В польском сегменте YouTube можно наткнуться на ряд видео с пожилым мужчиной, которые набрали сотни тысяч просмотров. На одних он танцует и поет в традиционной для мусульман одежде, на других — заявляет о своей педофилии, будучи одетым как католический священник, на третьих — ругаясь матом, требует от родителей подвинуться в могиле, потому что выборы выиграла партия Леха Качиньского, и даже ест картофель фри, макая его в кетчуп в своем пупке. Можно было бы подумать, что речь об очередном интернет-фрике, но на этих кадрах — один из главных пропагандистов социалистической Польши, пресс-секретарь правительства этой страны в 1981–1989 годах Ежи Урбан, получивший за свою работу прозвище «Геббельс военного положения». Рассказываем о том, как взлетела его карьера, в каких преступлениях его обвиняют и каким образом сложилась судьба этого человека после падения режима, который он защищал.
От поддержки оппозиции до «Геббельса военного положения»
Ежи Урбан родился в 1933 году в Лодзи в семье польских евреев. Отец будущего пропагандиста был журналистом и членом «Бунда» и Польской социалистической партии, а настоящей его фамилией была Урбах.
«Мои родители не рассказывали мне о моем еврейском происхождении до начала войны, когда мне было 6 лет. Тогда я расплакался, потому что понял, что я такой же уродливый, как они. Ведь для меня евреи были теми, кто ходил в халатах с пейсами, и с ними моя семья не имела и не хотела иметь ничего общего», — вспоминал Ежи Урбан.
Когда Германия напала на Польшу, семья Урбах срочно переехала на восток страны — во Львов. Вскоре город заняли немцы — и семья скрылась в близлежащих деревнях, где все они смогли получить документы, доказывавшие их нееврейское происхождение. Тогда же фамилия будущего пропагандиста изменилась на Урбан. В небольшом городке под Тернополем семья провела всю войну.
А вот ее завершение принесло Урбанам неожиданные бонусы. В Польше был установлен социалистический просоветский режим, и бывшие ранее на задворках политической жизни социалисты начали делать головокружительные карьеры. Отец героя этого материала вернулся в Лодзь — один из крупнейших промышленных центров Польши того времени — и возглавил ряд ключевых просоветских изданий. Молодой Ежи вступил в «Союз польской молодежи» (местный аналог комсомола) и стал одним из его заметных активистов. В частности, он занимался организацией первомайских демонстраций. По его воспоминаниям, эту работу он воспринимал как противостояние «мещанству, плоскости безыдейной жизни, религии, эксплуатации. Мы практиковали свободную любовь, курили сигареты и пили водку».
Вскоре семья переехала в столицу, Ежи поступил на факультет журналистики Варшавского университета (но так его и не окончил). Уже в 1951 году (то есть в возрасте 18 лет) он начал работать в газете Nowa Wieś («Новая деревня»), спустя четыре года перешел работать руководителем отдела политики в журнале «Союза польской молодежи» Po prostu, который умеренно критиковал власти и был одним из символов политической «оттепели» в стране. Однако вскоре в Польше стартовала политика реакции, которую начал руководитель страны Владислав Гомулка. В итоге в 1957-м журнал закрыли, а всем его сотрудникам, в том числе Урбану, запретили печататься в Польше.
В 1961-м Ежи устроился на работу в издание Polityka, которое власти создали на замену Po prostu, и стал одним из самых популярных его авторов, особенно читателям нравились его сатирические фельетоны, высмеивавшие польскую действительность того времени. Однако и здесь работа не оказалась долгой — в 1963-м его снова уволили и запретили печататься за критический текст об одном из партийных деятелей в Кракове.
В следующие годы Урбан продолжал публиковаться в «Политике», но уже под псевдонимом Ян Рем, а официально вернуться к работе ему позволили только в 1970-м — тогда в Польше прошли массовые протесты из-за повышения цен, результатом которых стала отставка Гомулки.
