весной все может закончиться катастрофой.
К концу зимы бюрократическая машина, казалось, пришла в движение — но тут случилось непредвиденное. Комендант могилевского железнодорожного узла напомнил, что старый мост через Дубровенку тоже взорван и еще не восстановлен. Соответственно, если начать полномасштабные работы на насыпи, то поезда по этой ветке не смогут ходить вовсе. Последнего коменданту вовсе не хотелось, и раскапывать насыпь он не позволил до момента открытия моста 1 апреля.
В итоге удалось как-то договориться, но работы по организации сброса воды начались лишь 5 марта — когда до весеннего половодья оставалось совсем немного времени. Весна, по воспоминаниям, пришла в 1942 году удивительно быстро, и снег таял с удвоенной быстротой, пополняя и без того огромные массы воды у железнодорожной насыпи.
Страшный день 10 апреля
Около 14 часов дня в пятницу, 10 апреля 1942 года, у железнодорожных путей шли запоздавшие работы по починке трубы. Судя по всему, земляную «пробку» в ней решили пробить зарядом взрывчатки — и таким простым способом решить проблему. Однако что-то пошло не так. Вероятно, инженеры не рассчитали мощность, или насыпь, наспех отремонтированная прошлым летом, утратила устойчивость. Так или иначе вместо аккуратного выбивания «пробки» рухнуло все сооружение. До этого насыпь представляла собой по сути плотину высотой около 20 метров, которая сдерживала гигантский объем воды, — теперь она рухнула. На Могилев хлынула 15-метровая волна.
Полной неожиданностью для жителей наводнение не стало — по воспоминаниям очевидцев, о том, что живущим вблизи Дубровенки нужно выезжать, передавало радио. Однако не выехал никто — люди не думали, что произойдет что-то серьезное.
«Мы стояли прямо на железнодорожных путях. Услышали какой-то глухой взрыв, как хлопок, и вдруг весь песок, земля, вся насыпь под рельсами поехала в стороны под напором воды. Рельсы повисли, как канатная дорога. Еще долго железная дорога в этом месте держалась не на насыпи, а на подпорках. Мы бросились бежать назад. Провал за нами мгновенно разъезжался, вода заполняла образовавшуюся брешь. Мост моментально смыло вместе с четырьмя привязанными канатами вербами, которые росли вдоль него. Выплыл огромный айсберг. Это было страшно…» — вспоминала свидетельница наводнения Людмила Якубовская.
«В тот день была прекрасная погода, и мы гуляли на улице. Вдруг сестра заметила надвигающуюся со стороны железной дороги огромную волну и закричала. Мама схватила сестру, Леля потянула меня за руку, мы успели подняться на пригорок. Наш дом стоял у самой речки. По самую верхушку он погрузился в воду. Не более чем через пять минут вода спала», — рассказывал еще один местный житель Бронислав Черковский. За время, что дом парня был под водой, погибли его тетя, бабушка и дедушка.
По свидетельству Владимира Чашея, потоком воды срезало два каменных моста, разрушило водопровод и электросети, снесло жилые дома и весь Быховский рынок.
«Женщины голосили, плакали, искали погибших. Они рассказывали, какая огромная шла волна. Бывшие еврейские дома, у которых низ был кирпичный, а верх деревянный, срезало водой. Кирпичные кладки оставались, а окон и дверей не осталось. Виднелся один деревянный дом, который был снесен с фундамента. Он стоял боком. Я хорошо запомнила, что женщины рассказывали о том, что, когда волна неслась, она абсолютно все сметала на пути. Деревянные дома короткое время плыли по реке. Некоторые люди залезли на чердак. Оттуда дети, взрослые кричали: «Помогите!» Потом этот дом переворачивался, и все. Дом исчезал в воде. <...> Наверное, в тот день тысячи людей погибли, всех снесло в Днепр», — вспоминала другая могилевчанка Евгения Черняк.
«Плыли дома, на крышах, держась за трубу, сидели люди. Громадные льдины ударяли по зданиям. Дома ломались, люди падали, тонули. Кто-то пытался спастись на деревьях. Деревья раскачивались, касались воды и, сбросив человека, выпрямлялись. Первыми снесло дома, которые стояли ближе к реке. Другие держались под напором воды, но льдины тоже их сбивали. Много людей мылось в бане. Нескольким удалось выскочить, потом дверь захлопнула вода. Все погибли. В доме напротив нашего женщина оказалась запертой — напор воды держал дверь. Женщина выбила окно и крикнула: „Спасите!“ Муж, находившийся метрах в ста, разделся, чтобы прыгнуть в воду. Мужчины его не пустили, оттянули, связали: „Вода ледяная, ты погибнешь и ничего не сделаешь“. Я видел, как она стоит, а вода все прибывает. Она не выдержала переохлаждения, упала. На другой день мы с ребятами прибегали на Дубровенку. Не было ни домов, ни дороги, все смыто. Лежали толстые, больше метра толщиной, льдины. Под некоторыми льдинами лежали придавленные люди. Где-то в корчах лежал мертвый человек», — рассказывал могилевчанин Владимир Данилов.
Свидетели сходятся на том, что наводнение длилось совсем недолго — несколько минут. Однако жертвы и разрушения были огромны. Количество погибших оценивается приблизительно в две тысячи человек.
Материальный ущерб, как это ни удивительно, подсчитан точнее, чем человеческие жертвы. Дело в том, что территорию у Дубровенки населяли до войны в основном евреи, которых к весне 1942 года уже успели выселить в местное гетто. Их имущество при этом передавалось городскому управлению, которое, в свою очередь, успело к апрелю 1942 года распродать немало конфискованных домов новым владельцем — часто местным жителям.
При покупке дома собственник, по законам оккупантов, должен был его застраховать, и для оценки пострадавшего имущества была создана особая комиссия. Последняя посчитала, что наводнение разрушило в городе 129 домов, не считая хозяйственных построек. 58 домовладельцев получили право на выплату страховки, остальным отказали (многие были склонны просрочивать страховые взносы).
Кстати, именно в нежелании поднимать неудобные вопросы покупки местными жилья евреев, которых выселяли в гетто и там уничтожали (а также в столь же неудобных вопросах касательно того, кто и зачем подорвал мост и насыпь в 1941 году) государственное могилевское издание видело причину замалчивания могилевского наводнения в советское время.
Железнодорожную насыпь после войны восстановили, в 1949 году для Дубровенки проложили новую трубу — гораздо больше прежней. А вот построенный еще при Николае II мост, разрушенный во время войны, так и не отстроили. Единственная сохранившаяся опора этого моста, сделанная из гранита, сейчас используется как скалодром.
Что же касается причины самого наводнения, то о ней ходили легенды. В частности, рассказывали, что Дубровенка, уже видевшая массовое уничтожение евреев в гетто, возмутилась от человеческих страданий — и наводнение стало ответом природы на жестокость людей.
Читайте также