В это время Урбан проводил много времени в обществе польской оппозиции — выходцев из изданий Po prostu и Polityka. Как редактор странового отдела «Политики» он критически относился к правительству нового лидера социалистической Польши Эдварда Герека. Казалось логичным, что он поддержит появление демократических движений в стране — в первую очередь профсоюза «Солидарность». Однако Урбан занял по отношению к нему критическую позицию. «Я увидел, что этот профсоюз — это что-то иное, чем массы протестующих в 1956 или 1976 году. Опасная антисоветскость, ужасный национализм, зияющий популизм, клерикализм», — рассказывал он. В своих статьях Урбан резко критиковал как «Солидарность» в целом, так и ее лидеров — в частности, Леха Валенсу.
«Карнавал „Солидарности“», начавшийся в Польше в 1980-м, Урбан не поддержал — и на этот раз уже сам уволился из «Политики», с симпатией относившейся к движению, в которое вступили около 10 миллионов поляков (население страны составляло 35 миллионов). О дальнейших событиях в Польше мы подробно рассказывали в отдельном тексте.
Если кратко, то в течение 1980−81 годов (после того, как «Солидарность» в итоге массовых протестов по всей стране была официально зарегистрирована властями как профсоюз) между Польской объединенной рабочей партией (ПОРП) и демократическими активистами нарастал конфликт. Рабочие готовились к массовым забастовкам, власти пытались им противостоять, сталкиваясь в то же время с огромными экономическими проблемами. Также на Варшаву давила Москва, которая требовала разобраться с протестами и «Солидарностью». В январе 1981-го главой правительства Польши стал генерал Войцех Ярузельский, что намекало на возможное будущее силовое решение конфликта (позднее он же возглавил ПОРП).
Переговоры между властями и «Солидарностью» ни к чему не привели. Поздно вечером 12 декабря 1981 года во всей Польше была отключена телефонная связь. На улицы городов вошла армия. Милиция начала массовые аресты лидеров «Солидарности» и других независимых профсоюзов. Утром 13 декабря Ярузельский объявил о введении в Польше военного положения и перехода власти к Военному совету национального спасения. К концу месяца практически все основные оппозиционные активисты (более пяти тысяч человек, в том числе Валенса) были интернированы в специально созданные тюрьмы, небольшая часть оппозиции ушла в подполье. Забастовки были запрещены, независимые профсоюзные и иные организации распущены.
Начавшие в ответ на это забастовки заводы были захвачены военными. На одном из предприятий — шахте «Вуек» в Катовице — в бою с ЗОМО (польский ОМОН) погибли девять шахтеров. Несколько человек погибло на стотысячном митинге в Гданьске, при захвате университета во Вроцлаве бойцы ЗОМО избили одного из студентов до смерти. К концу декабря практически все акции протеста были подавлены.
В это же время началась и главная страница в истории Ежи Урбана — ему предложили должность пресс-секретаря нового правительства. Здесь стоит сделать отступление и пояснить, зачем вообще Польше был нужен такой человек. Дело в том, что, несмотря на свой социалистический характер, польская экономика была сильно зависима от экспорта и импорта, а также внешних заимствований. Причем экономическое сотрудничество приходилось развивать не только с другими странами соцблока, но и с Западом. В 1970-х Польша стала активно занимать деньги у капиталистических стран и к 1980-му была должна им суммарно более 24 миллиардов долларов (около 80 миллиардов долларов на нынешние деньги с учетом инфляции).
Для того чтобы получать новые кредиты от демократических стран, Польше нужно было поддерживать хотя бы какой-то приемлемый уровень своего имиджа за рубежом. Стране, в которой развернуты массовые репрессии, а заводы постоянно уходят в забастовки, деньги давать не хотели. А потому главной задачей пресс-секретаря правительства и было формирование того самого имиджа в глазах Запада — прежде всего через работавшие в стране зарубежные СМИ. Выходец из оппозиции Урбан хорошо подходил на эту роль и должен был символизировать либеральный курс новых властей.
Приступив к новой работе, он сразу же ввел практику проведения еженедельных (обычно проходили по вторникам) пресс-конференций, в которых участвовал сам вместе с другими представителями правительства. На них приглашали как зарубежных, так и польских журналистов. Записи пресс-конференций почти без сокращений транслировались и по польскому телевидению, что сделало их одним из главных инструментов госпропаганды в 1980-е.
«Урбан знал, что западные журналисты, особенно американцы, должны транслировать позиции всех сторон, в том числе его, — рассказывал Польскому радио Кшиштоф Бобиньский, варшавский корреспондент Financial Times с 1976 года. — Таким образом он получал доступ к общественному мнению на Западе».
«Наибольшая часть общества понимает, что это была необходимая мера и что это было сделано… военное положение было введено и функционирует в его интересах», — говорил Урбан на одной из своих первых пресс-конференций после введения военного положения. Последующие события и сделали его одним из самых известных и в то же время ненавидимых людей в Польше.
Гибель юного поэта — и ее оправдание
12 мая 1983 года патруль ЗОМО задержал на Замковой площади Варшавы пятерых подростков, которые отмечали сданный финальный экзамен в школе. В эти же дни в стране проходили масштабные протесты, однако юноши, скорее всего, к ним не имели отношения. От молодых людей потребовали показать документы. Четверо это сделали, еще у одного — Гжегожа Пшемыка — их с собой не было. Парню приказали следовать в отдел милиции, а когда тот отказался, его ударили дубинкой и силой усадили в автозак. Трое побежали к родителям задержанного за документами, еще один — Цезарий Филозоф — тоже сел в автозак, чтобы не бросать друга.
Как станет известно позднее, в отделе Пшемык после того, как его ударили с фразой «Научим тебя носить документы», попытался спорить с милиционерами. Он заявил, что не обязан иметь документы при себе (военное положение действительно было приостановлено еще в декабре 1982-го). В ответ милиционеры разъярились и начали втроем жестоко его избивать. Известной стала фраза, которую кричал коллегам один из них: «[Бейте,] чтобы не было следов!»
Пшемыку нанесли около 50 ударов, и когда один из приятелей прибежал в участок с его документами, тот уже не мог стоять на ногах. Милиционеры вызвали скорую и заявили, что парень наркоман. Сами медики предположили, что он симулирует психическое расстройство, чтобы вырваться из комиссариата милиции, — и забрали его с собой. В больнице подростка, который не мог передвигаться сам, обследовал психиатр. Он заявил, что парня нужно перевезти в психиатрическую клинику. Но в этот момент приехала мать Гжегожа Барбара Садовская, которая, не увидев на сыне следов избиения, решила забрать его домой.
На следующий день состояние Пшемыка ухудшилось настолько, что его мать вызвала скорую. Знакомая доктор, пришедшая к семье домой, диагностировала у него признаки внутреннего кровотечения. В больнице диагноз подтвердился — врачи констатировали множественные травмы внутренних органов. В 13 часов того же дня Гжегож Пшемык скончался, не дожив несколько дней до своего 19-летия.
Похороны парня на варшавском кладбище «Повонзки» и превратились в огромную политическую манифестацию. Дело в том, что Барбара Садовская была известным деятелем оппозиции, в их квартире еще со второй половины шестидесятых собирались известные представители интеллигенции, несогласные с властями. Женщину не раз привлекали к ответственности за ввоз в Польшу запрещенной литературы. Она также состояла в комитете помощи политзаключенным. Сам Гжегож учился в одной из самых оппозиционных школ Варшавы, ученики которой присоединялись к страйкам «Солидарности», организовали в заведении самоуправление, ходили на манифестации. Парень интересовался андеграундной музыкой и писал стихи — один из них настолько поразил Папу Римского Иоанна Павла II, что тот даже просил уточнить, действительно ли это написал подросток.
Несмотря на такой фон, можно предположить, что убийство Пшемыка не было спланировано и стало результатом обычной для того времени милицейской вседозволенности (хотя Барбара Садовская утверждала, что ей неоднократно угрожали гибелью сына). И все же власти сразу же постарались снять всю ответственность с Министерства внутренних дел. Одним из главных обелителей произошедшего стал Ежи Урбан.
Протесты польской и мировой общественности Урбан и другие представители пропаганды называли «созданием политического капитала на случайном несчастье», Гжегожа Пшемыка изображали «неуравновешенным парнем, склонным к агрессии и драке», Барбару Садовскую — «алкоголичкой», Цезария Филозофа — «наркоманом и социальным маргиналом».
«Характер повреждений, полученных Пшемыком, был таков, что ни мать, ни врач не могли определить причину их появления. Разрыв кишечника мог быть результатом толчка в бок, потасовки или мог появиться от удара дубинкой. То есть это было абсолютно неумышленное причинение вреда», — писал Урбан в одной их своих статей.
«Эксперты выдадут заключение о причинах смерти Пшемыка, — рассказывал он же на очередной пресс-конференции. — А также, возможно, о механизме получения им травм. Кроме того, что важно, оценят правильность лечения. Ответят также на вопрос, спасла ли бы срочная правильная помощь жизнь Пшемыка».
Эти слова оказались зловещими для медиков, которым не повезло приехать в комиссариат милиции вечером 12 мая. В актах следствия сохранилась пометка министра внутренних дел Чеслава Кищака: «Должна быть только одна версия — санитары». С этого началось так называемое дело скорой, в рамках расследования которого в гибели парня обвинили медиков — якобы парня избили именно они. В итоге два медицинских работника, приехавшие в тот день за парнем в отделение милиции, получили 2,5 и 1,5 года лишения свободы (но вскоре были амнистированы).
В 1984 году милиционеры, фигурировавшие в деле, получили премии. В сопровождающем письме говорилось, что «приговор суда стал не только моральным удовлетворением для обвиняемых сотрудников милиции, но и в то же время возмещением ущерба для всех сотрудников нашего министерства, на которых напали без разбора. Это была своего рода реабилитация нашего аппарата в глазах общества».
Барбара Садовская умерла от рака легких спустя два года после гибели сына. Приговор по делу Пшемыка начали пересматривать в 1989 году, однако наказания никто из реально причастных к убийству милиционеров не понес (следствию даже не удалось установить имени одного из них). Один из принимавших участие в избиении мужчин все же получил два года лишения свободы, но не отсидел ни дня, так как медицинская экспертиза признала его больным. Позднее дело множество раз пересматривалось (обвинения выдвигались даже Кищаку), однако из-за срока давности и других причин все это ни к чему не привело.
На похоронах Пшемыка рядом с Барбарой Садовской стоял известный ксендз Ежи Попелушко — с ним будет связана другая громкая история той эпохи.
Самое известное политическое убийство 1980-х
Ксендза Ежи Попелушко, родившегося в семье живших на Подляшье белорусов, называли капелланом варшавской «Солидарности». Он приходил к бастовавшим на заводах рабочим, проводил службы за Отчизну — собрания верующих, на которых звучала критика коммунистического строя и образа жизни. Мессы Попелушко приобрели огромную популярность, так как оставались редкой возможностью для оппозиционно настроенных поляков проводить публичные собрания. Еще большей проблемой для властей было то, что службы ксендза транслировало «Радио Свобода» — и их могла слушать вся страна.
Власти пытались решить проблему с непокорным ксендзом — известно, что на этом в том числе настаивали в переговорах спецслужб представители СССР. Попелушко попыталась завербовать Служба безопасности (аналог КГБ) — однако тот отказал в сотрудничестве. Тогда решили избрать другой путь. Еще летом 1983 года Ярузельский потребовал от Кищака «любым способом заткнуть рот Попелушко». В СБ был создан специальный отдел, занимавшийся вопросом нейтрализации ксендза.
Первой попыткой стали допрос и обыск, который устроили в квартире Попелушко в конце 1983 года. Среди прозвучавших обвинений было следующее: «дискредитирующие государственную власть политические высказывания, в частности <…> о том, что власти используют обман, лицемерие и ложь, посредством антидемократического законодательства разрушают человеческое достоинство и лишают общество свободы мысли и действий». Самому ксендзу могло грозить до 10 лет лишения свободы. Во время обыска в квартире Попелушко обнаружили взрывчатку, запрещенный самиздат и другие компрометирующие материалы (позднее станет известно, что их ему подбросили).
Сразу после обыска Ежи Урбан под псевдонимом Михал Островский написал статью «Гарсоньера гражданина Попелушко», которую перепечатывали многие госиздания и даже читали по радио.
«В его квартире найдены тысячи листовок, среди прочего призывающих к уличным демонстрациям, различные пропагандистские материалы, [печатные] матрицы, краски, необходимые для создания запрещенной литературы. А также другие, еще менее религиозные, аксессуары», — писал Урбан. При этом, как утверждали знакомые с ситуацией люди, именно пропагандист был одним из авторов идеи провокации при обыске в квартире и знал, что предметы Попелушко подбросили.
«90% лиц, у которых милиция находит какие-либо улики незаконных действий или планов, сразу говорят, что не знают, откуда эти вещи у них взялись. Так же стереотипно отреагировал ксендз Попелушко», — утверждал Урбан.
Под арестом Попелушко был всего один день — помогло вмешательство церкви, которая заступилась за капеллана. А само дело к августу 1984 года развалилось. Однако от нападок пропаганды это его не избавило. В сентябре 1984 года в одном из популярных польских изданий появилась очередная статья Урбана под уже известным нам псевдонимом Ян Рем — она носила заголовок «Сеансы ненависти».
«В костеле ксендза Попелушко организуются сеансы ненависти (отсылка к роману „1984“ Джорджа Оруэлла. — Прим ред.), — писал Урбан. — Спикер произносит только несколько предложений, лишенных определенного смысла или информационной ценности. Он исключительно управляет коллективными эмоциями. <…> Сторонники фанатичного ксендза Ежи Попелушко не хотят аргументов, разговора, дискуссии, не хотят узнавать, дискутировать, разбираться и приходить к какому-то убеждению. Речь исключительно о коллективном взрыве эмоций. А потому ксендз Ежи Попелушко является организатором сессий политического бешенства».
Статья была наполнена множеством других нападок на ксендза и католическую церковь в целом и вызвала крайне негативную реакцию в оппозиционно настроенной части польского общества. На нее ответил и сам Попелушко во время одной из своих месс.
«Господин Ян Рем, хотя все мы знаем, кто трусливо прикрывается этим псевдонимом, позволил себе безнаказанно и крайне примитивным образом плюнуть в тысячи людей, собравшихся с уважением помолиться за Отчизну. Я бы не высказывался, если бы этот пасквиль касался только меня лично. Я руководствуюсь принципом, что меня никто не может обидеть, но считаю своим долгом высказаться, когда кто-то оскорбляет церковную общину и вступает в сферу таинства Церкви в грязной обуви. Одно только название литургии Святой Мессы — цитирую: „сеанс ненависти“ (когда мы постоянно говорим даже о любви к неприятелям, таким как господин Рем), „сеанс политического бешенства“, „черная месса и коллективная истерия“ — доказывает, что автор пасквиля ревностный слуга сатаны, отца ненависти».
А спустя месяц после публикации этой статьи, 19 октября 1984 года, Попелушко исчез. В произошедшем сразу же начали обвинять польские власти, однако те отрицали любую причастность к произошедшему.
«Продолжаются интенсивные поиски ксендза Ежи Попелушко, — рассказывал на одной из традиционных пресс-конференций Урбан. — <…> Все причастные [к исчезновению] будут найдены, наказаны, это политическая провокация. <…> Власти польского государства не имеют ничего общего с этим исчезновением. <…> Дело об исчезновении, а также поиск [Попелушко] контролирует лично министр внутренних дел, генерал Чеслав Кищак. Нам чужды и противны такие методы, как похищения людей».
Спустя 11 дней, 30 октября, тело ксендза было найдено в Висле неподалеку от Влоцлавека — города в 130 км от Варшавы. К его ногам был привязан мешок с камнями, а руки связаны таким образом, чтобы попытки освободиться затягивали петлю на шее. Во время паталогоанатомического исследования на теле были найдены следы пыток.
Еще до того, как тело Попелушко было найдено, власти арестовали исполнителей — ими оказались четверо сотрудников Службы безопасности. Также был задержан их руководитель. Считается, что таким образом Ярузельский и Кищак пытались «отмыться» от убийства и создать иллюзию своей справедливости.
«Мы получаем многочисленные сигналы, в том числе от верующих, говорящие о доверии к правительству и действиям Министерства внутренних дел и прокуратуры в связи со смертью Ежи Попелушко, — заверял Урбан во время конференции. — Это также голоса, которые одобряют оценки, представленные Центральным комитетом Польской объединенной рабочей партии в ее заявлении по этому поводу».
Тогда же следствию стало известно о существовании группы по «нейтрализации» Попелушко, которая существовала в СБ. Как оказалось, убить ксендза пытались и раньше — например, еще 13 октября в его автомобиль на пути из Гданьска бросили булыжник, чтобы остановить, — однако водитель сумел уйти от погони.
Но 19 октября план сработал: спецслужбисты остановили машину на пути из Быдгоща в Варшаву, переодевшись в форму дорожной инспекции. Внезапно они напали на Попелушко, заковали в наручники и бросили в багажник автомобиля. Шоферу ксендза удалось сбежать. Затем капеллана «Солидарности» связали и начали двигаться в сторону Варшавы, по дороге несколько раз останавливаясь для избиений. Около полуночи машина подъехала к дамбе во Влоцлавеке — там ксендза вытащили из машины, привязали к нему груз и сбросили в воду. Вероятно, в тот момент Попелушко еще был жив.
Суд назначил исполнителям большие сроки: двое получили по 25 лет, двое других — 15 и 14 лет. Но имя человека, от которого исходил приказ об операции, так и осталось неизвестным. Позднее дело множество раз пересматривалось, однако настоящие имена организаторов, если они были, остаются тайной. В 2015 году католическая церковь признала Попелушко святым.
На похоронах ксендза в Варшаве 3 ноября 1984 года присутствовало от 250 до 500 тысяч человек.
Круглый стол, 90-е и интернет
Две рассказанные выше истории убийств — далеко не единственные эпизоды, в причастности к которым обвиняли Урбана. Так, в интервью западным медиа он отрицал, что в Польше существуют гонения гомосексуалов, — хотя позднее оказалось, что в стране проводилась целая акция «Гиацинт», во время которой власти собирали компрометирующую информацию на геев (создавались так называемые розовые папки). Позднее ее могли использовать для давления на активистов оппозиции и шантажа с целью заставить их сотрудничать со спецслужбами. Он же руководил работой отдельных журналистов по созданию дискредитирующих материалов об оппозиционерах и священниках — например, после странной смерти одного из священнослужителей недалеко от Гданьска попросил корреспондента снять сюжет «о ксендзе, который напился до смерти».
В апреле 1989 года Урбан пошел на повышение — стал членом Совета министров (своеобразным министром без портфеля), а также начал руководить Комитетом радио и телевидения. Но пик его карьеры совпал с началом гибели социалистической Польши. К моменту назначения Урбана уже прошел круглый стол властей и оппозиции, итогом которого стало восстановление регистрации «Солидарности» и участие профсоюза в выборах. Впоследствии это привело к политическому поражению ПОРП и демонтажу социализма в Польше.
В следующем году президентом Польши стал Лех Валенса, власть в стране фактически принадлежала «Солидарности». Казалось, что все главные деятели эпохи социализма понесут ответственность за свои преступления, — однако оппозиция отнеслась к недавним врагам милосердно. Против деятелей ПОРП действительно возбуждалось множество уголовных дел, однако на практике они ни к чему не привели. К примеру, Войцех Ярузельский в последний раз должен был предстать перед судом по делу о введении военного положения в начале 2010-х — но в итоге был освобожден от ответственности ввиду преклонного возраста (ему было 88 лет). Он скончался в 2014 году.
То же самое можно сказать об Урбане — серьезных судов по действиям, связанным с его работой пресс-секретарем правительства в Польше, не было. Лишь несколько раз его вызывали на связанные с делом Попелушко допросы в качестве свидетеля. В 1989 году он даже пытался избраться в Сейм, но проиграл на своем участке кандидату от «Солидарности». Позднее стал активистом социалистического движения, что не помешало ему отлично вписаться в реалии капитализма.
В начале 1990-х он издал книгу «Алфавит Урбана» (в ней пропагандист иронично высказывался о самых известных польских деятелях того периода), а заработанные с ее продаж 120 тысяч долларов вложил в создание своего издания — сатирического еженедельника Nie. В нем высмеиваются правые политики, церковь и капитализм. Правда, форма самого издания оказалась достаточно «желтой» — в ней публикуются грубые карикатуры на различных деятелей (нередко с аллюзиями на гениталии — из-за этого на журнал подавали в суд за распространение порнографии), фотожабы, используются громкие заголовки на грани с оскорблениями. Так, Папу Римского Иоанна Павла II на страницах издания называли «Брежневым Ватикана», «живым трупом» и «пожилым божком». Тем не менее, несмотря на скандальный характер, издание нашло свою аудиторию — в середине 1990-х его тираж превышал 700 тысяч экземпляров.
Позднее популярность издания стала падать, однако Урбан нашел для себя новую площадку — интернет. Особую популярность ему принес YouTube, где бывший пропагандист вел канал своего еженедельника и размещал там видео сатирического характера, речь о которых шла в начале этого текста. Отдельные ролики приносили ему широкую известность, а сам Урбан был достаточно популярен у польской молодежи — это видно и из комментариев под видео.
В то же время бывший пропагандист оставался интересен другим медиа — его часто звали на телевизионные шоу. Последние, правда, нередко заканчивались скандалами. Так, в 2015 году он пришел на эфир одной из программ в сутане епископа, а в процессе разговора со множеством неоднозначных шуток курил сигарету. После эфира на передачу пожаловались зрители, из-за чего шоу на некоторое время сняли с эфира, а директора канала отстранили.
В других передачах он нередко сквернословил — например, на вопрос журналистки о том, должен ли Ярузельский быть похоронен за государственный счет и с воинскими почестями, Урбан ответил «А мне нас***ь».
Любопытно также, что Урбан поддерживал общение с некоторыми деятелями «Солидарности» — например, главным редактором «Газеты Выборчей» Адамом Михником. Он продолжал критиковать польских националистов — например, за требования о признании расстрела польских офицеров НКВД в Катыни геноцидом. Давал интервью российским пропагандистским медиа, в которых называл события в Украине в 2013−14 годах переворотом и выступал против европейских санкций за аннексию Крыма.
На вопросы о его деятельности в эпоху социализма Урбан чаще всего отшучивался и странно иронизировал — в частности, называл себя убийцей Попелушко: «Так ведь я вместе с Петровским (одним из сотрудников Службы безопасности, убивших ксендза. — Прим. ред.) убивал этого Попелушко. В газетах так пишут. [На самом деле] я не люблю физический труд, но призывал к этому».
Все это позволило ему вести достаточно богатый образ жизни. В 2004 году, по версии еженедельника Wprost, Урбан занял 98-е место в списке 100 самых богатых поляков — с состоянием в размере 120 миллионов злотых (примерно 32 миллиона долларов по курсу того времени). В 2021 году ему принадлежала большая вилла с бассейном, множество автомобилей, а компания-издатель его еженедельника Nie продолжала приносить прибыль в размере 3,6 миллиона злотых в год (около миллиона долларов).
Ежи Урбан скончался в октябре 2022 года. Его похоронили в Варшаве на кладбище «Повонзки» — там же, где и Гжегожа Пшемыка. Неподалеку в том же районе находится костел, на территории которого похоронен Ежи Попелушко.
Читайте также
